Не будет натяжкой сказать, что именно эта византийская традиция лежала в основании древнерусской государственности со времен святого князя Владимира. И именно этим церковно-государственным принципом руководствовался Александр Невский в своей внешней и внутренней политике. Эти же воззрения лежали в основании «царских претензий» Романа Мстиславича и Даниила Галицкого.
Но тут важно выделить один принципиальный момент, чтобы сразу снять обвинение вышеперечисленных государей в «цезарепапизме».
«Учитывая все вышесказанное, мы не можем говорить о цезарепапизме Юстиниана, поскольку он не составлял законов для Церкви, но, предоставляя ей политическую власть, возводил существовавшие церковные каноны в ранг законов империи…Поэтому император желал и требовал от всех церковных и политических руководителей знания и практического применения святых канонов. В случае расхождения между церковным каноном и гражданским законом император требовал, чтобы предпочтение отдавалось первому». Вот еще одно свидетельство по данному вопросу:
«Епископ Миланский Мансуэтий в письме к императору Константину (679) восхваляет Юстиниана за его православные убеждения и труды на благо Церкви. Он называет его “самым христианским императором”. Десять лет спустя Собор в Константинополе, созванный Юстинианом II (685–695), упоминая имя Юстиниана, использует выражения, аналогичные приведенным выше из актов Шестого Вселенского Собора: “свято почивший” и “благочестиво скончавший свои дни”. Мудрый и критичный до щепетильности, Константинопольский патриарх Фотий в письме к болгарскому царю Михаилу по поводу Вселенских Соборов пишет: “Юстиниан, могущественнейший из императоров, правил Римской империей, и его вера совпадала с верой Церкви”. Таково было в целом отношение к личности и вере Юстиниана в ранней Церкви. С XII в. Юстиниан был причислен к лику святых. Согласно свидетельству Никифора Каллиста (XIV в.), официальное признание Юстиниана как святого впервые праздновалось при Константинопольском патриархе Иоанне Иеромнемоне (1111–1134). Он утвердил день памяти Юстиниана — 2 августа. В этот день в Святой Софии при стечении огромного числа верующих совершалось торжественное богослужение. Согласно Парижскому кодексу 1621 г., память Юстиниана и его супруги Феодоры праздновалась в Великой Церкви в воскресенье, а также в Эфесе в церкви Иоанна Богослова».
Таким образом святой император Юстиниан стал священным образцом для православных правителей последующих времен. И мы не погрешим против истины, если предположим, что Александр Ярославич ясно осознавал себя наследником именно этой «линии» святости государей, завещанной Юстинианом, и, поревновав о стяжании Святого Духа, князь своей подвижнической жизнью явил нам образ святости в превосходной степени, учитывая, что его правление пришлось на самый мрачный период истории Православной Руси.
Говоря о священном образце святого правителя для последующих православных государей, мы не можем не процитировать текст Кодекса 1621 г.: «Память православного царя Юстиниана (16 ноября). Он, преуспевший в войнах и ревнитель православной веры, созвал Собор в Константинополе и поразил еретиков. Он издал новые декреты (новеллы), а также издал декрет, запрещавший епископам, хранителям казны, содержателям гостиниц и сиротских домов присваивать что-либо, кроме того, что они имели до вступления в должность. Он построил Великую Церковь и украсил ее, потратив много денег и усилий, золотом и серебром, святыми дарами и шитыми золотом пеленами. Он построил повсюду множество церквей. Блаженный памяти государь основал прекрасный монастырь на горе Синай и дивно украсил построенные в нем дивные церкви. На той же горе он построил церковь на Святой Вершине, которая и по сей день у всех вызывает восхищение. Он щедро раздавал большие суммы денег монастырям, основанным на горе Синай. Он приказал, чтобы в Церкви праздновался день Введения во храм Девы Марии. И после всех трудов, совершив много достойного памяти и восхищения, он оставил эту жизнь. Правитель всего вознес на небеса царя Юстина и Феодору».
Как истинный предтеча всех благоверных государей «Юстиниан был убежден в том, что Православие является единственной истинной религиозной верой. Поэтому он считал своим долгом преданного христианина и христианского императора распространять ее повсюду в своей империи и за ее пределами. С этой целью он писал богословские трактаты, догматические послания и издавал законы».
Из житийной литературы образ святого для нас складывается из известных и отчасти канонически неизменных образов как постепенное возрастание человека в святости по дарованной Свыше Благодати. Александр Невский является перед нами в ореоле сияющей святости с первых страниц Жития, с первых деяний своих на политическом поприще. И если это не отражено ясно и выразительно отечественными летописями, с несомненной очевидностью, то только ввиду жанровой специфики самого летописания. Нам сложно определить, что явилось следствием судьбоносного «византийского» выбора князя Александра, выбора в пользу православия, в пользу веры отцов и дедов, находившейся в поругании от неверных латинян и язычников татар, личная ли святость или сам выбор окончательно отчеканил его внутренний духовный облик, осиянный Благодатью. Несомненным остается одно — своим православием Русь в XIII столетии и после обязана его выбору! А мы, его потомки, должны наконец уяснить, что политический выбор князя Александра был не «проордынским», но единственно возможным, истинно русским выбором.
В народном почитании Александра Невского мы видим живое воплощение православной традиции, выраженное в буквально религиозном отношении к личности политического вождя, чья деятельность становится истинным христианским подвижничеством на поле политической, светской активности, что весьма примечательно. Как мы уже говорили, в определенном отношении для Руси такой тип святости не был чем-то принципиально новым. Новым явилось его столь максимальное выражение в лице князя Александра.
Если сравнивать Александра с его великим предком, которого он по своей инициативе прославил как святого крестителя Руси Владимира Святославича, то очевидно, что князь признан святым за свой равноапостольский подвиг приведения нашего народа к свету христианской веры. Но Житие князя Владимира и его политическая и гражданская жизнь, нашедшие отражения в летописи, — не одно и то же. Принципиально иную картину мы видим в отношении Александра Невского. Важно, что в его Житии особое внимание уделяется не только подвижнической жизни и нерушимой вере князя, но и его ратным подвигам и политическим решениям. И именно этой деятельности дается положительная нравственная и религиозная оценка. Более того, и мы обратимся к этому ниже, политические и ратные деяния князя современники были склонны рассматривать через призму священной истории.
Мы можем утверждать, что Александр Невский — первый, кто в сочетании подвижнической светской и духовной деятельности стал символом нового синтеза, когда политическое действие становится освященным, а святость князя — фактором политическим и даже внешнеполитическим.
Заступник за землю Русскую, святой полководец и гениальный политик — явление уникальное в истории православных государств и поместных церквей не только для XIII века. Уже в следующем столетии такого рода подвижничество превращается в один из главных типов славянской святости наряду с монашеством. Святые князья славянских народов становятся борцами не только за национальную и политическую независимость, но и за саму веру. Александром Невским открывается новая страница славянской и, шире, всеправославной святости, в которой просияют подвигом жертвенного служения народу и его вере русские и сербские князья и княжны.
И если после общерусского прославления особое внимание в агиографической литературы обращалось на посмертные чудеса, связанные с именем Александра, с его нетленными мощами, то и его прижизненная святость, конечно же, не ускользала от внимания потомков, чему свидетельством популярность его Жития и многочисленные рукописные копии его.
