— Пойдем-ка на склад, — скомандовал вдруг Мога.

Трестиоарэ вызвал заведующую. Это была женщина лет тридцати пяти, хорошо сложенная, смугленькая, в синем халатике, с чуть подкрашенными губами, с маникюром. К Трестиоарэ она подошла неспешно, слегка покачивая бедрами, в то время как ее взор, довольно смелый, скользнул от Софроняну к Моге и от Моги к Рэдукану, после чего, возвратившись к Моге, продолжал его изучать — не слишком явно, но настойчиво.

— Слушаю, — сказала женщина, одарив наконец и директора своим вниманием.

— Открой склад. Генеральный директор товарищ Мога желает осмотреть наше достояние.

Женщина открыла тяжелую дверь, отступила, пропуская Могу, но остановилась у косяка, так что Максиму не удалось пройти, не коснувшись ее выпуклой груди. Много разного и всякого было на этом складе, и все содержалось в нем в самом полном порядке. Моге это понравилось. «Эта завскладом, видимо, хорошая хозяйка», — подумал он. Банки с краской, поставленные друг на друга пирамидой, бочка олифы и две бочки с белилами стояли как раз в центральном отделении склада.

— Черт возьми! — воскликнул Рэдукану, увидев столько краски, — ты же клялся, Аксентий Аксентьевич, что нет у тебя ни грамма, когда я просил одолжить на ремонт школы. Если бы Томша не вмешался, наши парты остались бы невыкрашенными.

— Надо было спросить меня, Алексей Романович, — подала голос заведующая складом — в первый раз после приезда гостей. — Нашлось бы что-нибудь из запаса.

Трестиоарэ пронзил ее взглядом, но женщина не обратила на него ни малейшего внимания. Было видно, что хозяйка здесь — она.

— Не дам больше никому ни веревочки, — уперся он. — Одолжил Станчу трубы — и вот все шишки на меня!

Но в одном из отделений показалось немалое количество аккуратно сложенных новеньких труб. Рядом с ними стоял комплект мебели. Максим Мога вопросительно посмотрел на директора.

— Собираюсь все обновить кабинет, — отозвался тот, — да вынужден откладывать, старая-то служит еще исправно. — И продолжал перечисление: — Матрацы? Держу их для студентов. Мы поселим их в Доме культуры. Электромоторы? Это у нас резерв на случай выхода из строя какого-либо из действующих. Ковер? Лежит здесь уже три года. Куплен тоже для кабинета, да жалко было положить, чтобы его топтали ногами.

Одно из отделений было плотно заставлено стеклянными бутылями, из которых многие в пластмассовом оплетении, ящиками всех размеров, мешками с цементом, железными скобами. Софроняну опять вздыбился:

— Ну вот, Аксентий Аксентьевич, стены на заводе облезли, полы — в выбоинах, а вы хороните без толку на складе цемент! Полежит здесь еще — и придется его выбрасывать, цемент приходит в негодность. Какой же вы после этого хозяин?

— Не будь я хозяином, не было бы у меня этого всего! — не без гордости отвечал Трестиоарэ, широко раздвигая руки: глядите, мол, какие здесь собраны богатства!

— Это не значит быть хозяином, Аксентий Аксентьевич, — осадил его Мога. — Ковер у вас сгниет, мебель покорежится. В разгар виноделия лопнет пара труб изношенных — и будут большие убытки, тогда как новые пылятся на складе! Кто у вас занимается чисто хозяйственными делами? — спросил Максим. — То есть ремонтом, снабжением? — уточнил он.

Трестиоарэ кивнул на заведующую складом.

— Анджелика Степановна.

— Завод вот-вот рассыпется, а вы строите из себя Плюшкина. Кому нужна такая экономия! Через три дня состоится заседание совета директоров. Ваш, Аксентий Аксентьевич, доклад среди первых. Доложите ясно и четко, что будет к тому времени сделано для ликвидации недостатков, которые мы обнаружили сегодня.

— За три дня? — Трестиоарэ в недоумении выпучил глаза. — Всего за три дня? — повторил он, словно не веря ушам.

— За три дня и три ночи, — жестко подчеркнул Мога. — И еще советую назначить кого-нибудь из строителей, чтобы он постоянно заботился о состоянии завода, о ремонте. — Уже садясь в машину, Мога с улыбкой добавил: — А диванчик тот, в углу, лучше бы вынести. Хочешь — не хочешь, может вызвать кривотолки.

Трестиоарэ покраснел и торопливо кивнул: понятно.

Трудно было поверить, как замечает, как вникает во все Максим Мога! Можно было подумать, что этот человек поддерживает постоянный, незримый контакт не только с людьми, с их мыслями и чувствами, но также с предметами, которые их окружают, и эти предметы оказавшись в черте восприятия Моги, обретают вдруг сами жизнь.

Истинный гений зла! Можно ли такого хоть как-нибудь задобрить? Ценою каких приношений?

Трестиоарэ возвратился на склад раздосадованный, полный возмущения. Анджелика сидела на диване, распахнутые полы халатика приоткрывали ее ноги. Женщина с аппетитом ела крупный персик, свежий сок блестел на ее губах. Может, пожертвовать этой одалиской — посмотрите на нее, сидит себе на диване и ждет, как на алтаре! Трестиоарэ тут еще сильнее взъярился на Могу: ишь ты, диван ему помешал! Когда ему случается чересчур устать от трудов, Трестиоарэ иногда берет у Анджелики ключи, приходит сюда и, растянувшись на диване, предается недолгому законному отдыху. И только. На том же диване, особенно в жару, отдыхает порой и Анджелика — здесь всегда стоит приятная прохлада. Однажды он пытался даже к ней подкатиться — Трестиоарэ был немного на взводе, но она дала ему по рукам, пригрозив, что расскажет обо всем жене. С тех пор он на это больше не решался, хотя Анджелика, не очень того скрывая, вела себя с ним вызывающе.

Три года тому назад заведующим складом был ее муж. Но начал пить, и с некоторых пор, когда тот валялся мертвецки пьяным, супруга стала забирать у него ключи и приходила сюда, чтобы выдать необходимые материалы. Затем мужа увезли на лечение. Время от времени он возвращался, но больше двух-трех недель не выдерживал и брался опять за чарку. С другой стороны, когда складом ведала Анджелика, в нем было больше порядка, и Трестиоарэ в конце концов назначил ее на эту должность.

— Прикрой-ка дверь от духоты, — ленивым голосом попросила женщина.

Трестиоарэ повиновался. Послышался короткий щелчок — дверь замкнулась на замок, со двора никто не смог бы уже войти. Но директора это не тревожило. Трестиоарэ думал о тех трех днях, которые могли ознаменовать собою конец его карьеры. С Максимом Могой шутки были плохи, это ему было известно. Кэлиману был на стороне Моги, Карагеорге был на стороне Моги, Станчу был на стороне Моги; и Софроняну, и Рэдукану — все были на его стороне. Еще до вчерашнего, позавчерашнего дня Софроняну и Станчу считали Трестиоарэ другом; кто поддержит его теперь? Кто защитит? Даже Анджелика — и та ему не опора. Может, лучше написать заявление, поискать местечка поспокойнее?

— Присядь, отдохни, — позвала его женщина, указывая рукой место рядом с собой. Трестиоарэ в раздумье уселся.

— Чего от тебя хочет тот медведь? — Чувство опасности у женщин лучше развито, вопрос Анджелики звучал совсем не праздно.

— Мога? Хочет, чтобы за три дня на заводе был полный ажур.

— И все дела? — лицо Анджелики прояснилось. — Не бери в голову. Соберу-ка я свой бабский взвод — и все будет в порядке.

— Требует, чтобы я выбросил этот диван, — продолжал Трестиоарэ.

Анджелика с деланным возмущением всплеснула ладонями.

— Как то есть? Выбросить вон совхозное имущество? Как такое могло ему взбрести?

— Вот так и взбрело. — Трестиоарэ положил руку на горячее плечо женщины, она не стала возражать. — И велел назначить еще одного кладовщика, чтобы тебе стало легче.

Вот она, наконец, опасность, которую Анджелика учуяла с самого начала! Она привыкла уже чувствовать себя здесь полной хозяйкой и не желала еще кого-то, чтобы тот ей мешал. Но на лице женщины это не проявилось ничем. Разве что она будто невольно еще ближе склонилась к директору.

— Как скажете вы, Аксентий Аксентьевич, так и будет! — Анджелика чуть слышно вздохнула и бросила на Трестиоарэ игривый взгляд. — Но диван, пожалуй, лучше оставить. Он совсем еще новый, еще пригодится не раз. — Она еще больше наклонилась к сидевшему рядом кругленькому человечку, который ни разу не пробуждал в ней желания, не тревожил ее во сне, которого не желала и теперь. Это была игра. Зато Мога ей понравился.