- Обещайте никому не рассказывать. Даже королю.

- При всем уважении, капитан, но моя верность королю сильнее верности вам. И если король прикажет говорить правду, я скажу,

- Король знает. - Перебил его капитан. - Просто есть шанс, что кто-то может подслушать ваш с ним разговор. И это может плохо кончится, у нее полно недоброжелателей.

- Очень интересно. Что же это за особа, если ее не трогает церковь, и если ее пролитой крови хочет кто-то влиятельный? Начните с имени.

- Ванесса, - ответил капитан, в его голосе отчетливо слышалась гордость, - моя дочь. Очень умная девочка.

- Ваша дочь? Так она не погибла во время бунта? Вместе с...

- Нет. Вы хорошо помните ту попытку государственного переворота десятилетней давности? Когда еще дворец горел?

Алхимик кивнул. Разумеется, он помнил.

- Ее организовали ярые сторонники Церкви. Монарх тогда имел с ней очень напряженные отношения. Как назло, начался голод из-за неурожая, эпидемия чумы. У вас тогда было полно работы, я помню. Этих причин Церкви хватило, чтобы устроить попытку переворота, обвинив в несчастьях "короля-отступника". Крестьяне и невольники штурмом брали дворец, и во время него погибла моя жена, Лилиана, мать Ванессы. Они просто разорвали ее кольями... Ванесса все это видела, когда я уводил ее из дворца, видела страшную смерть своей матери. И не только ее смерть. Церковь убивала всех дворян, чтобы затем поставить своих людей на их посты, и Ванесса была среди жертв. Ей было тогда всего семь лет, но разве жизнь девочки сравнится с неограниченной властью над Десилоном? Тогда я понял, что если она останется в стране, ее найдут и убьют. Я посадил ее на свой фрегат и отчалил от берега.

- И король посчитал это дезертирством. Как вас не казнили?

- Король тоже считал ее погибшей. Все считают и сейчас. Через несколько лет, когда он разобрался со всеми беспорядками и с Церковью, к берегу причалили его послы. Мне выставили ультиматум: либо я плыву с ними, либо я труп и кормлю крабов на дне моря. Выбора у меня особо не было. В разговоре тет-а-тет я рассказал королю все, как было. Ванессу все любили, и новость о том, что она жива, небывало обрадовала нашего короля. Это немного смягчило наказание.

- Насколько я помню, вас разжаловали. И вы стали капитаном фрегата, раз в полгода доставляющего припасы в новый свет?

- Меня назначил на этот пост монарх. Фактически, это неприятная и опасная госслужба. На деле, я сохранил мои полномочия и близость ко двору. И Церковь с этим считается. Наверное, король понял меня, и устроил все так, чтобы я почаще виделся с дочерью. Она ведь осталась на Зеленом берегу, живет там сейчас. Возвращаться обратно ей опасно, недоброжелатели еще остались, да и не хочет она возвращаться туда, где погибла ее мать. Вы хотели знать, почему ее не трогают? Шесть лет назад к ней в руки впервые попал алхимический трактат, так у нее появился интерес к наукам. Сейчас у нее там целая библиотека. И свои аппараты у нее тоже есть, наподобие ваших. Жители ее не трогают, потому что она им помогает болезни лечить, а церковь держит псов на цепи, потому что ее не в чем обвинять. Не так-то просто уличить в девушке дьявола, когда нет ни засухи, ни голода, ни чумы, а все жители ее любят. И еще за ней присматривает отставной адмирал. Доверенный короля и все еще его приближенный.

- И вы боитесь, что после вашей смерти Церковь спустит псов на вашу дочь, Ванессу?

- Боюсь. - Ответил Солт севшим голосом. В нем больше не было гордости. - Они тут же это сделают, найдут первый удобный предлог для того, чтобы развести сухой костер. Так что если есть хоть какой-то шанс спасти ее от гнева Церкви, я должен его использовать. Ведь если я умру, они доберутся до нее раньше, чем известие о моей смерти дойдет до короля. А Ванесса отказывается возвращаться на родину после того, что случилось, добровольно на корабль она не сядет. Филипп, извините за очередной бестактный вопрос... Но у вас есть с собой Королевская милость?

Филипп даже не сразу понял, о каком документе идет речь. Королевской милостью называли особый документ, скрепленной печатью монарха и означающий дипломатическую неприкосновенность того, на чье имя он выписан. Обычно такой привилегии удостаивались политики, приближенные короля, шпионы и послы. Вопрос действительно был очень личным, за который вполне могли донести.

- Откуда, капитан? - Алхимик нахмурился, не из-за самого вопроса. Этого не было видно из-за маски, но хорошо слышалось в голосе. - Мое имя не настолько известно, я всего лишь ученый и придворный врач. Не дипломат и не политик, и уж точно не шпион. Почему вас это интересует?

- У вас с собой только лицензия лекаря. Не алхимика. И нет Королевской милости, означающей неприкосновенность. Вы попытаетесь меня лечить, и церковь заметит, какие методы вы используете. После моей смерти на вас тоже спустят собак, на вас и на Ванессу...

- Я не боюсь Церкви, капитан, и вам не советую. Мне и вашей дочери ничего не грозит, пока вы живы. Будем надеяться на благоприятный исход. В любом случае, нужно еще доплыть до берега. Помимо спасения вашей жизни у меня есть еще одна миссия, не менее важная и очень долгосрочная.

- Вы погибните, Филипп, если останетесь. И Ванесса... Она ни за что не согласится вернуться на родину, и вы тоже вернетесь туда не скоро. О, во имя всех богов!

- Успокойтесь, капитан, не паникуйте. Из любой ситуации есть выход.

- Не из этой.

- Даже когда тебя съели, у тебя есть два выхода. Так говорил мой учитель, когда я оказывался в безнадежном положении. Он может не понравиться, но, тем не менее, решение есть всегда...

- Единственный выход - Королевская милость, документ. А он у вас есть?

- Будет. А теперь спите, я и так уже порядочно измотал вас своим присутствием. Чем больше у вас будет сил, тем выше шанс того, что этот выход искать не придется. - Филипп говорил уверенно, даже немного резко, как бы говоря, что дальнейший спор бесполезен.

Солт вздохнул и лег. Ему очень хотелось, чтобы все было так, как говорил Филипп. Не заразиться его уверенностью было тяжело, однако капитан не привык питать иллюзий. Он уже осознавал свое положение и дальнейшие мрачные перспективы. Тем не менее, ему верилось, что этот алхимик, его бывший друг, лучший друг, сделает все правильно. Человек такого ума просто не может допустить ошибку. И даже если его жизнь не удастся спасти, Филипп все равно найдет способ обезопасить Ванессу от грязных лап Церкви. Спасет его дочь и себя тоже. Такие люди, как Филипп, не умирают, судьба не может быть с ними настолько жестокой, чтобы отнять жизнь. Тогда Солт в это верил. Он успокоился, все волнения покинули его, и он почти тут же уснул. Разговор с бывшим другом слишком измотал больного.

В это время лекарь снова сел за стол. Он с минуту сидел и смотрел на исписанные листы пергамента. Затем скосил глаза и посмотрел на Солта, убедился, что тот спит. И только потом позволил себе снять с себя маску уверенности и непоколебимости. Алхимик глубоко задумался. Ситуация действительно была безвыходной, почти безвыходной. Единственный выход - вылечить капитана, и сделать это будет невероятно тяжело. А если капитан погибнет, что тогда? До поры до времени ни ему, ни Ванессе не будет ничего угрожать. Но после смерти Солта не будет никакой королевской защиты, и Церковь воспользуется любым удобным случаем, чтобы избавиться от девушки-алхимика. Ему, Филиппу, тоже достанется, и вряд ли меньше, чем дочери капитана. Разумеется, он приложит все усилия, чтобы Солт остался жив, но если вдруг судьба будет жестока с ними и капитан умрет, то в его же, Филиппа, интересах обезопасить Ванессу от гнева Церкви. А как это сделать, он не имел ни малейшего представления.

Лекарь погрузился в себя, перебирая в мыслях все возможные варианты. Ни один его не радовал, а сколь-нибудь осуществимых практически не было. Те, что были, граничили с безумием.

Взгляд алхимика упал на девственно чистый пергамент. Последний лист. Остается надеяться, что у девушки есть несколько таких же. Чернила тоже кончались. Была еще одна баночка, но открывать последнюю пока не хотелось. Филипп вновь пробежался глазами по исписанному листу пергамента. Каллиграфический почерк. Так учили писать всех выпускников единственного в Десилоне университета. У короля был такой же безупречный почерк, как и у ректора того университета, как и у министра иностранных дел, как и у самого Филиппа. Их документов, в том числе и Королевскую милость, Филипп видел в жизни предостаточно.