— Конечно!

— А до нынешнего года кто тебе их доставал?

— Дело в том, что завод был построен всего пять лет назад. Можно сказать, мы и не использовали его в полной мере; за оборудованием ухаживали, как положено и… и у нас были, кроме того, некоторые запасы. Теперь они уже кончились. Через месяц открываем сезон, в сущности, мы к нему готовы, надо только частично заменить трубы. Когда объединение создавалось, нас заверили, что отныне мы будем избавлены от забот по материальному снабжению. Поэтому я и пришел к тебе, — исчерпывающе изложил свою позицию Станчу, чтобы Моге все было понятно.

— Все это так, — отвечал генеральный директор. — Но тебе также известно, что мы все еще находимся на стадии организации. Могу ли я один заботиться обо всем? Пришел ко мне вчера Трестиоарэ и заявил, что в генеральный план обязательно должно быть включено, цитирую дословно, «строительство нового двухэтажного здания дирекции совхоза». Конечно, с выделением соответствующих сумм. Спрашиваю его: действительно ли он считает, будучи директором совхоза, что это проблема номер один, которая должна быть самым срочным образом решена? А восстановление виноградников, их реконструкция, вопросы материального и культурного благосостояния рабочих — кто должен всем этим заниматься, все это решать? И знаешь, что он ответил?

— Догадываюсь. Сослался на объединение.

— Совершенно верно, — кивнул Максим Мога. — Теперь я вижу, что в некоторых вопросах наши мнения совпадают. Поэтому в последнее время меня все чаще посещает мысль, что в твоем лице у меня появился бы надежный первый заместитель.

— Я отдал тебе Томшу, специалиста высокого класса, — ответил Виктор, все еще стоявший у письменного стола Моги. — Думаешь, мне было легко с ним расстаться? Что, совхоз ничего не потерял с его уходом? И не полагаешь ли, что подобные перестановки лишены логики? Все равно что копать яму, чтобы вынутой из нее землей засыпать другую. А чтобы засыпать только что вырытую, надо копать еще одну. И так — до бесконечности.

— Значить, я должен расстаться с надеждой?

Станчу не подтвердил прямо свой отказ. Сказал:

— У тебя еще есть товарищ Флоря. Тоже хороший специалист.

— Да, есть, — согласился Мога. — Ты же не хотел ее принять.

И Станчу неожиданно для себя признался Моге, в чем была причина отказа. Он просто не мог более скрывать свою тайну.

Максим Мога выслушал и не стал более ни о чем спрашивать. То, что он лишь подозревал, полностью подтвердилось. «Куда теперь деваться Виктору с этой своей любовью, такой запоздалой?»

— Завтра еду в Стэнкуцу, — по-своему перешел также Мога к признаниям. — Навалилась тоска по родному селу, по тамошним друзьям. Душа горит. Поедешь за компанию? — спросил он вдруг Станчу, — Едет также, правда, Анна Флоря, но мы ее оставим в Лункуце, у родителей. У нее там ребенок, знаешь?

— Знаю, Максим, знаю, — тихо отвечал Станчу.

— Тебе будет хорошо в Стэнкуце — пытался убедить его Мога, видя, что Станчу от его предложения не пришел в восторг. — Вечер проведем у Михаила Лянки. Отдохнем, отвлечемся от наших забот. Поедешь? А в воскресенье вернемся.

— Вечером позвоню тебе, ладно? — попросил отсрочки Станчу. — С удовольствием поехал бы…

На пороге Виктор Станчу грудь с грудью столкнулся с Козьмой Томшей.

— Здорово! Про волка речь, а волк навстречу! — и, помахав рукой в знак приветствия, вышел.

«Волк» собою был хорош: черноволосый, с ясным взором, загорелыми щеками, в зеленой рубашке с короткими рукавами. По знаку Моги он сел рядом со столом и провел ладонью по усталому лицу.

— Еду с участка Котоману, — доложил Томша. — Детально осмотрел все двести восемьдесят гектаров. Общее положение вам уже известно.

— Известно. Но что можно сказать о пятидесяти гектарах молодых посадок? В четырехлетнем возрасте на такой хорошей почве на них надо бы снимать уже по пятьдесят центнеров с гектара, а Котоману из-за плешей обещает не более тридцати пяти-сорока. Ваше мнение?

— Полностью согласен с товарищем Котоману.

Мога чуть сдвинул брови:

— Одно дело — соглашаться, другое — искать наилучшее решение. Вы знаете, надеюсь, что такое же положение создалось в отделениях Мереуцы и Анны Флоря? Разница лишь в незанятых площадях. Но вернемся к молодым виноградникам. Какое средство можете вы предложить, чтобы новые плантации были долговечными и плодородными до глубокой старости?

Томша улыбнулся; даже не имея диплома, знаешь, что в таких случаях пустующие места занимаются молодыми саженцами. Он так и сказал об этом Моге.

Максим внимательно выслушал, помолчал, словно размышлял над словами Томши, затем спросил:

— А слышал ли ты о бригадах, специализированных на возделывании молодых посадок? Их создали несколько лет назад в южных совхозах и результаты заслуживают всяческого внимания. По-моему, это удачное решение вопроса, с перспективами на будущее. Ибо без перспектив — какие из нас хозяева?

Разговор начал раздражать молодого агронома; слова Моги были тяжелы, как булыжники, хотя голос звучал спокойно, как у мудрого учителя. И при том — ощущение, будто Мога готовил ему ловушку, чтобы заставить его выпутываться из нее самому.

— Вы не ответили, знаете ли об этих экспериментах? — тем же неспешным тоном повторил свой вопрос Максим и пристально на него взглянул.

Томша заставил себя не опустить глаза. Сказал, растягивая слова:

— Если повторять все чужие эксперименты… — И умолк. По насмешливому взгляду Моги Томша понял: капкан захлопнулся. Попробуй из него выберись!

— Все ясно, — продолжал генеральный директор все тем же тоном. — Не будем, следовательно, тянуть. Постарайтесь поскорее выкроить свободное время и поезжайте в совхоз «Бируинца» соседнего района. Изучите внимательно опыт, после чего и примете решение: есть ли смысл применить его у нас? Вам все понятно?

Яснее и быть не могло. В сущности, Мога не сказал ему ни одного обидного слова, и все-таки Томша чувствовал себя так, словно с него вдруг содрали всю одежду и оставили голым посередине кабинета: смотри сам, дорогой товарищ, как выполняешь свои обязанности. Для одной только формы. Вот так!

Томша поспешил ретироваться. И как раз в ту минуту на пороге появилась Адела. Он отступил в сторону, пропуская девушку, и чуть задержался у двери. Что-то новое было в ней, может, грусть, появившаяся в глазах. «Мы не встречались вечером», — вспомнилось Томше. Белая сорочка из бумазеи с черно-красной вышивкой придавала Аделе вид девчонки.

— Товарищ Кэлиману просил позвонить.

— Спасибо.

Максим Мога взял трубку, набрал номер. Адела вышла, сопровождаемая Томшей.

— Если у вас есть время, заезжайте ко мне, — прозвучал в микрофоне голос секретаря райкома.

— Чем интересуется сегодня райком?

— Научной конференцией, — отвечал Кэлиману. — Подготовкой к Пленуму ЦК. Проблемой животноводческих ферм. Плюс — персональное дело, о котором по телефону не могу.

— Через десять минут я у вас, — Мога положил трубку и вышел из кабинета. В приемной, опершись об оконный косяк, Томша болтал с Аделой. Завидев Могу, он замолчал. — Я отлучусь на два дня. Все остается на тебя.

— Хорошо, Максим Дмитриевич, ни о чем не беспокойтесь, — заверил Томша. И, едва за генеральным директором закрылась дверь, любовно склонился над Аделой:

— Что ты делаешь вечером? Буду рад, если заскочишь ко мне. У меня новые пластинки. Придешь?

К его удивлению, Адела сразу приняла приглашение. Он знал, что девушка готова пойти с ним куда угодно — в кино, на концерты, на виноградник, просто погулять по улице. Она принимала его даже у себя, но его комнатки всячески избегала. Только Адела знала, сколько пережила волнений, пока решилась на такое. Но этим она надеялась закрыть для Томши дорожки, которые вели к Анне.

Когда Максим Мога зашел к первому секретарю, тот сидел один перед шахматной доской с расставленными фигурами. Весь район давно знал, что первый секретарь был первоклассным шахматистом; в молодости он участвовал в различных соревнованиях и занимал призовые места. Раз в год, когда в Пояне проводились школьные состязания, Кэлиману участвовал в них наравне с учащимися. Вначале ребята, оробевшие от присутствия секретаря райкома, старались проигрывать, чтобы ненароком его не рассердить. Кэлиману, однако, довольно скоро раскусил эту тактику и лишь тогда пришел в ярость. «Вы навязываете мне нечестные выигрыши. А спорт — это прежде всего честность, мужество, товарищество, воля. Выходит, вы лишаете меня права участвовать в соревновании!» — Сказал он игрокам на следующих матчах и покинул зал.