После утечек информации, касающейся этого проекта (из множества бесед и памятных записок, направленных заинтересованным правительствам), сохранение секретности стало в принципе невозможным. Проект Уайта в конце апреля 1943 года был направлен министрам финансов союзных правительств, с том числе правительству Советского Союза. К этому времени идея уже широко обсуждалась и получила одобрение. Журнал «Форчун» опубликовал важную статью в поддержку послевоенного международного финансового сотрудничества между странами. Громыко заверил Моргентау, что Советский Союз «коренным образом заинтересован» в принятии предложений по созданию фонда и банка. В декабре Уайт вручил два экземпляра «окончательной версии» чернового наброска договора о создании банка секретарю советского посольства Владимиру Базыкину, заметив, что аналогичный документ направлен также Британии, Китаю и Канаде. При этом Уайт намекнул советскому дипломату, что президенту будет нелегко заручиться согласием Конгресса по этому проекту. В январе 1944 года первые русские технические специалисты в сфере кредитно-денежных отношений (для работы в Международном валютном фонде необходимы были технические знания) наконец прибыли в Вашингтон.
В своем послании Сталину президент США просил его принять участие в совещании по организации послевоенного международного экономического сотрудничества. Совещание должно было состояться через месяц. Через три недели Сталин ответил согласием: «Считаю вполне рациональным создание в настоящее время аппарата Объединенных Наций для разработки этих вопросов»[692].
Сталин обладал великолепным пониманием экономических теорий. Еще в начале 1941 года на совещании советских экономистов[693] Сталин спросил их: «Что является главной целью планирования?»[694] Совещание было созвано с целью обновления официальной советской экономической теории. На этом совещании Сталин высказал свои замечания по поводу недавно вышедших из печати советских учебников, объясняющих экономическую теорию коммунистической партии. Из протоколов совещания видно, что Сталин проанализировал представленные ему официальными экономистами проекты двух научных трудов в этой сфере. Главные его замечания в адрес авторов книг коснулись необходимости выражать свои мысли ясно, просто и без преувеличений. В качестве примера Сталин сказал: «Плановая экономика не наша прихоть, она насущно необходима, иначе все рухнет. Мы разрушили такие буржуазные барометры, как рынок и торговля, помогавшие буржуазии справляться с диспропорциями», и заменили их «плановой экономикой, которая необходима нам как хлеб… Главная задача планирования – обеспечить независимость социалистической экономики. Это абсолютно самая важная задача».
В ходе этой встречи с экономистами (тема не предусматривала обсуждения процессов за пределами Советского Союза) Сталин проявил способность глубоко анализировать и обосновывать свои убеждения и, как следует из протокола, неожиданно и резко менял тему обсуждения, упомянув вдруг в положительном контексте Франклина Делано Рузвельта: «В этом кабинете я принимал Уэллса [британского писателя Герберта Уэллса], и он говорил мне, что не хочет, чтобы у власти были рабочие или капиталисты. Он хотел, чтобы государством управляли инженеры. Он говорил, что поддерживает Рузвельта, которого хорошо знает и уважает как честного человека, проявляющего заботу о рабочем классе. Рабочие отвергают идеи классового примирения с мелкой буржуазией». Затем Сталин вернулся к теме совещания и потребовал, чтобы экономисты выражали свои теории более простым и ясным языком и разъясняли взаимосвязь социализма с капитализмом, напомнив им: «Не надо забывать, что мы вышли из капиталистического общества».
Мир, который позволил бы России спокойно заняться восстановлением своей экономики, то есть период экономической стабильности, виделся Сталину достижимым, если Рузвельт останется на своем посту. Сталин подавал сигналы, что Россия должна участвовать в планировании нового устройства мира. Он не только согласился принять участие в конференции, но и пригласил посетить Советскую Россию Эрика Джонстона, самого рьяного проповедника капитализма и президента Торговой палаты США. В феврале газета «Правда» с явным одобрением цитировала Джонстона, заявившего, что американские бизнесмены хотят продавать и экспортировать товары и услуги, «а не идеологические и политические концепции». Сталин как будто поддержал Джонстона: примерно в то же время главный российский экономический журнал «Основы марксизма»[695] опубликовал статью, которая официально понизила градус осуждения капитализма, открывая тем самым дорогу к конкуренции между социалистической и капиталистической экономиками, приемлемой с идеологической точки зрения.
В плане Уайта были разделы, которые не устраивали ни британцев, ни русских, но Рузвельт со свойственным ему ощущением духа времени сознавал, что конференция по финансовым проблемам должна собраться этим летом и что ее участники смогут в ходе встреч успешно сгладить все существующие между ними разногласия. Чтобы конференция стала плодотворной и появился шанс создать в мире новый экономический порядок, Моргентау счел необходимым, чтобы Британия и Россия подписали совместное заявление. Сначала Сталин отнесся к этому без особого интереса. После ознакомления с предварительной документацией он нашел вопросы недостаточно подготовленными. Он хотел, чтобы в документ было внесено положение об определении Россией в одностороннем порядке золотого содержания рубля, и не согласился с требованиями Уайта относительно размера внесения Советским Союзом платежей золотом в Международный валютный фонд. Было похоже, что Советский Союз не был намерен подписывать совместное заявление. Встревоженный Моргентау обратился к Громыко в Вашингтоне и к Гарриману в Москве с просьбой убедить Сталина согласиться, хотя бы для вида (позднее он назвал этот шаг «огромным риском»), советуя Гарриману сказать Сталину, что Британия уже подписалась под проектом, поступив столь неожиданно, по всей видимости, для спасения будущей конференции. Сталин согласился. Молотов попросил Гарримана приехать к нему в наркомат в 23:30 и при встрече прочитал ему следующее: «Правительство СССР еще не завершило в полном объеме изучение основных положений документа. Однако, если правительству Соединенных Штатов необходимо заручиться голосом СССР для обеспечения должного эффекта во внешнем мире, советское правительство соглашается дать указания своим экспертам выразить согласие с проектом г-на Моргентау»[696].
Моргентау был искренне удовлетворен и докладывал Рузвельту: «Вчера я созвонился с Гарриманом в Москве и с Громыко у нас и оказал на них давление, на какое только был способен, чтобы они добились от русских согласия с нами… Я подумал, что Вас больше всего устроит, если советское правительство примет решение согласиться с нами хотя бы с целью “произвести должное впечатление на остальной мир“. Другими словами, они хотели бы выглядеть в глазах остального мира нашими единомышленниками»[697]. По этому поводу Моргентау в беседе с Гарри Декстером Уайтом заметил: «Англии и России придется принять решения по двум жизненно важным для них вопросам… 1) намерена ли Россия начать сотрудничество с остальным миром в международной сфере, чего никогда не делала прежде; и 2) намерена ли Англия сотрудничать с Объединенными Нациями или собирается и далее заигрывать со своими доминионами? Сейчас обеим этим странам придется принимать решения, и… я не намерен принимать от них какие-либо иные слова, кроме “да“ или “нет“[698]. Вероятно, обе страны дали согласие, понимая, что проект министра финансов Генри Моргентау предусматривал не столько гегемонию Соединенных Штатов, сколько оказание помощи всем странам после войны для того, чтобы снова встать на ноги, развиваться и расти, используя механизмы торговли и капиталовложений.
