На следующий день Моргентау восторженно доложил президенту о том, что согласие Молотова повысить квоту отражало желание России «в полной мере сотрудничать с Соединенными Штатами. Дин Ачесон только что заявил, что это событие почти фантастично… и имеет огромное политическое значение»[707]. Кейнс в своем письме другу пошел еще дальше: «Русские хотят оттепели и сотрудничества».

Накануне закрытия конференции полковник Клаус фон Штауффенберг предпринял попытку покушения на Адольфа Гитлера в резиденции Гитлера в Растенбурге. Штауффенберг установил небольшой портфель с бомбой внутри, рассчитанной на детонацию с десятиминутной задержкой, под столом для совещаний в кабинете Гитлера и покинул здание. Бомба взорвалась, погибли четыре офицера, но Гитлеру удалось уцелеть, он лишь получил ожоги руки и ноги (была опалена также его одежда). Штауффенберг был арестован и расстрелян, а его сообщники выявлены и повешены. Глава УСС генерал Донован знал о заговорщиках из группы Штауффенберга, поскольку они входили в контакт с УСС, рассчитывая на его поддержку. Если бы покушение завершилось успехом, по мнению Донована, за этим последовало бы восстание германского подполья. От этой группы к руководителю УСС поступали разъяснения, что они настроены категорически против Советского Союза и были убеждены, что для Германии было бы лучше всего договориться о мире, но без участия России. Донован приходил к Рузвельту и просил его оказать поддержку заговорщикам через УСС. Президент ответил ему: «Если мы начнем убивать глав государств, один Бог знает, чем это может кончиться. Если немцы устранят Гитлера, это их дело, но УСС не следует ничего предпринимать для этого»[708]. Президент добавил: «Соединенные Штаты не предпримут никаких действий без предварительных консультаций с СССР».

В июле Сталин вновь поступил в соответствии с пожеланиями Рузвельта. Начав пропагандистскую кампанию внутри страны и за рубежом, Сталин создал Совет по делам религий для связи между правительством и всеми религиозными течениями, за исключением Русской православной церкви, которая уже была реабилитирована. Это стало завершающим шагом в процессе реабилитации религий в России. Католической церкви разрешили восстановить храмы, закупить печатные прессы и совершать службы. Вновь открылись закрытые после 1917 года духовные семинарии. Престижная Московская духовная академия, которая располагалась в монастыре XVII века, первая воспользовалась благами нового закона, а Армяно-Григорианская церковь уже готовилась открыть семинарию в окрестностях Еревана. Известно было, что новый совет рассматривал возможность открыть в Узбекской республике школу мулл для мусульманского населения. В Москве под штаб-квартиру Совета по делам религий отвели большое каменное здание, ворота которого украсила черная доска с золотыми буквами, обозначающими название учреждения. Это вовсе не означало, что Сталин вдруг поменял свои убеждения (коммунисту, желающему сделать карьеру, приходится быть атеистом). Такой шаг был сделан, чтобы заставить народ снова испытать чувство благодарности к своему вождю и произвести впечатление на остальной мир своим духовным перерождением.

Рузвельт никак не прокомментировал это окончательное ослабление ограничений против религии, как и сделанные Сталиным до этого послабления в отношении религиозной практики. Разве что президент в очередной раз вздохнул с облегчением.

Лето продолжалось, и подходили к концу последние приготовления к конференции в Думбартон-Оксе, где четырем «полицейским государствам Рузвельта» (Америке, Британии, России и Китаю) предстояло встретиться и обсудить формирование общемировой системы безопасности. Думбартон-Окс представлял собой сооружение начала XIX века и когда-то являлся домом сенатора и вице-президента США Джона К. Кэлхуна. Потом он был перестроен Робертом Вудсом Блиссом, профессиональным дипломатом, в изящный кирпичный дворец в стиле Джорджтауна. Сооружение располагалось в центре необычного сада площадью шестнадцать акров, оформленного Беатрис Фарран, с мощеными дорожками, заросшими лилиями прудами с перекинутыми мостиками и изумительными цветниками. Большим вкусом был отмечен и интерьер здания с просторным музыкальным залом в стиле Возрождения, в котором 21 августа собрались делегаты из Америки, Британии и России. Они уселись вокруг стола для совещаний U-образной формы, положив перед собой большие блокноты и карандаши, готовые обсуждать контуры послевоенной миротворческой организации. Советский посол Андрей Громыко, поддерживаемый группой экспертов в области международного права, возглавлял советскую делегацию. Главой делегации Британии был Александр Кадоган, постоянный заместитель министра иностранных дел; заместитель госсекретаря США Эдвард Р. Стеттиниус возглавлял американскую делегацию. К огорчению присутствующих, из-за постоянных опасений русских спровоцировать Японию китайская делегация не могла присутствовать до отъезда русской делегации.

Прибывший вместе с российской делегацией Громыко совершил изнурительный пятидневный перелет через Сибирь, советский Дальний Восток, оттуда на Аляску, затем через Канаду в Соединенные Штаты. Однажды вылет пришлось надолго отложить из-за ураганного ветра, с остановкой в крошечном поселке Уэлькаль на Чукотке, на самом краю Берингова моря. Когда делегация, наконец, прибыла в Национальный аэропорт, их встречали Стеттиниус с американской делегацией и члены британской делегации во главе с Кадоганом. Несмотря на все пережитое во время перелета, Громыко с большим оптимизмом воспринял проведение конференции – по русским стандартам, почти восторженно. Сам факт, что конференция состоится, очень воодушевлял советского дипломата. Он писал Сталину: «Есть все основания верить, что США будут заинтересованы в сохранении мира… Только в этом контексте мы можем истолковать готовность США принять активное участие в организации международного мира и безопасности»[709]. Позднее он писал: «Наш подход был ясен. Мы решили создать такую организацию, и мы решили, что она должна быть эффективной»[710].

Поскольку основным принципом Рузвельта было формирование четырех «стран-полицейских» в качестве самой мощной международной силы для обуздания стран-нарушителей, что уже обсуждалось со Сталиным и Молотовым, когда последний посетил Вашингтон в июне 1942 года (в октябре 1943 года эта идея была согласована на Московской конференции, а затем снова обсуждалась со Сталиным в Тегеране), то для русских тут не было ничего нового, концепция была хорошо знакома каждому из них и в полной мере считалась достаточно важной и британцами, и русскими.

Окончательный документ, представленный на конференции в Думбартон-Оксе, стал итогом пятилетней напряженной работы президента Рузвельта и Госдепартамента США. Четыре «полицейских государства» стали теперь четырьмя постоянными членами Совета Безопасности, в состав которого вошли одиннадцать стран. Постоянные члены, действуя совместно, сформировали Военно-штабной комитет Организации Объединенных Наций, ответственный за все меры военного принуждения в рамках Организации Объединенных Наций. Были учреждены Генеральная Ассамблея, в которую входили все государства – члены организации, Международный суд, Совет по экономическим и социальным вопросам, Секретариат Организации Объединенных Наций и различные подкомитеты организации.

После дискуссии, проведенной по инициативе Громыко, Франция согласилась стать пятым постоянным членом Совета Безопасности. Как писал Стивен Шлезингер, автор книги «Акт создания: основание Организации Объединенных Наций», Рузвельт выступал за включение в Совет Безопасности в качестве постоянного члена Бразилии, крупнейшей страны Южной Америки, которая высказала такое желание. Однако Стеттиниус при поддержке директора Комитета по решению послевоенных проблем Лео Пасвольского смогли уговорить президента отказаться от этой идеи.