— Поживем — увидим, — любимой фразой отшил от себя мысли о Логиновой и сел за чертежи.
За окном послышались голоса. Шавров узнал Ушакова. Только он так разговаривает с Дашкой. Шавров набросил телогрейку и вышел на площадку.
— Э-э, стойте. Как попало не ставьте, а давайте сюда под навес, — командовала Валя парнями, — аксоль занесите в прорабскую.
Шавров подошел к бочке, взял на палец сурик, растер — похоже, то, что надо.
— Валентина Васильевна, зачем эти бидоны в прорабскую? Кто твою олифу выпьет? Разве Дашка, — заспорил Пронька.
— Если трудно тебе, я сама занесу, — на ходу бросила Валя.
— А я разве сказал — трудно? — обиделся Ушаков. — У нас все по площадке валяется.
Эти слова задели Шаврова. Действительно, все разбросано. Дождь ударит — электроды не закрыты. Надо какой-то навесик соорудить.
— Ты, Ушаков, топор можешь держать?
— Тесал. Дашке избу, что ли?
— Какую избу?
— Ну, конный двор.
Шавров безнадежно махнул рукой.
— Склад.
— Могу из металла, на санях — несгораемый.
— Занялся бы.
— Скажите Логинову, займусь.
— Меня не признаешь, что ли?
— Признаю, — округлил глаза Дошлый. — Логинов — бригадир…
— Извини, Прокопий. Учите прораба. Так его, носом об лавку. — Шавров подошел к Дашке.
— Что это с ним? — пожал плечами Ушаков. — Видно замордовали мужика. А тут еще эта Валька чих-пых дает… От нее, видать, никому пощады, как только Мишка терпит?
Ушаков носил в прорабскую олифу, с таким шумом ставил бидоны под стенку, что стекла содрогались и звенели, как при бомбежке.
Григорий Григорьевич хотел было сделать ему замечание, когда тот выйдет за очередным бидоном, но из прорабской донесся голос Сереги-керамзитчика. Григорий Григорьевич поспешил к Вале на выручку. Как только он вошел, Керамзитчик метнулся к нему.
— Григорий Григорьевич, что это за порядок? — махал он тетрадью. — Тогда писали сами наряды и теперь. Зачем тогда нормировщик?
— А чего бы ты хотел, Сергей? — спросил Шавров в свою очередь.
— Ничего не хотел. Вот описание работ, а уж нарядчик пусть рисует наряды. А то каждый норовит с ложкой.
— Хорошо, оставь свой талмуд…
— А что толку оставлять? Вон она воду вычеркнуть велела. Пусть сама и черпает, хоть туфлей на высоком. А что на самом деле, кто ни придет — свои порядки устраивает.
— Погоди, Сергей. Ты ведь раньше писал сам наряды.
— А что годить? Сам себе зарплату я буду строчить? Я писать, а вычеркивать — она. Если по закону, то дай мне наряд, а потом спроси работу.
— Да подожди ты, — построжал Шавров. — Что ты как на базаре.
Бригадир бросил на стол свою тетрадку и вышел, хлопнув дверью. Валя сидела, обхватив ладонями пунцовые щеки. Помолчали.
— Ну и характер у парня, — наконец сказал Шавров, — не любит возиться с бумагами. Как за наряды, так скандал…
— Значит, недостаточно подготовленный, технически безграмотен, — заметила Валя.
— Вроде это не его обязанность — сочинять наряды, — возразил Шавров.
— Но хороший бригадир не упустит эту возможность. Бригадир тогда видит результат своей работы, и труд бригады уже более целенаправлен.
— Это что, Валентина Васильевна, политграмота? — натянуто улыбнулся Григорий Григорьевич. — Или вы отказываетесь писать наряды? Так я вас понял?
— Переписывать расценки из книг большого труда не составляет, — уклонилась от прямого ответа Валя.
— А вычеркивать выполненный объем работы — тоже ума не надо, — досказал Шавров.
У Вали снова прихлынула к щекам кровь.
— Простите, Григорий Григорьевич, я что-то недопоняла, что-то не уяснила. Мне надо разобраться…
— Я вас не тороплю, — примирительно сказал Шавров. — Осваивайтесь. Вот вам конкретный случай. Мы говорим бригадиру: нас не касается, как ты будешь осушать котлованы, насосов у нас нет. Но мы требуем бетон уложить насухо. Здесь так: проявил смекалку и осушил котлован — мы ему платим ручной отлив. Другой случай: дали насосы, а в нарядах у него ручной отлив, вот тут вы стойте насмерть, улавливаете разницу? Мы ведь, Валентина Васильевна, всегда по сдаче нарядов плетемся в хвосте, оставались и без зарплаты. Все было.
— А почему вы не возьмете себе мастеров? В штатном расписании у вас четыре мастера, прораб.
— Привык с бригадирами работать. Знаете, мастер — промежуточное звено. А так прямая связь с исполнителем. Вот если бы мастер-инженер и он же — бригадир. Это эффективно. Но не идут мастера в бригадиры, и денег меньше получают, а не идут…
— Без нормировщика ведь тоже можно обойтись.
— Можно, — согласился Шавров. — Вполне. Я ведь распоряжаюсь кредитами, мне доверяют людей, машины, оборудование, материалы, но деньги… — Шавров заулыбался, — если я захочу оплатить фиктивный наряд, то поставлю вторую подпись и оплачу.
— А если вас нормировщик поймает за руку? — уже на свойский тон перешла Валентина.
— Ну что ж, разбирательство сделают, начет одну треть… Такого нормировщика я потом уволю.
— Откровенно.
— Но я заинтересован, чтобы нормировщик помогал мне и не допускал моих просчетов. Стоял на стороне закона.
— А как же может нормировщик быть на стороне закона и на стороне нарушителя этого закона одновременно? Вот грузим лебедкой, а пишем — вручную. Как тут быть? Я такой наряд, при всем уважении к вам, не подпишу. Опротестую… И значит, вы меня уволите? А вот при изготовлении колонн вы, Григорий Григорьевич, недоплачиваете рабочим. Ни в одном наряде нет предварительной сборки.
— Но ведь мы ее не делаем, — возразил Шавров.
— А по техническим условиям вы обязаны делать предварительную сборку.
— Что из этого следует? — насторожился Шавров.
— Или делать сборку, или внести рацпредложение, исключающее эту сборку, и получить за усовершенствование…
— А если я не знаю, как это сделать?
— Тогда я предлагаю жесткий кондуктор. А то ведь что получается: при сварке деформируется конструкция, отклонения незначительные, но нагрузки меняются. Вот расчеты. — Валя вынула из стола чертеж, передала Шаврову. — Ой, мне пора, — поглядела на часы. — Можно я пойду?
— Да, идите, пожалуйста, чего спрашиваете?
Валя поспешно собрала бумаги со стола, убрала их в стол, оделась и, попрощавшись, вышла.
Михаила не было.
«Вот ведь не дождался и за мной не зашел», — подумала Валя. На душе стало нехорошо. Она заметила, что в последнее время Михаил сторонится ее. А ведь она мечтала, как будет хорошо, если они будут вместе работать. И не надо будет волноваться, не надо гадать, что случилось, почему задержался. А сейчас выходит еще горше. Самый близкий человек сторонится, не доверяет.
Валя зашла в магазин, продавали ряпушку, хоть и очень была бы кстати свежая рыба, но не решилась стоять в очереди. Михаил, наверное, ждет. Купила хлеба и заторопилась домой. В подъезде ее встретил Ганька Вязников. Он был в новом костюме со свертками в руках.
— Валюшенька, шанежка ты моя, — пропел Ганька. — А я вам дверь с петель чуть не снял.
— Ты что, Ганька, по лотерее выиграл?
— Один раз живем. Ты понимаешь, Валя, линию сдали, никто не верил, сам Бакенщиков не предполагал, что реку возьмем, никто не верил, а взяли…
Валя открыла дверь, Вязников ввалился в комнату, бухнул на стол свои свертки.
— Ну, до чего же я соскучился по вас. — Ганька сграбастал Валю, и ей стало трудно дышать, вкруг голова пошла, она уткнулась ладонями в его широкую грудь, но не было сил оттолкнуть его.
— С ума сошел, — наконец выдавила Валя.
— Схожу, схожу, Валюшенька, это точно. — Ганька отпустил Валю, круто повернулся. — Ставь самовар, я скоро вернусь, один момент. — И выбежал из комнаты.
Вскоре пришел Михаил, Валя все еще сидела в пальто, положив на край стола сумочку.
— Что с тобой? — наклонившись над Валей, спросил Михаил. — Ты какая-то квелая, бледная. Захворала?
— У нас гость, Миша, — сказала Валя.
— Это очень хорошо. Ганька нагрянул, по почерку вижу, — похлопал он по свертку. — Куда же он исчез?
