В противоположность этому Литвинов с самого начала указывал на намерение Гитлера «проложить путь экспансии на восток огнем и мечом… и поработить советские народы»[355]. Назначив Молотова ответственным за советскую внешнюю политику, Сталин тем самым открыл дверь к переговорам с Гитлером. Если бы Сталин не смог добиться соглашения с союзниками, он бы воспользовался возможностью договориться с Гитлером, и сделать это было бы сложнее, если бы ответственным за переговоры был еврей Литвинов.

Молотов всегда был ближайшим соратником Сталина, единственным человеком, который «мог поговорить со своим начальником как товарищ с товарищем»[356]. Для Сталина, перед которым стояла неотложная задача спасения своей страны от войны, присутствие Молотова на переднем крае внешнеполитической деятельности означало, что он будет знать о каждом нюансе, каждом повороте событий, каждой вновь открывавшейся возможности. Кроме того, у него появлялись широкие возможности по организации переговоров с немцами.

Молотов продолжал переговоры с Наджиаром и Сидсом, однако через два дня после того, как Чемберлен заявил в парламенте, что Великобритания не будет вступать в союз с Россией, Сталин поручил Молотову встретиться с графом Фридрихом фон дер Шуленбургом, послом Германии в СССР, и начать обсуждение торговых отношений между двумя странами.

На тот момент Германия хотела нейтрализовать Советский Союз, поскольку Иоахим фон Риббентроп, министр иностранных дел рейха, жаждавший войны, убедил Гитлера, что сближение с Россией даст рейху немедленный шанс (после вторжения в Польшу) нанести смертельный удар по Великобритании. А после завоевания Великобритании будет достаточно времени, чтобы расправиться с Россией.

Вначале Молотов возражал против сближения с Германией. Он обвинял Шуленбурга и его правительство в недобросовестном ведении переговоров. Молотов заверил Шуленбурга, что «Сталин следит за переговорами с большим интересом и получает информацию о мельчайших деталях»[357].

Министерство иностранных дел Германии в Берлине вовсе не было уверено в возможности «изменения позиции» СССР. «Мы полагаем, что союз Англии и России будет, безусловно, непросто предотвратить… Возможность успешного исхода здесь весьма ограниченна»[358], – сообщал Шуленбург.

Вскоре после этого, 31 мая, по указанию Сталина Молотов выступил по радио, которое было выбрано средством для трансляции важной внешнеполитической речи в связи с тем, что Сталин и Молотов желали, чтобы эта речь была услышана не только в России, но и во всех заинтересованных странах.

Молотов объявил, что Великобритания не гарантировала военной помощи ни России в случае нападения на нее, ни приграничным странам. «Мы выступаем за мир и против агрессии, – заявил он, – но мы должны помнить предостережение Сталина о том, что нас нельзя использовать для того, чтобы мы таскали для других из огня каштаны». Он ясно дал понять, что Россия была заинтересована в эффективном соглашении о взаимопомощи с Англией и Францией, которое устанавливало бы объем и характер этой помощи, ожидаемой Советским Союзом, а также гарантии помощи приграничным странам в случае военных действий. Для русской аудитории (а также для британских, французских и немецких слушателей) Молотов включил в свою речь предупреждение о том, что не следует автоматически исключать возможность восстановления дружественных отношений с Германией. Он пояснил, что в 1938 году Германия хотела установить торговые отношения с Советским Союзом. Тогда переговоры были прерваны, но, продолжал он, они «могут быть возобновлены».

Конечно же, они уже были возобновлены.

Использование радио в тот момент свидетельствовало о переломном этапе. Если бы Сталин хотел просто предостеречь Францию и Англию, Молотов мог бы просто встретиться с британскими и французскими послами. Но для Молотова радио было необходимо, чтобы подготовить советский народ к значительным изменениям политики страны.

В эфире Молотов упомянул по имени только одного мирового лидера, Рузвельта, что было ясным сигналом того, что Сталин был в курсе усилий президента, предпринимаемых в интересах России. 14 апреля президент направил Гитлеру сообщение, в котором перечислил тридцать одну страну, на которые он попросил не нападать по меньшей мере в течение десяти лет. Основной результат, к сожалению, был негативным, так как Гитлер выставил это сообщение на посмешище во время своего выступления в рейхстаге. Уильям Ширер охарактеризовал это как «самую блестящую речь, которую он когда-либо произносил»[359]. Тем не менее сообщение Рузвельта было высоко оценено в Советском Союзе. Молотов в своем выступлении заявил, что нарушение германским государством международных соглашений «было ответом Германии на предложение президента Соединенных Штатов Рузвельта, проникнутое духом миролюбия»[360].

В короткие сроки Молотов стал играть ведущую роль во встречах с Шуленбургом и выдвигал на обсуждение как политические, так и экономические вопросы взаимоотношений между двумя странами.

Следующий этап переговоров Советского Союза зависел от позиции Лондона, и он стал сложной задачей для Галифакса. «Приедет ли тот в Москву для серьезных переговоров и для того, чтобы сгладить все разногласия?» – задавался вопросом Майский.

Галифакс отвечал: «Выезд невозможен».

Энтони Иден, бывший министр иностранных дел, шокированный грубостью Галифакса, вызвался поехать вместо последнего, однако Чемберлен пресек эту инициативу. Майский вновь предложил Галифаксу приехать в Москву – и вновь получил отказ: последний определил, что для него «на тот момент» было невозможно покинуть Лондон.

Учитывая, что Чемберлен уже ездил в Мюнхен договариваться с Гитлером, повторный отказ министра иностранных дел посетить Москву стал пощечиной для Сталина.

Рузвельт страстно хотел встретиться со Сталиным, быть среди тех, кто уговаривал его отказаться от каких-либо соглашений с Гитлером. И он нашел необходимый канал связи. Посол Трояновский был заменен на своем посту и 6 июня появился в Белом доме с прощальным визитом, после чего он должен был отчитаться об этой встрече в Москве. Рузвельт передал через него одно простое послание. «Скажите Сталину, – сказал он, – что если его правительство присоединится к Гитлеру, то так же, как день сменяет ночь, случится то, что, как только Гитлер завоюет Францию, он повернет на Россию, и это станет поворотным пунктом в судьбе Советского Союза»[361].

Книга «Майн кампф» к середине 1920-х годов разошлась в Германии миллионными тиражами, а в 1933 году появилась в англоязычном варианте. Британские правители прочли слова Гитлера о том, что русские и евреи – это отбросы, слова, произнесенные им во время его многочисленных публичных речей о том, что Германия имела право на славянские сельскохозяйственные земли, в частности на Украину. Немецкая раса господ нуждалась в жизненном пространстве, поэтому Гитлер проповедовал: «Российское пространство – это наша Индия. Как и англичане, мы должны править этой империей с пригоршней народа»[362]. Осмыслив эти слова, британцев, вероятно, можно было простить за их образ мышления, и поскольку Гитлер становился все более жестоким и опасным, уже не было необходимости в поспешном заключении соглашения с Советским Союзом, поскольку угрозы заключения соглашения между Россией и Германией уже не существовало. Англичане, вероятно, считали, что сам процесс переговоров о соглашении с Россией, чьей формы правления они побаивались и которая могла пустить корни в их стране, был бы предпочтителен, поскольку даже сам факт переговоров мог бы хоть на время (или даже вообще) остановить Гитлера, прежде чем он успеет нанести следующий агрессивный удар. У них даже не укладывалось в голове, что Гитлер и Сталин могут объединиться. Переговоры позволили бы им выиграть время, возможно, даже достаточно времени для того, чтобы удержать Гитлера до следующей весны, поскольку было хорошо известно, что неделя ливневых дождей, прошедших в сентябре в Польше, сделает дороги непроходимыми, а затем бы последовала зима со снегом и льдом, что значительно усложнило бы начало войны[363].