– Их выгоняют перед убоем, всех на живодерню. А земля… На землю плевать. Большая беда, Реймонд, когда власть над землями получают те, кто эти земли не любит, – неожиданно горько произнес префект.

Приехали они к месту назначения глубокой ночью. Мансен – центр магистрата Сент-Мансен, большой город. Десяток соборов, духовная академия, представительства основных рыцарских орденов, заводы, отделение банка тамплиеров с собственным золотохранилищем. На улицах лежала не брусчатка, а какой-то невиданный для Рея черный материал. Пока ехали по городу, Рей глядел во все глаза на закрытые магазины с яркими витринами, на легковушки у домов, милицейские патрули с мигалками, на женщин в платках, спешащих по тротуару в этот поздний час. Для Калиста это словно другая планета, даже гужевому транспорту был запрещен въезд в центр Мансена. Никогда еще Рей не забирался так далеко от дома, самая дальняя для него поездка была в пятьдесят километров от деревни, в монастырь Сан-Себастьян на Пасху несколько лет назад.

Префект подрулил к кирпичному зданию с фальшивыми колоннами и решетками на окнах, наверняка какое-то государственное учреждение. Встречать их вышли два милиционера. Первым зашел в здание префект с папкой документов, следом Рей со своим мешком, позади милиционеры. Префект передал документы на Калиста заспанному дежурному.

– Все, парень, дальше ты сам. А мне в гостиницу пора. Удачи.

Милиционеры быстро обыскали, провели Рея по коридору и втолкнули в какой-то зал. Изначально это явно было место для заседаний, но теперь оставшиеся стулья занимали спящие люди, кто просто в скромной одежде, а кто в тряпье. Электрическая люстра под потолком еле светила. Стульев было мало, в основном пол устилали соломенные матрасы. Слева от захлопнувшейся за Реймондом двери лежала груда таких матрасов, но свободного места на полу, чтобы расположиться, Калист не видел.

– Эй, парень, новенький, – от группки играющих при свече в карты мужиков отделился верзила, – что принес? Книги есть? Пару страниц вырвешь на самокрут, а мы тебе – кусок табачной плитки, идет? Чем от тебя тащит, тухлятиной?! Да тебя нельзя пускать сюда такого вонючего! А ну давай золотой, или вон дверь во двор, хватай тюфяк и выметайся туда.

– Я лучше на дворе посплю, тепло, – Рей не добавил, что от рекрута самого воняло кислятиной.

Парень подхватил верхний матрас и пошел к открытой двери во двор, спотыкаясь об лежащих. Картежник хотел продолжить разговор, но передумал и вернулся к своей компании.

Во дворе было посвободнее, Рей без труда нашел место среди спящих на сыроватом от росы замусоренном газоне. Сквозь забор с улицы падал свет фонарей. Калист расстегнул суму, осмотрел Библию и икону. К счастью, их не задело куриным жиром и соком из апельсинов. Страницы слиплись, но это скорее от того, что Рей давно не открывал Библию. Она была еще детская, с картинками. Ее подарили Реймонду на семилетие. Тогда дела мельника шли не так хорошо, он здорово потратился на подарок сыну в книжной лавке.

Рей отпил глоток из фляги и улегся на матрас. Компот он выпил весь еще в машине, префект разрешил наполнить флягу водой из колодца на подъезде к Мансену. У воды был слабый фруктовый привкус. Привкус уже далекого дома. Рею захотелось плакать. Он вспомнил, сколько у него было планов. Наполнить над костром бычий пузырь горячим воздухом, привязать к нему кота Тома и запустить к облакам. Ну, и на Мэгги Бийон были планы, она выглядела странно притягивающе в последние месяцы. И звезды в небе над Мансеном светили не так ярко, как жаркой ночью над Оакенбоксом. Калист смотрел на звезды и думал, что, может, его забросит служба к одной из них и он больше никогда не захочет вернуться в дом, откуда его так внезапно выгнали. На этой мысли Калист и заснул. е фывлщфыволщзлулщимьуьрпльпцурьу

Три дня еще сидел Рей в правительственном здании. Рекруты все прибывали. Реймонд не разыскал своих односельчан, мобилизованных раннее, их, скорее всего, уже давно определили в какую-то военную часть. Рей расстроился, что не встретил знакомых, хотя в деревне у него не было друзей, только временные сообщники по хулиганским выходкам. Мобилизованных свободно выпускали со двора в одно из крыльев здания. Там был туалет, в нем же приспособили шланг к водопроводному крану и сделали душевую. Для Калиста это уже была роскошь, в его деревню не провели водопровод.

Два раза в день звучал сигнал к построению, рекруты жались у стен, заходили священники и читали молитвы. После милиционеры выкатывали дымящиеся котлы с пшеничной кашей, пресной на вкус. Её выдавали в одноразовой бумажной посуде, Рей хлебал и кривился. Несколько раз он выиграл разные вкусности в карты, еще пару раз своровал еду у спящих, и наконец один хозяин еды проснулся и разбил ему нос. Но Калист еще легко отделался. Ночью один из мужиков вздумал дезертировать. Перелез через высокий забор во дворе с его шипами поверху. Через полчаса милиционеры приволокли беглеца обратно, распухающего от побоев. Еще полдня он угнетал зал своими стонами, пока охрана не решила, что пример достаточно нагляден, и не увела дезертира прочь, и больше его не видели.

Рея вызывали по фамилии, водили на медкомиссию. Стоящая в комнате белая кабинка медицинского сканера напомнила парню одновременно исповедальню и Аппарат Очищения. Вопреки опасениям, больно не было, он постоял в сканере минуту, санитар глянул на экран, кивнул и подшил пару листов распечаток к его делу. Ничего подобного такой сложной технике Рей не видел, даже когда бывал в городском госпитале неподалеку от дома.

Попал Калист и на встречу с инквизицией. Когда он высидел в очереди к кабинету, зашел и увидел на вешалке знакомую каждому шляпу с широкими полями, Рей испугался. Впрочем, сидящий за столом над открытой папкой человечек в белой рубахе и кожаном жилете выглядел как обычный щуплый клерк.

– Присаживайся. И назови себя.

– Рей Калист. Реймонд.

– Носишь Святой Крест на теле, Реймонд?

– Да, серебряный на шее.

– Покажи… Хорошо. Можешь прочитать написанное здесь?

– Господь – отец, Иисус – сын Божий, святая Дева Мария, простите грехи мои и озарите меня благодатью своей. Аминь.

– Читать по-английски умеешь. Осени себя крестом три раза. Сколько раз молишься в день?

– Три… Пять. Но не каждый день. Перед едой – всегда, а на ночь…

– Я понял. Учился в школе?

– Да… Пять классов.

– Какие предметы учил?

– Английский, письмо и чтение, Закон Божий, математика, латынь, «Воля Божия в материи и природе», история Святых Земель.

– Почему только пять классов?

– Один учитель заболел, его увезли в город, он не вернулся. А второй просто однажды уехал.

– Какие из следующих языков знаешь: латынь, баварский, славянский, русский, итальянский, корейский, йоруба?

– Знаю английский и славянский. Латынь… немного.

– Писать и читать по-славянски можешь?

– Нет. Бабка, мать отца, на нем говорила, я только по-английски писать могу.

– Ясно. Как с техникой, нравился предмет «Воля Божья в материи»?

– Нет. Пробовал несколько вещей из журнала «Созидатель» по чертежам собрать, скучно.

– У меня есть информация, однажды ты сам создал дымный порох. И систему из блоков и противовесов, чтобы облить навозом из ведра соседских мальчишек. Было дело?

– Да… – Рей поразился. Это же детские шалости. И ведь кто-то написал донос в инквизицию, при том, что половина Оакенбокса была неграмотной.

– Ну, значит, к технике есть интерес, только не к созидательной. Посмотри на этот рисунок. Что чувствуешь?

– Какие-то линии. Но они мне не нравятся.

– Знаешь, что они означают?

– Нет.

– Видел раньше?

– Нет… хотя… видел похожее. Вырезанное на дереве в роще. Потом инквизиция приезжала, искали кого-то.

– Понял. Последний вопрос. Вот эта бумага… ее нет в твоем официальном деле, и если ты будешь выполнять приказы, ее там и не будет. Здесь сказано, несколько дней назад тебя поймали на домогательстве к девушке. Что скажешь про этот случай?