20-я танковая взяла немного левей 35-ой и накрыла всей массой брони и огня траншею, похоже белофинны не продержались и пяти минут, только спины замелькали по ходам сообщения к лесу, на правом фланге была похожая картина, хотя там их ни кто особо не давил. Дорога открыта! Осталось только дать команду Кашубе — командиру 35-й, лихому рубаке, герою Гражданской и он возьмет деревеньку. Потом «Нажмут водители стартеры и…», но что-то останавливало комкора, слишком все гладко. Деревенька эта на взгорке, понарыто что-то перед ней, постреливают оттуда…. Летчики опять же из штаба фронта недавно радировали, что зенитки там есть, у них несколько машин пропало. Не нравилось все это Дмитрию Григорьевичу и точка. Провести разведку боем? Время терять. До темноты по плану ого-го куда отмахать надо, Тимошенко всю плешь проел, ну да его понять можно, его сверху давят так, что не позавидуешь. Сейчас бы их корпусной артполк, перерыть там на взгорке все к чертовой матери, но «Коминтерны» с пушками через простреливаемые участки не прошли бы и их решили не брать в рейд. Хорошо финнам с их бронированными самоходками, в любую дыру пролезут, а мы как бедные родственники все по старинке, на прицепках, эх. Ладно, решение будет такое — как в академиях учат — «клещи», ядрена вошь, а по деревне пусть «самовары» пока популяют.
Десантники заняли траншею, 35-я оттянулась за их спины, на флангах по-над самым лесом, линиями взводных колонн выстаивались Т-28-е, слева 20-я, справа 10-я тяжелые бригады, их пехота потихоньку уже пошла вперед, за одно прочесывая опушки. Сам Павлов с батальоном экспериментальных танков — три КВ индекс «У» с 152 мм «самоварами», один КВ» У-2» с трехдюймовкой, на котором и ездил комкор, один Т-29, один Т-111Д, да восемь Т-28Э, встал за «спиной» Т-26-х и приготовился «популять» по деревушке. Осталось только отдать приказ, но приказ похоже отдали без него. Шесть десятков правофланговых Т-28-х разом, без пристрелки накрыло артиллерийским залпом, потом еще одним. Такую плотность огня Павлов видел только при прорыве линии Маннергейма, но там били по финнам, а тут финны били по нас!
— Твою ммать, фланги, вперед! Радист! Передавай! На газах!!! Остальным, по деревне, огонь!
Так близко в боевой обстановке вражеский танк генерал-летенант Эш видел впервые. Т-28-й сожгли буквально в тридцати метрах от командного бункера, батарея польских 75-мм зениток была в трехстах метрах сзади, вот они и расстреляли танк. Леннарт мог только горько посмеиваться над своими мыслями которые были пять часов назад — «даже не интересно, как много раз просмотренный фильм», русские отказались лезть в его ловушку. Вместо этого нанесли удар обоими флангами, хорошо, что левый удалось накрыть артиллерией до начала движения, к позициям зенитчиков вышли всего двадцать пять машин, но и этого хватило. Величайшая ценность в условиях превосходства красных в воздухе — зенитный полк — потерял половину техники и треть расчетов, правда и танки были уничтожены все. Значительно хуже сложилось на правом, артиллеристы начали стрелять по ним, когда боевые машины набрали скорость и увеличили дистанции, потери у них конечно тоже были, но небольшие, важнее то что пехота отстала и залегла под огнем. Танки же прорвались на огневые позиции «Зенитного полка Виипури», пятнадцать минут и полка не стало, а танки пошли дальше, заходя во фланг. Парировать обход удалось перебросив бронетягачами три батареи «Яякару». Шестнадцать «Бофорсов», стоящих практически открыто и почти тридцать средних танков. В это момент русский командир атаковал в центре, монструозные КВ оказывается совсем не боятся шведских противотанковых мин! Леннарт своими глазами видел как под гусеницами этих гигантов хлопали взрывы, а они продолжали идти! По проторенным ими дорожкам пробирались Т-26-е, правда не все, часть все-таки подорвалась. Момент был переломный, русские ввели в бой все, резервов у них не осталось и генерал-лейтенант бросил на белое поле битвы свой последний козырь — находящиеся в лесу два полка гренадеров. Русские не сразу, но все-таки сообразили, что их обошли и уже начав утюжить пехотные позиции, вынуждены были сворачивать атаку. Первыми развернулись назад Т-26-е, за ними начали пятиться КВ и какие-то новые, не пробиваемые Т-28. Правда те которые сцепились на правом фланге с «Яякару» то ли приказ не получили, то ли понимая, что не уйти, продолжали ломить вперед, один из них подбили уже около его бункера. Артиллерия накрыла огнем отступающих, последний КВ остановился уже за старой траншеей и временно прекратила огонь, что б в сгущающихся сумерках не зацепить своих. С обеих сторон от дороги, из леса поднялись в атаку польские цепи. На несколько минут над полем боя повисла тишина. Командующий Карельской армией ушам своим не поверил, ну и пижон, нет ну какие поляки все-таки «голуби», атаковать как при Бонапарте, под музыку оркестра! Едва слышные издалека доносились щемящие звуки полонеза «Прощание с Родиной» Огиньского.
Капитан Свинцов как всегда сообразил раньше всех, как только раздались первые такты музыки он аж плюнул.
— Триндец! Поляки! Эти пленных не берут, да и лучше к ним живым не попадаться. Эх, погибнем мы со славой, но покажем чудеса. Сапоч, берешь комкора на загривок и тащишь к нашим…
Молодой парень, где на четвереньках, где бегом тащил на спине раненого комкора и слышал как сзади трещали ППД, хлопали «Федоровы», ахали гранаты, там погибали его товарищи, там погибали остатки «Особого корпуса».
Бык сделал бросок, целясь правым рогом в грудь тореро. Шпага скользнула между ребрами и достала сердце. Тореро шагнул в сторону.
37 глава. Расколотое небо
29/III-1940 г. 12.20. Над городом Виипури.
Отряды ТБ-3-х величественно плыли на высоте полторы тысячи метров, а внизу корчился в огне и умирал город Выборг. Его начали убивать с десяти часов утра, полк за полком подходили СБ и ДБ, сбрасывали бомбы и ложились на обратный курс. Город пытался защищаться, но что может сделать один зенитный дивизион против сотен самолетов? Погибнуть с честью, так и произошло, И-15-е охотились за каждым орудием, за каждым пулеметом. Стоило с городских улиц или крыш выстрелить кому-то вверх, как на это место сыпались небольшие бомбы и реактивные снаряды, за час сменились два полка «ястребков» и больше по самолетам ни кто не стрелял.
Конечно, если бы здесь был зенитный полк «Виипури», то все было бы по-другому, но вчера на Северо-Восточных позициях полк, намотанный на гусеницы русских танков — погиб, а Город, оставшийся без защиты, умирал сегодня. Его убивали методично, квартал за кварталом, сначала разрушали фугасками, а потом засыпали зажигалками. Самолеты шли, уверенные в своей силе, это были совсем не те желторотые птенцы, которых почти безнаказанно избивали здесь же, четыре месяца назад, теперь это были ветераны. Ветераны, прошедшие ледяной ад, видевшие и трусость и беспримерный героизм, видевшие огненные тараны и брошенных на съедение истребителям ведомых, видевшие гибель товарищей и сами не раз стоявшие на пороге смерти, видевшие поражения, но и испытавшие вкус Победы. Все это придавало самолетам холодную, злую уверенность в том, что теперь их не остановить. Город, задыхаясь в дыму пожаров, чувствовал эту уверенность и от того кричал все громче и все безнадежнее. Спасения не было.
ТБ шли, чтобы убить сердце Города — Выбогский Замок, средневековую крепость на маленьком островке, 120 на 170 метров, пока жив он, жив и Город, так повелось издревле. Четырехмоторных кораблей было много, четыре полка, почти сто пятьдесят самолетов, у каждого под крыльями висели две тонные бомбы, только такие смогут справиться с толстыми средневековыми стенами. Цель была мала настолько, что над ней одновременно не могло находиться больше трех бомбардировщиков сразу, по этому пришлось перестраиваться в колонну звеньев и бомбить по очереди, одно звено освобождается от груза и уступает место следующему. Прицеливание проводили индивидуально, имея ориентиром башню Святого Олафа, самое высокое место замка. Ровно в 12.20 шесть бомб сорвались с держателей воздушных кораблей третьего звена, первой эскадрильи, 7-го Тяжелобомбардировочного Авиационного полка и понеслись к цели. Башня рухнула через восемнадцать минут, меньше чем через полчаса все было кончено, у Города больше не было сердца. Город уже не кричал — выл, выл голосами пожарных и солдат, полицейских и сестер милосердия, немногочисленных обывателей и раненых из многочисленных госпиталей. Выл телефонными звонками в штабе ВВС на аэродроме Утти.