Мы пошли в кино на мультик «В поисках Немо», потом в «Макдоналдс» – под клятвенное обещание ничего не говорить маме. Я купил ей бело-зеленые туфельки с божьими коровками на мысках. Я не сводил с нее глаз, донимал расспросами. Она была так похожа на Анну.

Воскресным утром я устроил последний номер шоу-программы «Чудо-папа» – повел Камиллу в Люксембургский сад кататься на пони, которые стоят там в рядок у теннисных кортов. Под завезенными с югов пальмами дул пронизывающий северный ветер, и когда мы вернулись домой, малышка очень устала. На часах было четыре, Анна собиралась забрать ее в шесть, и я все-таки уложил дочку поспать наверху, решив поднять ее через час, чтобы она не устроила матери истерику с отказом ложиться спать в обычное вечернее время.

Сам же я устроился внизу за маленьким столом, служившим мне и обеденным, и рабочим. В последнее время я раздумывал, как бы сделать из своих сентиментальных интервью нарезку и вплести во что-то, на первый взгляд совершенно с ними не связанное. Но у меня не хватало духу ничего резать. Я просто садился и в очередной раз пересматривал их целиком. Стыдоба. Пошлый опиум для слабака.

Я включил первую запись – интервью с родителями – и перемотал на семнадцатую минуту.

«А какое у тебя самое приятное воспоминание, связанное с папой?» – послышался мой голос из динамика. Мама грызла ноготь. «Не знаю… Только одно?» Папа расплылся в улыбке. «Что, сложно? Ну да, я же во какой парень!» «Сейчас, дайте подумать. Когда я сообщила ему, что беременна, он засунул под свитер подушку и пошел так на работу. Помнишь?» Папа расхохотался, а мама продолжала: «А еще когда мы возвращались из Италии, из свадебного путешествия. Летели на таком маленьком самолетике, мест на десять, наверное. И трясло этот самолетик просто жутко. А папа всегда в таких случаях держит меня за руку. Мы сидели рядом, а через узкий проход от нас была молоденькая девушка, лет шестнадцати или семнадцати, помнишь? Она явно очень боялась. Наверное, она вообще в первый раз летела. Сидела и раскачивалась вперед-назад. В общем, папа просто взял за руку и ее. И так мы сидели втроем держась за руки, пока не прошли турбулентность». «Да, потрясло нас тогда изрядно», – подтвердил папа, кашлянув. И снова мой голос: «Это твое самое приятное воспоминание?» «Это проявление доброты, Ричард. Когда я злюсь на него, я вспоминаю, как он пожалел ту девочку».

Некоторое время все молчали. Мама барабанила пальцами по столу, папа внимательно за этим следил. Тишина. Тишина. Тишина сжимала кольца вокруг моего горла, как анаконда.

И вдруг в дверь постучали. Опять свидетели Иеговы. Я поставил видео на паузу, но к двери не подошел.

Стук стал настойчивей. Я переключил на запись Гарольда и Рози. Не хватало еще, чтобы группа узревших Свет подростков узрела, как я тут смотрю на родителей и смахиваю слезу.

Опять стук.

– Ричард, это я.

Анна!.. У меня по всему телу прокатилась теплая волна. Я подскочил и открыл хлипкую защелку, которая притворялась дверным замком.

– Привет! – воскликнул я, не скрывая удивления.

– Привет.

– Ты решила зайти?

Она склонила голову набок.

– Пять часов.

– Так ты зайдешь?

Я распахнул дверь, но Анна осталась стоять в коридоре.

– Ричард, пять часов. Мы договорились, что я забираю ее в пять.

Я понизил голос до шепота:

– Слушай, она спит. Мы вроде на шесть договорились.

Анна прикусила губу.

– Да? – Она вздохнула. – Черт… Ну ладно, у меня тут дела кое-какие, я тогда…

– Нет, нет, – быстро сказал я. – Заходи! Я ее разбужу, или мы с тобой…

Она переступила порог. Я взялся за ворот ее пальто, намекая, что хочу помочь его снять.

– Спасибо, – проговорила Анна, вытаскивая руку из рукава.

Я отвернулся, чтобы повесить пальто, и услышал за спиной изумленный возглас.

– Господи!

– Ну да, – мрачно ответил я. – Помнишь, я говорил?

– Ты подумай… – тихо сказала Анна и тронула пальцами картину. – Надо было… надо было отдать ее нам на хранение.

– Ну, я… не знаю, мне хотелось, чтобы она была у меня.

Анна посмотрела на меня и улыбнулась. Моя любимая девушка. Моя жена. На мысе Кейп-Код она засыпала, уронив книгу на живот, а я писал «Медведя», и занавески колыхались от морского бриза в такт ее дыханию. А в ее чуть округлившемся животе был наш первый и единственный ребенок.

– Ну что ж, хорошо… Я рада, что картина вернулась, – заключила Анна, складывая руки на груди.

Она еще немного полюбовалась «Медведем», а потом заметила на столе кассеты, провода и наушники.

– А это что? – спросила она, взяв кассету в руки.

– А, это… – Я пожалел, что у меня нет скатерти, чтобы прикрыть свое сентиментальное барахло. – Ничего.

– Кто они?

Анна смотрела экран. На нем застыло изображение Гарольда и Рози. Они обнимались. На Рози был кухонный передник, который задрался на груди.

– Да это человек, с которым я познакомился на пароме. Гарольд. И его жена.

– А зачем ты их снимал?

– Просто так. Для одного проекта. Давно еще начал, но пока еще… балуюсь.

Наверху послышался какой-то звук.

– Она спит? – спросила Анна, глянув на лестницу.

Я кивнул. Анна взяла другую кассету.

– Расскажешь? Что за проект? Когда начал?

Я опустился на табурет под лестницей.

– Ничего определенного. Просто дурью маялся, когда был у родителей, ну, осенью. – Я почти заикался и чувствовал, что несу что-то нечленораздельное. – Нашел у них свою древнюю камеру, начал снимать. Снял интервью с ними. Потом с другими людьми.

– С другими парами?

– Ну да.

– Так это будет документальный фильм?

– Нет. Я не знаю.

Она вертела в руках пустую кассету.

– Ты никогда ничего об этом не говорил.

– Да тут и говорить особо не о чем. Просто баловство.

– Да непохоже. – Анна окинула взглядом кучу электроники на столе.

– Я сам не знаю, что хочу из этого сделать.

– А посмотреть можно? – Ее рука зависла над клавиатурой.

Я сглотнул.

– Не уверен.

– Это что, порнография?

– Господи!.. Нет, конечно! Там мои родители, их друзья и соседи, ну и мужик с парома – с женой, с которой он прожил сто лет.

– Так можно посмотреть?

Я оглянулся на лестницу, надеясь, что вот сейчас проснется Камилла.

– Там сырая запись, никакой редактуры… Ну… Могу показать тебе Гарольда. Он продает копировальные аппараты.

Я взялся за мышку и пустил воспроизведение. Голова Рози лежала на плече у Гарольда, он гладил жену по спине. Свет падал на них сверху, из окна над кухонной раковиной.

– Где это? – шепотом спросила Анна.

– У них дома в Грейт-Гаддесдене. Недалеко от моих родителей.

Гарольд и Рози обнимались, потому что Рози только что рассказала нечто очень грустное. Они стояли так в обнимку очень долго. Наконец Гарольд поцеловал жену, Рози вытерла глаза кухонным полотенцем, и оба сели.

«Вы точно хотите продолжать? – спросил я. – Можем пока остановиться».

«Нет, нет, – отмахнулась Рози. – Мне очень стыдно, такая глупость…» Гарольд взял ее за руку. «Спросите нас еще про что-нибудь. Что-нибудь смешное».

«Ладно. Гарольд умеет готовить?»

Рози расхохоталась:

«Готовить?! Он умеет жарить все подряд на гриле. Может яйцо сварить. Для большинства мужчин это и есть готовка, так что, пожалуй, да, умеет».

«Я делаю прекрасные сэндвичи с ветчиной».

«Это правда! – Рози энергично закивала. – Разве что перебарщиваешь немного с майонезом».

– Как видишь, никакой философской глубины, – сказал я Анне, потянувшись к клавиатуре.

Она хлопнула меня по руке и цыкнула:

– Оставь! Они милые.

«А Рози хорошо готовит?»

«Глупый вопрос! Конечно! Она делает такой кровяной пудинг, что просто…»

Тут у меня на телефоне сработал будильник. Я его отключил и поставил видео на паузу.

– Это что? – спросила Анна.

– Я собирался разбудить Камиллу, чтобы вечером у тебя не было проблем с укладыванием.