– Вы все-таки приехали! – воскликнул человечек, всплеснув руками. – О-о, так, давайте придумаем, куда вас переставить. Вы аварийку включили?

У него за спиной появился высокий мужчина и протянул мне руку.

– Я, кстати, Дэйв, – представился маленький человечек. – А это Дэн.

Дэн и Дэйв, Дэйв и Дэн. Если только Лиза Бишоп не является платонической стороной любовного треугольника, ее я сегодня не увижу. В течение десяти минут, пока мы снимали «Медведя» с крыши «Пежо» я уговаривал себя не воспринимать это известие как удар.

Когда мы наконец распутали все веревки и затащили треклятую махину в дом, Дэн и Дэйв предложили мне разуться и пройти в гостиную на чашечку чая.

Интерьер у них был стерильный – как с ольфакторной, так и с эстетической точек зрения. Пахло исключительно лемонграссом, а мебель – то есть вообще вся мебель – была белая. Впрочем, минималистичной обстановку я бы не назвал. Все имеющиеся поверхности занимали разнообразные предметы искусства. Конечно, термин «искусство» весьма субъективен, и, дабы не умалять достоинств собственной работы, мне следовало бы похвалить их вкус. Но не могу. Там был полнейший бардак.

Коллекционеры бывают самые разные. В последнее время появилась новая порода – коллекционеры-декораторы. Им не важно, о чем картина и кто ее написал, лишь бы размер был нужный и цвета подходили к ковру. Другая группа, «крутые», напротив, придают большое значение имени художника и величине ценника. Они думают, что дорогие предметы искусства – магнит для женщин. Хотя магнитом в их случае является скорее размер дома и его расположение в престижном районе Ноттинг-Хилл или Трайбека или где-то еще. Но если приятней думать, что вам делают минет из-за полотна Ротко, милости просим. А еще бывают «одержимцы» – коллекционеры, которые чрезмерно увлечены чем-то одним. Этническим искусством Мексики, африканской скульптурой, эстетикой стимпанка – как правило, предмет их страсти связан с определенной народностью или субкультурой.

Хозяева дома, Дэн и Дэйв, не принадлежали ни к одной из вышеозначенных групп. Их типаж самый худший – «эклектики». Они покупают все, что понравилось, не задумываясь о том, будет ли новое приобретение гармонировать с остальной коллекцией. Например, как смотрится акварель с четырьмя пасущимися овечками рядом с коллажной скульптурой в виде электрогитары с метровым членом.

Я рассматривал бархатный шар для боулинга, заключенный в большой стеклянный колокол, когда появился Дэн с подносом. На подносе было нечто, напоминающее бурую студенистую газировку (замечу, что я здесь очень сдержан в выражениях), и большое блюдо сушеных водорослей.

– Пойдемте! – позвал он, направляясь к центру комнаты, где на расстеленной на полу шкуре белого медведя стоял стеклянный столик.

– Настоящая? – поинтересовался я, трогая шкуру ногой в носке.

– Как можно?! – произнес Дэн с достоинством. – Мы веганы.

– Синтетическое волокно, арамид, – пояснил Дэйв. – Жаропрочное. Оно станет материалом будущего, когда атмосфера раскалится, а у людей не станет кожи. Так вот, эта шкура…

Меня пригласили сесть. Дэйв и Дэн устроились рядом в позе лотоса. Оба были без носков. Я мало могу назвать ситуаций более неловких, чем нахождение в непосредственной близости от босых ног малознакомых людей. Одна из них – необходимость взяться с этими людьми за руки.

– О священный Дан, – начал Дэйв, сжимая мою ладонь сухими пальцами, – олицетворение полноты и единства, благодарим тебя за то, что привел к нам Ричарда Хэддона. Теперь мы сможем замкнуть круг творческой жизни. О великий змеебог, мы кусаем свой хвост и возносим тебе хвалу за то, что можем видеть вещи от зарождения до конца, за то, что ты хранишь целостность этого мира искусства и здоровья.

И, к моему изумлению, Дэн и Дэйв синхронно засунули правую руку себе в рот и сжали зубами. И некоторое время сидели в таком положении.

– Куфайте! – приказал мне Дэйв с полным ртом и свободной рукой сделал знак, что нужно последовать их примеру. – Жмей щимволизирует весьнофть и единфтво, офобенно, когда куфает свой хвофт!

А что мне было терять? Мой брак ни жив ни мертв, планета вот-вот перегреется до состояния, когда у всех ее жителей сгорит кожа… Короче, запястье я прикусил.

Закончив обряд, Дэйв обслюнявленной рукой передал мне стакан бурой жидкости.

– Мы с Дэном язычники-континуисты, – пояснил он. – Мы замыкаем круги. Как и наш змеебог, мы стремимся стать поясом, который не дает этому миру развалиться. Поэтому, если мы приобретаем произведение искусства…

– …мы должны познакомиться с его автором, – закончил Дэн. – Автор должен сам принести нам свое творение, это очень важная часть наших верований.

– Конечно, это не всегда возможно, – добавил Дэйв. – Бывает, что автор уже ушел в мир иной.

Дэн вздохнул:

– Тогда мы приглашаем медиума и вызываем дух творца. Всякий круг должно замкнуть, для нас это имеет большое значение.

– Это касается и нашего рациона. – Дэйв кивнул на поднос. – Мы употребляем в пищу только то, что многоклеточно и способно к фотосинтезу. Такая пища состоит из клеток, которые могут завершить процесс своей самоидентификации только во взаимодействии с другими клетками. Таковы, например, водоросли. И настой чайного гриба.

– А вы всю жизнь были… континуистами? – спросил я, с опаской разглядывая содержимое стакана.

– О нет. – Дэйв покачал головой. – Меня воспитывали в католичестве. И Дэна тоже.

– Да, – подтвердил Дэн, беря партнера за руку. – Мы прошли долгий путь. А вы, Ричард, человек гневливый?

Я сделал маленький глоток из стакана. Как я и ожидал, на вкус это была обыкновенная минералка, в которую кто-то как следует просморкался.

– Не знаю, – ответил я, пожимая плечами. – Случается.

– Сложно поверить в это, глядя на вашу прекрасную картину.

– Я написал ее, когда моя жена была беременна. Тогда все было… иначе.

– Спасибо, что поделились, – поблагодарил Дэн. – Мы понимаем, что это очень личное.

Я улыбнулся. Они улыбнулись. Я отхлебнул еще их сопливого чая. Через некоторое время они перестали держаться за руки.

– У нас с Дэном к вам просьба. Мы просим разрешить иногда выходить с вами на связь.

– Выходить на связь? – Я поставил стакан. – Это как?

– Энергетически, – хором ответили они.

– Мы работаем с энергомедиумом, – продолжил Дэн. – Нам важно, чтобы люди, с которыми мы общаемся, пища, которую мы принимаем, и все окружающие нас предметы оказывали благотворное влияние на наши жизненные циклы. Просто разрешите нашему медиуму иногда выходить с вами на связь. Она никак не побеспокоит вас в физическом плане – в смысле телефонными звонками или письмами. Всего лишь раз в месяц будет заглядывать в вашу ауру. Излучение ауры простирается очень далеко.

– Отсюда? – уточнил я.

– Да, из Лондона. Где вы, значения не имеет.

– Хотя, если вы запланируете отъезд на большое расстояние, было бы неплохо нам сообщить, – добавил Дэн. – Особенно если это будет место с высокой плотностью населения. Вроде Китая.

– То есть я обязан сообщить вам, если соберусь в отпуск?!

Дэйв замотал головой:

– Вы ничего не обязаны. Мы просто спрашиваем, открыты ли вы для прикосновений к вашей ауре. Изредка.

– А я это почувствую?

– У некоторых бывают головные боли. Но это считается хорошим знаком. Свидетельством контакта высшего порядка.

На меня навалились усталость и чувство совершенной опустошенности. Моя картина, в которую я вложил столько эмоций, попала в руки к паре веганов высшего порядка, и я даже не мог позвонить Анне и вместе с ней посмеяться. Я не представлял, как сейчас выйти во внешний мир.

– Желаете ребеночка в подарок?

Я вытаращил глаза, а Дэйв приподнял свой стакан:

– Ну, кусочек чайного гриба, культуру бактерий. Вырастите дома свой собственный.

– Б-большое спасибо, – выдавил я, – мне еще ехать на пароме. Боюсь, э-э, пролить.

Они забормотали, что путешествие по воде для гриба очень нехорошо. Потом мы обнялись, и я вернулся к своим ботинкам. Но прежде, чем надеть, в последний раз посмотрел на «Медведя».