Все это явно поддерживает пропаганду Боэмунда. К тому же Гвиберт Ножанский заканчивает свою речь такими словами:

Вся эта глава Гвиберта Ножанского красноречиво свидетельствует о масштабе пропаганды Боэмунда и о том, каким образом она была проведена в жизнь, путем устных проповедей и письменных изложений его подвигов. Гвиберт Ножанский был верен делу Боэмунда, ставшего благодаря своему браку любимым рыцарем капетингской монархии. Глава подтверждает то, что он был в курсе побед, одержанных его героем, но еще ничего не знал об осложнениях его кампании в Византийской империи, закончившейся подписанием в 1108 году Деабольского договора. В то время, когда Гвиберт создавал первые книги, он мог лишь верить в то, что Боэмунд победит. Он видел в нем того, кто, согласно пророчеству, приписанному матери Алексея, одержит верх над басилевсом.

Можно ли пойти еще дальше и предположить, что Гвиберт Ножанский мог видеть в нем «короля греков и римлян»? Согласно пророчествам Апокалипсиса, Библии и апокрифов, вновь истолкованных в X веке Адсоном, аббатом Монтье-ан-Дер, этот король должен был объединить Восток и Запад единой властью и единым религиозным законом, обратить иудеев и еретиков в истинную веру и явиться в Иерусалим, чтобы передать корону Христу. Все это должно было произойти «в конце времен», перед последней битвой в Истории против Антихриста. Историки долгое время не знали или не принимали в расчет эти предания, которые, как я уже говорил[740], были широко распространены в ту эпоху. Ничто не позволяет с уверенностью утверждать, что Гвиберт был убежден в этом, но такое вполне возможно. Подобная интерпретация объяснила бы, почему Гвиберт был единственным из хронистов, кто отметил в клермонской проповеди Урбана II очень четкий намек на необходимость подготовительной роли крестоносцев в завоевании Святой земли: именно там христианам предстоит сразиться с Антихристом, поэтому крестоносцы должны завоевать эти земли до его пришествия[741].

С другой стороны, отголоски антивизантийской пропаганды Боэмунда можно обнаружить и во многих других рассказах, появившихся во Франции после его брака. Так, например, монах из Флери-сюр-Луар поведал о том, как Боэмунд, явившись в Галлию, женился на дочери короля и собрал великое множество воинов, конных и пеших, чтобы напасть на греческую империю, которая чинила препятствия паломникам, выдавая их пиратам[742]. Такими и были истинные цели Боэмунда, полностью им достигнутые.

Ордерик Виталий, хорошо осведомленный обо всем, что происходило в Нормандии и ее соседних территориях, подчеркивает, что в то время Боэмунда сопровождал сын бывшего греческого императора Романа IV Диогена, а также другие влиятельные люди империи, лишенные своих должностей Алексеем, который тем самым явно уподоблен узурпатору[743]. Следовательно, затеянная против него война вдвойне справедлива, поскольку речь идет о восстановлении прав и спасении латинских государств Востока, оказавшихся под угрозой. В первых числах мая эти люди отправились в составе эскорта Боэмунда в Нормандию и в сопровождении Бруно де Сеньи прибыли в Руан, чтобы встретиться с королем Англии, тогда как остальное окружение Боэмунда задержалось в Шартре[744].

О том, как Боэмунд вербовал воинов в Нормандии, ничего не известно, однако вряд ли он забыл упомянуть в своих речах о намерении пойти войной на Византийскую империю. Можно напомнить, что, без сомнения, именно в это время он распространял «рыцарскую» версию своего пленения и освобождения, преподнесенную Ордериком Виталием. Ее успех в народе был столь велик, что многие рыцари давали по такому случаю своим сыновьям новое «имя» — Боэмунд. В Руане он и Бруно беседовали о крестовом походе с архиепископом Ансельмом Кентерберийским; один из греческих крестоносцев в окружении Боэмунда, названный Аргирием, рассказал о происхождении многих реликвий, которые Боэмунд, к слову сказать, часто отдавал в дар церквям; в частности, Аргирий поведал о такой реликвии, как прядь волос Девы[745]. Эти греки, как можно догадаться, не восхваляли Алексея — они говорили о нем как о враге, с которым необходимо покончить!

В середине мая Боэмунд покинул Руан и вернулся в Шартр, находившийся в 138 км от него; найдя там свою «свиту», имущество и супругу Констанцию Французскую, он стал готовиться к возвращению в Апулию, намереваясь проповедовать крестовый поход по дороге. Из Шартра он, вероятно, направился в Манс в 140 километрах от него, где, как нам известно, последнюю неделю мая находился Бруно де Сеньи[746]. Далее он пересек Анжу, где его с готовностью принимали в городах и церквях; некоторые анжуйские хроники говорят о том, что спустя несколько дней после землетрясения, произошедшего 4 мая, он побывал в Анжере, а в середине июня — в Бурже, в 280 км от него[747]. Затем он, повернув на запад, отправился в Пуатье, где присутствовал на собрании синода, который возглавил 25 июня 1106 года Бруно де Сеньи, утвердивший крестовый поход. Там, согласно Сугерию, присутствовавшему на этом соборе, папский легат «сообща с Боэмундом побудил множество людей пуститься в дорогу»[748].

Неизвестно, какой дорогой отряд Боэмунда возвратился в Италию: он было замечен в Генуе, а затем, в августе 1106 года, прибыл в Апулию[749]. Однако известно, что Бруно де Сеньи во второй половине июля находился в Тулузе, где он разрешал церковный спор[750]. Возможно, его сопровождал Боэмунд. Если это действительно так, то, находясь во владениях графа Тулузского, он должен был воздерживаться от любого неблаговидного намека о Раймунде — но не об Алексее, чья репутация неправедного императора уже упрочилась. Таким его считал, к примеру, Раймунд Ажильский, поскольку он без колебаний поведал о том, что после битвы с египетской армией под Аскалоном победившие крестоносцы обнаружили в шатрах аль-Афдаля письма Алексея, подтверждавшие то, что басилевс был «смертельным врагом крестоносцев»[751]. Боэмунд мог даже утверждать, что Алексей — обманщик, которого не удалось победить ни ему, ни его отцу; но теперь он твердо намеревался лишить его византийского престола, чтобы восстановить греческого наследника, который, по слухам, его сопровождал.

Скорее можно предположить, что Боэмунд подумывал занять его место для большего блага крестового похода и Римской Церкви! Вернувшись в апулийские владения, Боэмунд стал готовиться к своей экспедиции. Конечным ее пунктом была Антиохия, но путь Боэмунда лежал через Константинополь.

После триумфальной поездки по Франции Боэмунд стал готовиться к вторжению в византийские земли — это была первая цель крестового похода, организованного им ради спасения Антиохийского княжества. Вернувшись в Апулию, он отправил папе Пасхалию II письмо, в котором указал на обоснованность такого шага. Дело в том, что Алексей, узнав о том, что его опорочили в глазах понтифика, сделал ответный ход: его союзники обвинили Боэмунда в несправедливой клевете. Анализ послания представляет немалый интерес, поскольку оно вкратце излагает, словно в этом была необходимость, основные положения антивизантийской пропаганды, использованной Боэмундом во время его поездки во Францию.