Annotation
Через годы и расстояния... С оружием в руках... С любовью в сердце...
Яшенин Дмитрий Александрович
Яшенин Дмитрий Александрович
О моя дорогая, моя несравненная леди
Дмитрий Яшенин
О МОЯ ДОРОГАЯ, МОЯ НЕСРАВНЕННАЯ ЛЕДИ...
(АВТОР ИЩЕТ ИЗДАТЕЛЯ)
Андрею Копысову, моему безвременно почившему брату, и всем остальным, прошедшим горячими тропами Афганистана посвящается этот роман.
Выражаю искреннюю благодарность любезным моим однокурсникам по Литературному институту им.Горького: Юлии Мартынцевой, вдохновившей меня на создание этого роман а и Ивану Наумову, оказавшему неоценимую помощь в работе над ним.
Кто переживши день тот цел домой вернется,
Дрожать от страха будет день тот вспоминая,
Не менее дрожа, Криспин услышав имя.
Настанет завтра день Святого Криспина,
И тот кто уцелеет, засучит рукава и, обнаживши шрамы скажет:
"Вот эти раны я получил в Святой Криспинов день".
Забвенье - стариков удел, но вечно помнить будет он,
Что в день тот испытать ему пришлось.
Пусть наши имена у всех прибудут на устах -
Король и Бедфорд, Эксетер,
Уорик и Толбот, а также Солсбери и Глостер.
Пускай за пенным кубком вспомнят их опять,
Пускай отцы передадут сынам рассказ,
Пусть память о Криспине дне пройдет через века
И сохраниться до тех пор покуда жив наш мир
Но нас самих, запомнят тоже пусть.
Нас, нескольких счастливых смельчаков,
Что стали братьями на поле брани.
Он кровь свою смешал с моею
И братом сделался родным теперь.
Те воины в постели, что лежат сейчас,
Пусть проклянут себя за то что не были средь нас,
И попредержут пусть язык тех осуждать решившись,
Кто бился с нами за одно в святой Криспинов день...
"Генрих V" Уильям Шекспир
Глава I
Преградой волнам и ветрам
Стена размытого вулкана,
Как воздымающийся храм,
Встает из сизого тумана.
Белая гора стремительно летела навстречу.
С каждой секундой ее крутой, почти отвесный склон неумолимо приближался к нему. Кирилл уже отчетливо различал морщинистые складки расселин, обозначенные густыми, глубокими тенями и кривые, выщербленные клыки скальных выступов, напротив, очерченные острыми солнечными лучиками. Столкновение было неизбежно.
Поняв это, Кирилл вздохнул, уронил голову на спинку кресла, ниже подголовника и закрыл глаза в предчувствии неотвратимого удара.
Еще мгновение в салоне было светло, а потом сумрак поглотил его и пол мягко провалился вниз...
-Дамы и господа! - ожили динамики громкой связи. - Через пятнадцать минут наш авиалайнер совершит посадку в аэропорту города Симферополь...
Кто говорит, думал он, не открывая глаз, рыжая или блондинка? Наверно рыжая. Этот приятный, густой голос ассоциировался скорее с ней, нежели с ее высокой напарницей, в которой так и сквозила резкость.
...-пожалуйста, займите свои места и не забудьте пристегнуть ремни безопасности.
-Пристегните ремень, пожалуйста! - раздался сверху высокий голос и Кирилл, медленно, словно нехотя, поднял веки и узрел на уровне своих глаз, ну разве что на пару сантиметров ниже, обрез коротенькой синей юбочки.
Вниз от обреза убегала пара безупречно стройных, словно филигранно выточенных, ножек, украшенных затейливым орнаментом ажурных чулочков. Или колготок? Да нет, чулочков, точно чулочков.
Визуальная экскурсия в противоположном направлении, естественно, оказалась не такой увлекательной: над пояском форменной юбочки начиналась белая накрахмаленная блузка, скрывавшая невыразительную грудь, а саму ее укрывал форменный же пиджачок, украшенный эмблемой крупнейшей, некогда, авиакомпании в мире. Из отложного воротничка вырастала тонкая шея, увенчанная изящной головкой, идеально правильная форма которой входила в легкий диссонанс с чертами лица.
Лицо обрамляло коротенькое, светлое каре.
-Пристегните ремень, пожалуйста! - повторила стюардесса, сопровождая просьбу дежурной вспышкой ровных крупных жемчужин между потускневшим кармином.
Умаялась, бедолага, закрутилась, подумал Кирилл, защелкивая пряжку, даже губки подвести времени не нашла.
Он проводил краем глаза ажурные чулочки, проследовавшие далее по проходу, а потом отвернулся к окну.
После того как лайнер нырнул в облака, смотреть снаружи стало не на что: мимо проносилась слоистая, словно свернувшееся молоко, белая масса. Красные проблески габаритных огней исчезали на мгновение, когда кончики крыльев погружались в молоко, пропадая из виду и заставляя задаться дурацким, в общем-то, вопросом: появятся ли снова?
Рыжая стюардесса, улыбаясь, продолжала нагружать пассажиров бесценной информацией относительно температуры воздуха в порту прибытия и необходимости перевести стрелки часов на час назад. Температура волновала Кирилла меньше всего, а стрелок на его часах как на грех не было, одни цифры.
Поэтому он просто смотрел как серебристые крылья вспарывают густую облачную вуаль, жалея, что так и не увидит панорамное полотно Крыма. Елена...
Она рассказывала ему как это красиво: если самолет входит в воздушное пространство полуострова точно с севера, то внизу сперва проплывает Перекопский перешеек, стиснутый Каркинитским заливом с одной стороны и Сивашем - с другой. Когда видимость хорошая, можно рассмотреть Арабатскую стрелку, отсекающую Гнилое озеро от Азовского моря и стремительно улетающую влево вместе с береговой линией самого Сиваша. Побережье Каркинитского залива столь же резво уходит вправо и вскоре оба моря исчезают из виду, а внизу остается лишь бескрайняя равнина Тавриды, расчерченная на квадраты тонкими штрихами оросительных каналов и лесозащитных полос. К югу, по мере того как лайнер снижается, эти квадраты становятся все больше и больше, исчезая лишь у самого Симферополя, где начинаются лесистые предгорья...
Нет, не посмотреть ему на Крым.
Смирившись с этой мыслью, он снова закрыл глаза и стал ждать приземления, прилежно сглатывая, дабы разгрузить барабанные перепонки.
Солнце вновь заглянуло в салон за пару минут до того как ТУ, задрав носик, коснулся бетонки кормовыми шасси, вздрогнув всем телом. Даже не открывая глаз, Кирилл увидел как сосед, сглотнув, стиснул пальцами подлокотник.
