- Нужно разделиться, - проорал я сквозь ветер и дождь. Я лихорадочно думал. Мне хотелось бы не быть отвлекающим звеном, но только я способен видеть ее. Я мог выжить. Должен выжить. Кричала Эмма. Кричала Бронвин. Я уступил страху.
Я попросил его пойти со мной и рискнуть жизнью. Я хотел это сделать, но Енох предугадал мой вопрос. Он потянул меня в сторону. Девочки направились в другую, хоть Эмма и кричала о том, что она будет драться.
- Мы можем умереть, - произнес я, не зная, услышит ли Енох меня.
- О, мы просто обязаны умереть, - усмехнулся он, перебираясь вместе со мной через канаву. Плащ промокал. Мои руки были в грязи, вся одежда была в склизкой, вязкой грязи, но я пытался бежать. Я бежал, хватая ртом воздух. Я знал внутренним компасом, что пустота повелась.
Мы спасли остальных.
Но шансов для нас не оставалось.
Передо мной вырос тот самый домик, полный овец и дерьма. По иронии судьбы, только это могло стать нашим спасением. Я ворвался в дом первым, погружаясь в мягкий настил овечьего дерьма. Домик был полон мокрых, жалко блеющих овец, но только их ужасный, попросту отвратительный запах мог стать нашим спасением. Я привалился к дальней стене первым, тяжело дыша и не обращая уже внимания на вонь. Енох остановился рядом секундой спустя, опершись руками о стену и склоняясь вниз.
- Ты не обязан был, - пробормотал я, прекрасно понимая, что мы в ловушке.
- Не тебе судить о том, кому и что я обязан, - прорычал Енох, снова скидывая капюшон. Я сделал шаг навстречу к нему, потому что подумал, что он сейчас упадет. Но он оттолкнул мои руки, оглядывая помещение. Я последовал его примеру и обнаружил ножницы. Хоть что-то, черт возьми, хоть что-то.
- Если…
- Никаких если в дерьмовом доме, в буквальном смысле! – прошипел Енох. Я видел его страх. Не было никаких сомнений в том, что он в еще большем ужасе, чем я. Это поменяло нас местами. Я должен вести. Я должен защищать. – Я не хочу умирать здесь, - произнес он весьма четко.
- Я тоже, - согласно пробормотал я и приложил палец к губам, забыв о грязи. Пустота шла мимо дома. Я осознавал это так, словно видел. Енох закрыл глаза, будучи белее снега. Вряд ли я был розовее. Каждая секунда растянулась с вечность.
Стой.
Нет, не работает. В чем, черт возьми, дело? Мне не хватает сил? Пустота не была глупа. Она обходила нас со спины. Думать, мне нужно было думать. Я знал слово. Одно. Но не мог снова его произнести, не разбирался в себе. Моя странность еще была не управляема.
Овцы толклись рядом с нами, пребывая в животном ужасе. Я мало чем отличался от этих овец.
- Мне нужна помощь, - пробормотал я, не веря, что вообще произношу это. Силы. Мне нужны силы. Помощь, которая подскажет мне, как вытащить из себя слова, которые управляют пустотами.
Я не переношу вид крови. Не переносил. Я упал бы в обморок от вида переломанной кости. Раньше. Если бы дома я увидел вырезанное сердце, я бы убежал. С тех пор многое изменилось, и прежде всего прогноз моей жизни. Я никогда никого не ранил и не убивал, но сейчас передо мной стоял выбор, который нужно было сделать. Нужно.
- Ты можешь перекачать из них в меня? – произнес я с трудом, не ожидая, что Енох поймет меня. Не было больше никаких шансов. Я не верил в себя и в свои далеко не тренированные умения.
- Я не знаю. Зачем? – спросил Енох, и его голос даже не изменился под треск сломанной двери в задней части домика.
- Я попробую поговорить с ней, - а вот мой голос срывался на шепот, потому что большего напряжения я не испытывал никогда. Мой стресс превысил все пороги выносливости. Я смотрел на овец и не видел их. Пустота шарила языками в задней комнате. Времени не оставалось.
Енох опустился на одно колено. Он погладил овцу, после чего буквально погрузил руку внутрь овцы. Она страшно заблеяла. Я не мог слышать ее крик, но и стрекот пустоты нельзя было игнорировать. Я балансировал на грани отвращения, ужаса и паники. Енох взял меня за руку. Меня успокоило его прикосновение, но я не ждал, что овечья энергия будет настолько трудно переносимой. Мне было попросту больно. Но я старался. Я впускал ее в себя. Я не видел, как упала овца, а за ней следующая. Я искал. Искал в себе тот язык пустот, который спас бы нам жизнь. Мне не хватало опыта использовать правильно овечью энергию. Я видел пустоту в нескольких метрах от меня. Енох качал в меня все, что только мог достать. Но это, похоже, было бесполезно. Я отнял руку. Он отступил к стене, улавливая появление в комнате пустоты.
Я стоял на месте, переполненный до краев, готовый лопнуть от энергии, что Енох перекачал в меня. Не было места для страха, паники. Все внутри меня занимала энергия, но как, как ее использовать? Я был так занят, что позволил себя схватить. Я не чувствовал боли. Ничего. Только энергию.
Глаза пустоты были напротив моих. Я видел в них обещание смерти. Не только себе, но и Еноху.
Это переключило во мне тумблер языка, который я так усиленно искал.
Стой. Отпусти.
Пустота поставила меня на ноги и отступила. Ее глаза были полны непонимания и обиды. Но тело ее было подчинено мне. Власть я ощущал как тонкую нить, которая была готова порваться в любую секунду. И тут я выпустил внутрь нее всю чуждую мне овечью силу. Это было похоже на взрыв внутри меня. Я бесславно шлепнулся на пол. Внутри меня больше ничего не было. Я пребывал в прострации. Ни боли, ни тела. Ни мыслей. Ничего.
- Джейкоб! – Я услышал крик Еноха сквозь вату. Мутный мой взгляд уставился на Еноха в путах бешено визжащей пустоты. Она наносила удары направо и налево, словно ничего не соображала. Я приказывал ей выйти, но, похоже, сила овечьих жизней взорвала ей мыслительную часть мозга. Овцы спасали нас от случайных ударов.
Нужно было прикончить ее.
Агестезия огромного количества энергии стремительно таяла. Я лишался сил с огромной скоростью. У меня не было никакого другого оружия, кроме ножниц, тупых, почти бесполезных. Шатаясь, я подошел к ней, и от ее визга мои перепонки могли лопнуть в любую секунду. Она не понимала, что видят ее глаза. С каким-то хладнокровным сожалением я всадил ей чертовы ножницы прямо в глазницы, вздрагивая от боли, что причинил ей. Я убивал во спасение, но убийство всегда останется убийством.
Она смолкла лишь через несколько минут. Я переступил ее и добрел до выхода, подставляя лицо дождю. Я никогда не ранил. Никогда не убивал. Я не знал, как к этому можно привыкнуть. Мой организм истощил все запасы адреналина, а синяки противно ныли. Я все еще слышал отзвук ее визга, видел ее глаза за секунду до появления крови. Как я хотел отключиться.
- Ты убил ее, - я сосредоточился на голосе Еноха. Он подошел ко мне такой же измученной походкой. Я видел кровь, стекающую с его виска на щеку. Я хотел вытереть ее, но Енох ударил меня по руке.
- Мне не нужно заражение крови, - рявкнул он, после чего добавил уже мягче. – Придурок.
Должно быть, я покинул пределы здравомыслия раз и навсегда. Но его обидное, казалось бы, определение моих умственных способностей заставило меня засмеяться. Я был стопроцентным психом, но я смеялся так громко, как только мог, с учетом ушибленных легких. От смеха мне было противоестественно легче.
Я ощутил руки Еноха на своих плечах. Видимо, он тоже счел меня потенциально опасным психом. Но я, я думал только о том, что я сдох бы в этой куче дерьма, если бы не он. Енох спасал мою жизнь так часто за последние дни, что я привык к этому. Я мог бояться и вовсе передвигаться, не имея его под рукой. Он был нужен мне как часть моего тела, чтобы сражаться, а ведь это возможно. Так далеко от реальности и возможно.
Я налетел на него всем своим весом, желая обнять, но спотыкаясь о клешню пустоты. Наше лишенное грациозности падение прямо в лужу было так себе заключением геройского подвига, но телу было плевать, на чем оно лежит. Лежать было так хорошо. Меня все еще потряхивало от истерического смеха, когда я приложил ухо к груди Еноха. Я никогда не слышал, чтобы сердце билось так, с остановками, быстро, неритмично, как заглючившее радио меняет частоту. Я был уверен, что не использовал ни капли его энергии, но передача далась Еноху с таким же трудом. Я поднялся на локтях, понимая, что мой вес ему не поможет. Я смотрел на него, не замечая грязи, не видя крови, не видя полопавшихся сосудов в глазах. Все, что я видел – человека, без которого я черт знает как существовал до сих пор и не знал, как двигаться дальше.