Праздник для народа Лагарты, что он показал жестокому полицейскому государству свой гнев, сменился действительностью. После уничтожения крупного промышленного и культурного центра колонии, города Коразон, экономика рухнула вниз. Банкротились местные компании, а инопланетные не спешили открывать бизнес, ведь раньше все взяточники были известны и посчитаны, а в воцарившемся хаосе стало невозможно что-либо планировать. Единственные сферы, где остались деньги: наркоторговля – для храбрых и сельское хозяйство в теплых провинциях – это для честных. Люди были разочарованы, не верили больше в возможность единого народа все изменить к лучшему, больше не было многотысячных митингов. А вот озлобленность и насилие, как метод, остались актуальными. Причем злоба теперь выплескивалась на соседей. Искали новые поводы для вражды: кто каким богам приносит жертвы, чьи предки из Мексики, чьи из Колумбии, а кого вообще подобрали, когда колониальный звездолет совершил предстартовую остановку в Центральной Африке.

Парализованная реформами полиция перестала вообще выполнять свои изначальные функции, распалась на множество продажных групп, участвующих в беспорядочном вареве из рэкета, обид и мести.

Смешно или грустно, но молодежь так и не получила то, из-за чего изначально затеяла бунт. Легализация легких наркотиков увязла в болтовне парламента и бюрократии. Мафия вообще не планировала делать свой основной доход легальным и подотчетным властям. Да, теперь Лагарта была основной колонией по производству и распространению наркотиков для человечества, да, теперь у мафии были целые научные комплексы по разработке новых видов отравы. Но бюджет не получал со всего этого ни копейки. Те, кто отравился или потерял рассудок от некачественных наркотиков, не имели права на помощь со стороны государства, даже центры реабилитации наркоманов почти все позакрывали. Картели победили и теперь пожинали плоды своей победы. Их боссы были настолько богаты, что могли позволить себе купить десяток поместий на каждого, заселить их своими двойниками и слугами, лишь бы самим оставаться в тени. Вопреки пропагандируемому образу наркобарона, как выходца из народа, из бедных низов, храбростью пробившегося к успеху, верхушка «Ацтлана» была закрытой династической организацией с презрением к собственной армии «уличного быдла».

Через полгода после завершения операции в Коразон-дель-Фуэго кортеж генерала Эстебана Ориэмы ехал от военной базы в столицу, на очередное заседание суда по делу о гибели оборонявших университет студентов. На петляющем между скал участке дороги кортеж обстреляли. Били точно, профессионально, по лимузину генерала, из портативных ракетометов «Панзеркнаке», сделанных на планете Эверштайн. Две ракеты опрокинули и подожгли автомобиль. Убийцы скрылись в ущельях. Погибли все, кто был в лимузине: генерал Ориэма, его заместитель, адвокат, начальник штаба и водитель.

Поговаривали, будто генерал сам отдал приказ так себя убить и его товарищи тоже пошли на смерть, устав от судилища. Но Иван в это не верил. Ориэма на всех заседаниях упорно отстаивал свою невиновность и невиновность своих подчиненных. Скорее всего, он не знал, когда умрет. Как и стоявшие насмерть боевики «Ацтлана» в Коразоне, скорее всего, не знали, что из их борьбы и гибели просто сделают еще одну ступень на пути к власти. Однако, что правда, в последние дни своей жизни, когда Ориэма попадал в поле зрения камер, он выглядел изможденным и не желающим быть в этой Вселенной.

Аркаим, сейчас.

Иван еще долго расхаживал по музею, вспоминал былое, смотрел на экспонаты и вполуха слушал болтовню сторожа Кирилла Ярославовича. В музее хранилось множество интересных вещей, вроде колокола, снятого с доминиканского космического корабля. Когда христианских фундаменталистов гнали с нынешних планет Конгресса, иногда звездолеты ненадолго садились на враждебных колониях и начинали звонить в огромные колокола, призывая людей следовать за ними. Некоторые и правда бросали дома и навсегда улетали вместе с крестоносцами. Колокола играли и практическую роль, например, на Владимире с его вечной ночью они указывали дорогу к стоящим в темной глуши звездолетам.

В целом же экспозиция музея была не слишком логично организована, многие экспонаты не снабдили подписями. Фомину показалось, что само функционирование музея было просто для отчета: «Правительство закрыло собор, но зато теперь там Музей Христианства».

Перед уходом Ивана сторож показал ему записи камер наблюдения в ночь, когда грабили музей. Точнее, показал, как камеры одна за одной переставали работать. Все, что удалось разглядеть, – двух человек в черном, идущих по снегу вдоль стены собора. Лица их были под масками, никаких примет. Утром уже нашли следы от посадки и взлета летающего грузового автомобиля неподалеку, но модель этой машины была очень распространена, поиски пока не принесли результатов.

Последней в ночь ограбления отключилась камера, снимающая вход и место для сторожа. Вопреки собственным уверениям, Кирилл Ярославович хорошо отвлекся в тот вечер от выполнения своих обязанностей. На записи было видно, как он увлеченно играл на коммуникаторе, прихлебывая что-то из бутылки, даже когда половина камер уже не работала. Сорвался он с места и выбежал в зал, только когда услышал звон разбивающегося витража.

Попрощавшись со сторожем, журналист побрел через парк и по улицам к оставленной машине. По пути он задумался. Ограбление было странное, зачем-то разбили витраж, но совершено умело, не похоже на религиозный погром. И главный редактор Литейщиков наверняка видел предварительные материалы. Зачем же он все-таки организовал затратную командировку для увлеченного христианством Карпенко?

Иван подходил к стоянке, когда его окликнули. Какой-то человек с желтым лицом, в сером зимнем костюме показался из проулка.

– Иван Фомин? Нужно поговорить.

Не успел журналист и глазом моргнуть, как его левую ногу, руку и бок будто кольнули иглы. Нога подломилась – сработал разряд парализатора. Незнакомец подхватил заваливающегося Ивана и поволок в проход между домами. При этом Фомин чуть не оказался со сломанной ногой, на его ботинках стояла «умная» подошва, обувь моментально вцеплялась в поверхность, если начинала скользить, например на льду. Эта полезная функция приклеила волочащуюся ступню к земле, а похититель пару раз дернул ошеломленного Ивана так, что в голени что-то хрустнуло. К счастью для ноги, незнакомец все понял, оторвал Ивана от мостовой и, по сути, внес его в проулок, демонстрируя немалую физическую силу.

В глубине проулка среди сумерек и капель воды с крыши тихо работал двигатель небольшого желтого флаера старой модели. У раскрытой двери стоял еще один человек в серой куртке, другой спокойно выложил руки на панель управления машины и ждал. Похититель опер Ивана о стену дома и поддерживал его за воротник, не давая упасть.

– Не советую кричать и звать на помощь, у нас все равно будет время причинить вам вред, – говорил похититель на русском хорошо, но со странным механическим произношением, будто выучил язык под гипнозом.

– Я извиняюсь за некоторую грубость при встрече. Вы ведь прилетели сегодня для репортажа про ограбление собора?

– Да, а вы кто?!

– Кто я, этот вопрос должен занимать вас в последнюю очередь. Для вас более важно, как купить билет на корабль и скорее улететь с этой планеты.

– А кто мою работу сделает? Кто найдет пропавшего…

– Юрий… Мы его тоже предупреждали… Вы верите в Бога?

– Я потерял за сегодня счет, сколько раз меня спрашивали про Бога, – Иван срывался в истерику, – что за набожная колония?! Нет, не верю я в Бога. Верю в Большой взрыв, теорию относительности и исключения из нее в аксемном состоянии! Не понимаю, но верю, что это правда!

– Я вас понял, успокойтесь. Даже если вы человек неверующий, хочу вам сказать, вы стали участником гнусной авантюры, которая может иметь последствия для всех христиан… Нет, для всех, кто хочет жить честно и по заповедям, а это не только христиане. Надеюсь, вы согласились на эту работу неосознанно, она не для порядочных людей.