Каждое утро домов становилось меньше, будто бы в опускающейся темноте их крали чужие звезды; и они уходили тихо: так тихо меркнут чужие звезды при наступлении Одной.

Голоса Долины становились тише, она пустела, и в незаполненном воздухе поселился страх. Страх бродил по Долине и закрадывается в песни больших трав, ложится под великое покрывало, и эти песни слышали уши; и эти песни убивали голоса.

И вот уже на общем сборе она держала другие руки и видела другие лица, и каждую ночь чужие звезды опустошали Долину.

Она обращала свой голос в наружную сферу, красную, как ее боль, кричала: "Вчера мои глаза снова видели, как провалилась земля, и там, где она была, стало глубокое ущелье. Я крикнула этому ущелью, и оно сплюнуло мой голос обратно; покусало по краям. Все говорит: здесь скоро не будет глаз и не будет земли. Что у нее не осталось сил защищать нас. А у нас их нет. Все говорит: год 4543004718 станет последним для нашего мира. Пусть меня услышат в другом".

Земля

Наверное, подобным образом чувствовал себя апостол Андрей (ведь так его звали, так? - думает Ра, натыкаясь на угол стола, опрокидывая чашку и кипы листов. Он даже бросает быстрый взгляд на трехтомную энциклопедию религий, чтобы проверить, но тут же приходит в себя). Прижимается к прохладной стене и замирает, изучая пространство своего триумфа. Стена не расступается перед ним. Стоит как стояла.

Вокруг, под ногами и над головой та же комната: горы книг всевозможных тематик, какие насмешливо, а иные и страстно демонстрируют языки разноцветных закладок, где-то лежат схемы, графики, диаграммы, грязная тарелка (давно бы ее помыть), снимки планет, удлинитель из сарая, с потолка уже не первый месяц свисает клейкая лента с мухами и над всем этим -- страшная, густая, как пелена, свалившаяся с глаз -- тишь. Она не расступается и не опадает под гнетущей торжественностью момента, напротив, вроде бы назло, становится только сильнее. В доме ни шороха.

В тишине живет Бог, и так неловко оставаться с Ним один на один в этой комнате. Ра привычно тянется к пульту, но не включает телевизор. Пускай Он побудет здесь еще немного: для разнообразия. Оправляется, осторожно, как в гостях, присаживается на край дивана.

Доказательства. Да. Нужны доказательства. Вскочил. Поволок к столу упирающийся дребезжащей ножкой табурет, навалился сверху. Стихло.

"Почем вам знать, что это -- сигнал?", - трещал в голове голосок какого-то сварливого старичка. "Я просто знаю", - отрезал Ра, - следующий вопрос. "Как Вы можете доказать внеземную природу сигнала?" - зазвучал уверенный бас. Стоя за воображаемой кафедрой, Ра отвечал ему тоном проповедника: Прислушайтесь к сердцу своему -- и там вы найдете истину. Отвечал - и сам же начинал смеяться над собой. Бас стихал, кафедра таяла в воображении, но доказательств не было: верифицируемых по Попперу и сочувствующим, основательных, словом, тех, которых ждали именитые обладатели безымянных голосов в его сознании.

Ра выключает свет и ложится на диван.

"Как тебе вообще взбрело, что источник сигнала -- планета?!", - надсадно, и будто бы о чем-то другом, пищала дама (будто бы знакомая).

Как три десятка школьников, поочередно выпаливающих у доски до бессмыслицы заученное стихотворение, голоса и крики, каждый по-своему, тараторили у него в мозгу. Ра блаженно улыбался и, отгородившись от них, как молитву разучивал белый стих единственного известного ему смысла "Я знаю. Я просто знаю".

Голоса запнулись: как будто бы забылись на полу-слоге вызубренные слова. Развеселенный чем-то на кончиках своих пальцев, Ра рассмеялся в голос.

На утро, выбросив в мусорное ведро все купленные маски, он сел в электричку. Поезд ритмично стучал колесами, сквозь окна дул ветер, на небе - ни облака и видно полумесяц, несвоевременно повисший над горизонтом. Где-то там, за тем, что казалось небом и казалось голубым, были солнца, которые представлялись звездами. Он несколько раз проговорил все про себя, так, как скажет это сейчас.

* * *

- Через час зайдите, пожалуйста, - не поднимая головы бросает в приоткрытую дверь директор, как если бы повелевал "Сим-сим, закройся". В кабинете пахнет затянувшимся разговором, нота сердца: мужской пот.

Сим-сим не закрывается: наверное, заело что-то в механизме.

- Позже! - повторяет властный Али-баба технологической эры и возвращается к разговору.

- Еще через час? - стоптанный ботинок Ра оказывается внутри кабинета.

- Сверхсрочное? - директор сосредоточенно глядит из-под очков. В приемной в очередной раз звонит телефон. Взвинченный, выходит из пещеры и кричит в трубку:

- Его нет. Через час перезвоните, - и уже к Ра, - Что стряслось? - прячет руки в карманах.

- Юрий Рац. Думаю, будет лучше, если мы поговорим тет-а-тет.

- Тет-а-тет, - повторяет директор как-то менторски, с акцентом знатока этимологии и, поразмыслив несколько секунд, прикрывает дверь кабинета, - Ну, что случилось? - тихонько спрашивает под телефонную трель.

- Мне известно, что у аномального явления, наблюдаемого сейчас повсеместно, внеземная природа, и я обнаружил его источник, - так же тихо отвечает Ра.

Директор заморгал сначала с самым искренним, затем с каким-то наигранным удивлением, но отвечал уже в ярости:

- Какого такого явления? Вы что, с ума сошли? Идите отсюда, и чтобы я вас больше не видел... - помолчал, сердито мигая. - Возьмите отпуск на пару недель, проветрите мозг, - крикнул, приоткрыл дверь кабинета и попятился назад.

- Стойте! - ботинок Ра снова проталкивается вперед, - Вы ведь знаете, что я прав! Вы ведь тоже этому подвержены. Я видел Ваши руки, и эти ваши руки (хотел сказать "изуродованные", удержался). Вы знаете, что это правда!

- Немедленно вон отсюда! - кричит директор, но заклинания больше на работают, и сидящие в пещере Сим-Сим разбойники внимательно слушают речь Ра.

- ...и Вы не больны, это просто сигнал из Космоса. Нам просто пока непонятна его природа, но мы уже знаем источник, и хоть это и звучит безумно...

- Идите, - говорит он негромко, и продолжает, лишь убедившись, что Ра замолк и теперь все (включая сорок разбойников) слышат только его голос, - идите: провертите мозг. Еще одно слово -- и завтра утром вместо зеленых человечков вы будете искать новую работу. Дверь захлопнулась.

Непрестанно звонил телефон в приемной. В оставленной на столе кружке секретарши кофе уже на пару сантиметров утек ниже уровня черного ободка ватерлинии: болеет. Оставшись один, Ра забрался в секретарское кресло, расслабил стесняющий галстук. Он просидел так несколько минут, вслушиваясь не то в сигнал из космоса, не то в урчание кулера за стеной. Затем скрупулезно разложил на столе схемы, графики и фотоснимки. И только убедившись в том, что они находятся в идеальном порядке, встал и ушел. В пустом коридоре ни души: время обеда еще не настало, и потому никто не видит странную улыбку пьяного проповедника на его лице.

Через полтора часа с небольшим из кабинета потянулись люди. Директор вышел последним, выкрикнул что-то нечленораздельное в телефонную трубку, рассеянно оглядел стол. Три снимка, пара графиков, затесавшихся между кипой документов на подпись -- больше ничего. В воображении нарисовался странный, возможно, безумный парень, который глядит так, будто в заднем кармане брюк у него запрятана формула лекарства от рака или по крайней мере ответ на вопрос о том, как уложиться в сроки по треклятому госзаказу. Он садится к столу и внимательно изучает графики, но не видит в них ничего особенного, только усиливается привычная уже головная боль. Директор смотрит на часы, встает и неторопливо бредет в буфет.