В 1237 г. канцелярия Священной Римской империи начинает именовать Даниила Галицкого не герцогом, а королем Руси. Это существенное изменение статуса Даниила в западноевропейской «табели о рангах» связано с его разрывом с австрийским герцогом Фридрихом и переходом в лагерь императора Фридриха II. Не углубляясь в перипетии борьбы за «австрийское наследство» в Европе, укажем, что получение от императора Фридриха II королевского титула означало для Даниила Галицкого прекращение вассальной зависимости от венгерского короля Белы. Но получение королевского титула от императора Священной Римской империи делало Даниила и далее заложником западной дипломатии, выражаясь современным политическим языком. Бела, имея свои виды на Австрию, продолжал рассчитывать на помощь Даниила. В 1247 г. он вызвал Даниила для переговоров в Прессбург, нынешнюю Братиславу.
Между коронацией Белы и встречей в Прессбурге пролегла зловещая пропасть русской истории — до и после татарского нашествия. Прошло уже пять лет после того, как орды Батыя прошли через Южную Русь в своем походе к «последнему морю».
«Даниил Романович не был лишь пассивным наблюдателем на переговорах в Прессбурге. Напротив того, он весьма наглядно заявлял собственные претензии на австрийский престол, мотивируя их своим родством с Фридрихом Бабенбергом, бывшим, как и волынский князь, потомком византийского императора Исаака II. Описывая внешний облик Даниила Романовича, прибывшего для участия в переговорах, Галицко-Волынская летопись указывает на весьма примечательную деталь: князь предстал перед послами императора облаченным в “кожюхъ оловира Грецького и кроу живы златыми плоскоми ошитъ”… Цель Даниила была достигнута. Своим пышным видом он произвел сильное впечатление на послов германского императора: “Немцем же зрящимъ, много дивящимся”. Во время официальных переговоров случился настоящий дипломатический конфуз: германские послы, а вслед за ними и король Бела стали уговаривать русского князя снять с себя роскошный греческий наряд и переодеться в другое платье, более согласующееся с “обычаемъ роускимъ”. В итоге Даниил соглашается переодеться и надевает на себя “порты”, предложенные венгерским королем. За свою уступчивость галицко-волынский князь, похоже, потребовал солидную денежную компенсацию. Явный намек на некую сумму в виде отступных князю звучит в обращенных к нему словах венгерского короля о том, что он не пожалел бы и “тысяще серебра”, если бы Даниил явился на переговоры одетым “обычаемъ роускимъ отцовъ своихъ”».
Здесь мы видим, что в тяжелый период, который переживает вся Русь, Даниил вступает в сложную политическую комбинацию, цель которой — смутные перспективы австрийского престола. В качестве аргументов перед своими противниками Даниил пользуется тем же арсеналом претензий на царское достоинство, которым пользовался и его отец для отстаивания независимости Руси и ее нового статуса на политической арене после падения Царьграда. Сознательное противопоставление себя латинскому Западу Романа Мстиславича в политике его сына не находит продолжения. В определенном смысле, будущая судьба Юго-Западной Руси предрешена именно этим «западническим» разворотом политики Даниила Галицкого. Кульминацией такого выбора стала коронация Даниила. Справедливости ради нужно сказать, что это решение нелегко далось князю.
Нежелание русского князя принимать корону от папы в летописи подчеркивается неоднократно: Даниил не раз отказывался от коронации, ссылаясь на свою занятость более важным делом — борьбой с татарами: под 6763 г. (1255) летописец говорит о двух подобных случаях, произошедших в разные годы. Подобное поведение галицко-волынского князя вызывает недоумение у современных исследователей. «Как известно, — пишет И. Паславский, — королевская корона, полученная из рук папы римского, в политических отношениях того времени была настоящим “королевским подарком”, т.е. политическим отличием, за которое западные правители боролись подчас долгие годы. А тут галицко-волынский князь, получив такое предложение папы, сам же отверг его». Это было «событие, возможно, единственное в Средние века, когда наделяемой короной сам отказывался ее принять».
«Несомненно, важную роль в решении Даниила играл татарский фактор, ведь галицко-волынский князь был тогда вассалом хана и принятие короны от папы означало открытый вызов Орде. Однако едва ли будет правильно искать объяснение упорному нежеланию Даниила короноваться лишь в контексте влияния русско-ордынских отношений. Свою роль здесь играло также недоверие, которое галицко-волынский князь испытывал к папе и, в частности, к обещаниям Рима предоставить Руси реальную военную помощь в борьбе с монголо-татарами. В этих условиях враждебная по отношению к Даниилу и его сыну Роману позиция, занятая Иннокентием IV в деле урегулирования спора за “австрийское наследство”, не могла не привести к еще большему охлаждению отношений русского князя с папой и спровоцировать Даниила на демонстративный дипломатический шаг — отказ встречаться с послами папы, привезшими ему королевскую корону, и, следовательно, отказ от самой коронации.
Даниил Романович, судя по всему, предпринимал в свое время определенные усилия, чтобы заручиться поддержкой папы в предстоящей борьбе за Австрию, опираясь при этом на посредничество своего главного союзника в австрийских делах венгерского короля Белы IV. В письме от 9 мая 1252 г. король заверял папу в том, что не пожалеет труда, дабы склонить князя Даниила к переговорам с Римом об унии».
Мы вправе полагать, что венгерский король давал обещания папе, имея для этого определенные основания. Весьма вероятно, что Даниил сам давал такие обещания Беле частным порядком. Здесь мы видим еще один яркий пример того, как политика компромиссов с папским престолом, имеющая в виду политические выгоды, всегда завершается для православных государей политическим крахом. В сухом остатке, как показывают факты истории, остаются народные массы, утратившие верные представления о национально-политическом и, главное, духовном суверенитете.
Отметим, что позиция Даниила отличалась определенными колебаниями однажды выбранного курса, что может быть объяснено сложной военно-политической ситуацией вокруг его княжества, но вряд ли может быть оправдано ввиду единой и неуклонной политической линии Александра Невского, выбранной и воплощаемой в жизнь в то же самое время в таких же сложных исторических условиях. Для примера укажем на противоречивую политическую линию Даниила по отношению к папе Иннокентию IV.
«…В описываемое время Даниил Романович и со своей стороны предпринимал меры по налаживанию отношений с Иннокентием IV. В 1252 — начале 1253 г. он вел переговоры с папой об организации нового крестового похода, направленного против татар, представлявших угрозу для всех христианских народов Европы. Результатом этих переговоров, надо думать, стало обращение папы весной 1253 г. к правителям и рыцарям Руси, Моравии, Чехии, Сербии и Поморья с предупреждением о новом большом наступлении татар на христианские страны и призывом ко всем, кого это наступление могло затронуть, объединиться под знаком креста и встать на пути татар. Участники нового крестового похода получили от папы такие же духовные привилегии, какие предоставлялись участникам Крестовых походов в Святую Землю».
В итоге антирусская политика папского престола в австрийском вопросе стала для князя Даниила глубоким разочарованием. Вероятно, именно обидой можно объяснить неприятие Даниилом короны, привезенной папскими послами. Даниил заставил себя долго уговаривать польских князей и бояр во главе с князем Болеславом Стыдливым, выступавшим своего рода посредником и поручителем в деле принятия русским князем короны из рук папы. В итоге Даниил вынудил Болеслава, который уже серьезно опасался папского гнева за «нештатную» ситуацию, обещать реальную военную помощь против татар. «Да бы прялъ бы венец, а мы есмъ на помощь противоу поганыхъ».
Краковский князь предпринял все усилия, чтобы склонить Даниила к принятию короны. Колебания Даниила продолжались несколько месяцев. «Точная дата самой коронации неизвестна. В папских архивах не обнаружено документов, позволяющих ее установить. В Галицко-Волынской летописи рассказ о коронации помещен в статье 1255 г. Однако эта дата не вызывает доверия исследователей. В датировке коронации Даниила историки опираются на краткое известие Рочника Красиньских: “В год Господень 1253 Даниил, князь Руси, короновался королем”». У нас нет возможности доподлинно знать, как воспринимал этот акт сам Даниил. Понимал ли он, что оказанная ему честь и милость есть в определенном смысле серьезная по последствиям сделка, чреватая опасностями для суверенности Галицкой Руси в самом ближайшем будущем. Определенно, помня антилатинскую позицию отца, Даниил, конечно, должен был тяжело переживать эту сделку с религиозной совестью, оправдывая ее суровой политической необходимостью. Впрочем, автор «Жизнеописания Даниила Галицкого» дает такую трактовку этому событию, которая, вероятно, исходила от самого князя: «Венец от Бога принял в церкви святых апостолов». В этом сообщении мы видим не только постулат о богоданности княжеской власти, в целом выраженный еще в Повести временных лет («Бог дает власть кому хочет, ибо поставляет цесаря или князя Всевышний тому, кому захочет дать»), и не только точку зрения средневекового писателя о провиденциальности важных исторических событий, но и своеобразное религиозно-нравственное оправдание князя перед современниками и потомками.
