— Приказа на отход не было. — Командир разведроты, дважды раненый старший лейтенант Шилов еле ворочал языком. — Да и отдать такой приказ некому, комбрига и начштаба одним снарядом накрыло. Значит будем помирать здесь. — Старлей захрипел, говорить ему было трудно. — Ты Сапоч самый опытный и пока целый, такое дело только тебе доверить можно. Иди в подвал, там батальонный комиссар сидит со знаменем. Бери знамя и выноси к нашим.
— А что с замполитом делать?
— Тоже с собой бери, толку с него как с козла молока. Шибко раненый, сам наверное себе ладонь прострелил, комбриг с ним разобраться хотел, да не успел… Эта крыса только «чтовотать» на партсобрании может.
— Есть! Разрешите исполнять?
— Исполняй…. и это…. не поминай лихом.
Вокзал Белоострова, где был штаб и куда сейчас стягивались остатки воздушно-десантной бригады превратился в груду дымящегося кирпича, финская артиллерия по нему била не переставая. В воздухе сплошной завесой висела непроглядная серая пыль, что там за этой пеленой делается можно было только догадываться. Николай догадывался — ничего особенного, егеря с «Суоми», ждут не дождутся когда к ним в лапы пожалует старший сержант — орденоносец. Хрен им в сумку, не на того напали, мы, как завещал Великий Ленин и учил капитан Свинцов — пойдём другим путём, сначала к реке Сестре, потом сделаем полукруг и уже за спиной финнов, через болото начнём пробираться к нашим. Если только сволочь — замполит дело не завалит, вон сзади пыхтит, шумит и поскуливает. Совсем гад ползать не умеет, а туда же — десантник, от стратостата шарахался, как деревенская лошадь от трамвая. Как там сказал старлей? Только «чтовотать» на партсобраниях может и характеристики «принципиальные» писать, одно слово — дурак и трус. Полоса сплошных развалин закончилась, стали попадаться не разрушенные домики с заросшими кустами палисадниками. Сержант решился двигаться перебежками — броском, от одного штакетника к другому, упасть на брюхо и слушать, если ни чего не слышно, следующий бросок. Дело пошло веселее, уже ощутимо потянуло сыростью от близкой реки, скоро можно будет повернуть вправо, а там и болото, а как стемнеет, то все, финнам его ни за что не обнаружить. Тут-то замполит его и догнал. Свистящий одышливый шепот:
— Сапоч, ты куда меня завёл? Финнам сдать хочешь? Меня и знамя? Ты что вот смотри у меня, чуть чего — пристрелю, как предателя партии — и завозился, пытаясь вытащить ТТ. — Ты смотри у меня, если выведешь, что вот к ордену представлю, награжу, а нет, то как с предателем.
Николая аж замутило, но смолчал, сейчас шуметь — себе дороже. Аккуратно протиснулся меж кустов и рывком к заваленной взрывной волной сараюшке, сзади затрещало и забухали сапожищи. Черт! Вот гад неуклюжий! Как на зло артиллерия замолчала, а уже далекая стрельба звуков не маскировала. В ответ на шум за сараем что-то требовательно спросили на незнакомом языке. Сапоч быстро присел, вжавшись спиной в дощатую стенку, кинжальный штык от СВТ сам собой оказался в руке, стрелять в такой ситуации только в крайнем случае. Посреди палисадника, как статуй в Летнем Саду застыл замполит — рот раскрыт, глаза выпучены, в правой опущенной руке — пистолет, левая кисть криво перебинтована грязной марлей. Из-за угла, на полусогнутых выскочили один за другим два финна, один с винтовкой, другой с автоматом. Выскочили и замерли, смотрят на «Что-Вота», разведчика, оставшегося за спиной не видят.
— То-то-товарищи финские солдаты! Я-я-я сдаюся, что вот!
Пистолет глухо хлопнулся на траву, а обе руки поползли вверх. Финн, тот что с винтовкой, шагнул вперёд и сунул стволом в грудь сдающегося, тот отлетел, только подошвы сапог мелькнули. Второй финн громко зарыготал и захрипел, с кинжалом в печени долго не порыгочешь. Первый, с идиотской улыбкой, начал поворачиваться через левое плечо, любопытно ему вишь стало, чего там сзади напарник хрипит. Только и успел винтовкой дёрнуть, чтоб отбить длинный фехтовальный выпад в «солнышко». Не успел. Инструктор по рукопашному бою разведроты воздушно-десантной бригады, это вам не хухры-мухры. 15 секунд и два тёплых жмура, ногами сучят, с жизнью никак расстаться не могут. «Что-Вот» сидит на заднице, ртом воздух ловит, а глаза как у рака, разве что на стебельках не повисли.
— Ты капитана Свинцовая помнишь? — Кивает, помнит значит. — Характеристику на него писал, помнишь? — Помнит, отползать начинает. — Дочка у него малолетняя была, знаешь? — Башкой мотает, не знает значит, да и хрен с ним. — Привет тебе от них — прикладом финской винтовки между глаз, вот теперь точно как у рака, глаза выскочили и на белесых нитках повисли. Кинжал конечно жалко, но для полноты картины придётся оставить, сунул мертвому замполиту в руку и подтащил к помирающему финну поближе. Теперь всем ясно — рукопашная — комиссар зарезал двух солдат, а солдаты его прикладом приголубили. Разведчика искать никто не будет, а за голенищем сапога ещё один нож есть — финка. Так что прорвёмся.
Николай, затаившись в кустах на окраине посёлка терпеливо выжидал, правее, метрах в пятистах шёл бой, щёлкали винтовки, трещали автоматные и пулемётные очереди, за спиной трусцой пробежали финны, не очень много, с битую роту будет. Видать к своим на помощь спешат. Противно заныло и там куда они ушли поднялись фонтаны разрывов, наши били по наступающим. В ответ на взрывы, из соседних кустов заполошенным зайцем выскочила тщедушная фигурка с длиннющей мосинкой в руках. Выскочила и заметалась, забирая вслед вражеским солдатам.
— Назад, придурок! Ложись! Жить надоело?!
Вот так пересеклись судьбы Николая Сапоча и Марлена Вайкуса.
В районе Дибунов ухало и скрежетало, время от времени взлетали ракеты, шёл ночной бой. А вот позади, в Белоострове бой затих, значит нет больше десантников и ополченцев, только они вдвоём с музыкантом ещё живы и высматривают как бы к своим пробраться. Не успели залечь для наблюдения, так Марлена прорвало, трещит без умолку, видать от нервов, шикнешь на него тот на минутку затихнет, а потом снова:
— Как раз сольфеджио было, профессор Берг меня выругал, сказал, что таким тунеядцам только на дудке играть. Очень обидно стало. Спускаюсь по лестнице вниз, а там в вестибюле стол кумачом накрытый, идёт запись добровольцев. Тут мне слова профессора припомнились, про дудку, представилось как я на горне конникам товарища Будённого зОрю играю. Ну и записался. Как в полк попал, так сразу в военный оркестр и пошёл, а они говорят: — «Скрипач не нужен»…. Ой, там стонет кто-то.
— Где?
— Да там.
Почти невидимая в темноте рука махнула куда-то влево. Звуков Сапоч не услышал, но ветер подул в их сторону и отчётливо пахнуло паленым металлом — горелыми танками. Во время «Финской» нанюхался, такое ни с чем не перепутаешь.
— Ну, пошли посмотрим, кто там стонет.
В темноте толком не разобрать, несколько танков, ближний вроде Т-34, вот из него действительно слабо постанывает кто-то. Сунулся в приоткрытый водительский люк, темно, ни беса не видно. Пришлось за фонариком лезть, на ощупь провернул синий светофильтр, снова сунулся, подсветил: на месте стрелка-радиста — генерал сидит, кровью залитый, вот он-то и постанывал. Зарраза, ну и везёт же ему на раненых генералов-танкистов!
— Кто там, кто?
— Генерал.
— Как генерал?
— Каком к верху! Теперь тащить придётся….
15/IX-1941. Северо-Западнее посёлка Повенец.
— Господин штаб-ротмистр, а вам особое задание. — Полковник-марковец Кондратьев, 19 раз раненый в Великую и Гражданскую войны, известный тем что в Финляндию приехал ещё в 39-м, со знаменем 2-го Корниловского ударного полка, сверлил тяжёлым взглядом командира конного взвода Сергея Вакара.
— Вам особое задание — предотвратить взрыв шлюза Беломоро-Балтийского канала, это самое первое сооружение из семи, так называемой Повенецкой лестницы. В июне финны с немцами сюда закидывали диверсантов с задачей разрушить шлюзы, но теперь это наша земля и его превосходительство генерал-лейтенант Архангельский изволил строжайше распорядиться всю эту гидротехнику захватить неповрежденной. Бригада будет атаковать на фронте пятнадцать километров, наша рота — правофланговая, а вы пойдёте впереди роты, не ввязываясь в бой, верхами проскочите Повенец, захватите шлюз и будете его держать пока мы не подойдём.