Непогода - самый надежный друг снайпера и разведчика, говорил он.

Ракитин вообще довольно охотно отвечал на все вопросы своих подопечных, касающиеся дела. И столь же охотно отшивал все их нытье и ворчание, дела не касающиеся.

Один такой ответ особенно запомнился Кириллу.

Возможно потому что вскоре он остался с капитаном тет-а-тет.

...Они возвращались с полигона, на котором провели почти сутки под несмолкающим октябрьским дождем. Впрочем, одного дождя капитану показалось недостаточно, и он загнал солдат в низинную, заболоченную рощу. Передвижение по ней являлось сущим наказанием даже в сухую погоду, хотя болото и не пугало бездонными трясинами. За все время, что здесь находился полигон, в нем сгинул лишь один смертельно пьяный прапорщик. Но даже относительная безопасность не добавляла болоту привлекательности.

Согласно генеральной вводной Ракитина, в центре рощи находился штаб условного противника. Уже одно это выглядело как безусловная чушь: ну что, спрашивается, столь уважаемому вражескому подразделению делать в болоте?! Однако капитан не усматривал здесь никакого противоречия и требовал, чтобы его подчиненные подобрались к самому штабу и "сняли" вражеского генерала, обозначенного крошечной мишенькой. Помимо заливавшего оптику дождя, чавкавшей под ногами вязкой жижи и частокола древесных стволов, напрочь убивавших кругозор, выполнению этой задачи мешал еще и матерый контрснайпер, бдительно охранявший штаб и не дававший диверсантам подобраться к нему. Эту роль, с видимым удовольствием, исполнял сам капитан. Раз за разом он "валил" Кирилла со Стасом, "стреляя" по ним лазерной указкой-прицелом. Росчерк острого красного лучика по неприцельному глазу, который следовало держать закрытым, ощущался даже через веко, символизируя гибель доблестного стрелка. После этого можно было демаскироваться, вставать и... отправляться на новый заход. Который заканчивался аналогично. Ракитин словно шестым чувством улавливал приближение своих подчиненных с любого направления и пресекал их попытку, сколь бы тщательно они ни маскировались, сколь бы старательно ни вжимались в болотную грязищу.

И когда под вечер Кирилл, давно сбившийся со счета своих подходов, снял-таки окаянного "генерала", у него сложилось впечатление, что капитану просто надоело забавляться с ними и мокнуть самому. И тот просто разрешил ему сделать выстрел, положивший конец "генералу". А заодно и мучениям горе-диверсантов.

Смертельно уставшие, промокшие до последней нитки и продрогшие до самых костей, они выбрались-таки из проклятой Гримпенской трясины.

-Вам, товарищ капитан, конечно виднее, - проворчал Стас, уныло хлюпая раскисшими ботинками. - но лично мне кажется абсолютно нелогичным и совершенно противоестественным сидеть в казарме при хорошей погоде и перепахивать брюхом полигон в непогодь!

-Вот так, да? - усмехнулся Ракитин. - Абсолютно нелогичным и совершенно противоестественным? Ты знаешь, солдат, мне в этой жизни тоже многое кажется абсолютно нелогичным и совершенно противоестественным. Например, в раннем детстве мне казались абсолютно нелогичными и совершенно противоестественными заверения взрослых, что я - совсем уже большой, когда нужно доесть тарелку каши и совсем еще маленький, когда нужно засветло ложиться спать. В десять лет, когда я только начал изучать в школе географию, мне казалось абсолютно нелогичным и совершенно противоестественным утверждение, что на Южном полюсе холоднее, чем на Северном. В шестнадцать лет мне казалось абсолютно нелогичным и совершенно противоестественным, когда девочка на перемене целовалась с одним, а вечером, в кино, шла с другим. А сейчас мне кажется абсолютно нелогичным и совершенно противоестественным, что какой-то, прости господи, говнюк, который уже вторую неделю не может сдать элементарный зачет по стрельбе, учит меня: что мне делать!

...Стас проглотил отповедь, но Кирилл явственно ощущал, что между его товарищем и капитаном наметился разлад. И наметился он задолго до этого разговора. Поначалу разлад был едва заметен, словно тонкий ручеек, проточивший маленькую канавку на летней лужайке. Но с приходом осеннего ненастья, ручеек начал стремительно набирать силу и маленькая канавка стала приобретать угрожающие очертания глубокого оврага. Если в первое время споры между Ракитиным и Стасом, носили поверхностный характер, то сейчас Никифоров уже вполне серьезно пререкался с капитаном. Он то и дело выражал сомнения в целесообразности тренировок, предлагаемых Ракитиным. Тот же, в свою очередь, попрекал Стаса недисциплинированностью и разболтанностью, плохой работоспособностью и скверными результатами подготовки. И грозился перевести в простые автоматчики, если тот не возьмется за ум.

Стас честно пытался сделать это, смирял ненадолго свой гонор, но потом натура опять брала свое...

-Не выйдет из него снайпера. Слишком уж горяч. - сказал однажды Ракитин майору Леонову, то ли не заметив, а скорее - проигнорировав присутствие Кирилла. - Выдержки - никакой.

Кирилл и сам чувствовал, что главное различие между ними заключается как раз в этой самой выдержке, с которой у Стаса действительно были большие проблемы. Именно отсутствие выдержки мешало Стасу грамотно подбирать камуфляж и тщательно маскироваться. А, кроме того, - сильно затрудняло наблюдение за местностью и саму, собственно, стрельбу, немыслимую без качественного, скрупулезного выцеливания мишени.

Безусловно, и ему не доставляли никакого удовольствия многочасовые лежки на огневой позиции, когда все тело ныло от мучительного желания встать и размяться, без конца доставала разнообразная насекомая сволочь, да и попросту хотелось справить нужду. Как малую так и большую. Немногим приятнее были и наблюдения за местностью и составление карточек огня, когда глаза просто мутнели от напряжения, непрерывного всматривания в окружающий ландшафт. Даже стрельба, увлекательная в первое время, приелась по мере того как от недели к неделе нужно было сдавать зачеты и повышать, повышать, повышать ее уровень, стремясь к какому-то бесконечно далекому идеалу. Остальные занятия, способные привидеться штатскому персонажу разве что в кошмарном сне, приносили столь же мало радости. Однако Кирилл, в отличие от своего товарища по несчастью, всегда находил силы перебороть себя. Ну или - почти всегда. Если уж в ближайшие пару лет альтернативы этому все равно нет, придется стиснуть зубы и перетерпеть... неудобства. Утешая себя тем, что неудобства эти временные.

В какой-то степени этому способствовал и опыт прошлой жизни. Кирилл и сам не подозревал, но длительные медитации перед холстом, занимавшие его столько лет, оказали на него исключительно положительное влияние, развив сосредоточенность, внимание и выдержку, без которых немыслима работа художника. И пригодилось все это в самый неожиданный момент...

В общем - долго ли коротко ли, а поздней осенью, вскоре после того разговора на полигоне когда он рассказал о том как разругался с Таней и загремел в армию, капитан объявил, что отныне Кирилл - его единственный напарник.

А Стас вернулся под командование старшины Жоры и уже на следующих маневрах появился с ручным пулеметом, довольный, судя по всему, и жизнью и собой...

-Мне, строго говоря, и нужен-то был один из вас. - поделился капитан "секретной информацией".

-А зачем же тогда было брать нас двоих?

-А затем, голова твоя садовая, что при всем многообразии моих талантов, ясновидение в их число не попадает. И определить с ходу: кто из вас мне больше подойдет, я был не в состоянии.

-Ну-у? - недоверчиво протянул Кирилл. Мысль, что Ракитин может не знать чего-то наперед, казалась ему кощунственной.

-Вот тебе и - ну-у! Далеко не из каждого солдата можно сделать снайпера. Даже если у него хорошие данные. И не всегда сразу можно понять - из кого что получится. Впрочем... - он остановился. - И в обычной жизни зачастую так же бывает. Не всегда можно понять - из кого что получится. Вот ты, всю жизнь рисуешь, даже в училище престижное поступил, а чувствуешь ли ты себя настоящим художником?