Фрэнсис вывернул руку, едва почувствовав, что мысли Блэкхарта куда-то улетают, а кулак рассеяно разжимается, что он не следит, не замечает, а глаза его закрыты...
Он медленно опустил кольт и расслабил побелевшие пальцы. Пистолет бесшумно упал на землю. На смуглом лбу, почти не тронутом морщинами, остался круглый отпечаток. Сердце генерала томительно сжалось. Тридцать пять лет, все верно. За такой сумасшедший промежуток времени этот человек заслужил... заслужил получить от него, хотя бы раз... благодарность. Испугавшись подступающего к горлу комка, Конрад прекратил сомневаться и встал на колени. Откинул с лица длинную прядь волос, готовясь... и невольно сожалея, что не сделал этого раньше.
Выдохнул и впился в горячий рот Блака. М-м... солоноватый с примесью табака. Чарльз, а ты довольно приятный на вкус. Умело, давно отработанными движениями он раздвинул двойной ряд зубов и проник языком чуть дальше, чем обычно.
Целовать мужчину было для него привычным и, пожалуй, заурядным занятием, самой невинной игрой, но мысль, что он целуется именно с Блэкхартом... гигантом, до этого мгновения не дававшим к себе приблизиться... странно взволновала. Список доступных извращений, оказывается, еще не исчерпан. Особенно впечатлила неожиданная робость майора, никак не отреагировавшего на его непристойный жест. Боится резких движений, боится целовать в ответ. Боится в принципе, не воспринимает такого? Фрэнсис рассмеялся, на секунду отворачиваясь вбок, а потом крепко обнял подчиненного за голову, привлекая к себе.
- Тебе было восемь, а мне семь... ты перешел в мой класс, уже тогда высокий, сильный и неуклюжий, страшно стеснительный. А я уже тогда властно взял тебя под свою опеку. Я толком не знал, правда, что делаю, но мне нравилось. Блак, если бы ты был уродлив как Минотавр...
- Я и есть Минотавр, – тихо перебил Чарльз, так и не открыв глаза. – Человек с...
- С членом быка, я знаю, – ни капли не смутившись, Фрэнк толкнул его на спину и сел сверху. Ошеломленное выражение широко распахнувшихся светло-серых глаз, отразивших его собственное милое и бессовестное лицо, заставило фельдмаршала глухо застонать во внезапном приступе возбуждения. Он набросился на мокрые, жарко облизанные им же губы с утроенной силой. В его окружении имеется последний неиспорченный человек!? О, это надо срочно исправить. – Я не договорил... – и договаривал теперь с легким придыханием, не прерывая поцелуя. – Будь ты страшен, как задница носорога, ты бы не втерся ко мне в доверие. Я всегда любил красивые и долговечные вещи. И дорогостоящие. Я просто не смог бы смотреть на тебя без отвращения, – он тесно сплел язык с языком Блака и почувствовал... насколько мощной, однако, бывает эрекция: наполовину вставшее достоинство Чарльза уперлось ему в живот. О том, что лишь наполовину, ему подсказал треск натянувшейся до предела ткани. – Это, наверное, забавно слышать, но ты – нечто новое для меня, неизученное, – фельдмаршал лукаво улыбался собственным мыслям.
Идея отдаться Блэкхарту была и опасной, и крайне болезненной, и влекущей. Не только из-за исключительного расположения и симпатии к нему, но и... ради эксперимента. Фрэнк никогда еще не предлагал себя партнеру. Правда, чуть не предложил серафиму. Но Дезерэтт ужасно развратен, секс с ним будет как секс с самим собой, то есть... скучным. А чистые и честные глаза его персонального громилы невероятны. И прямо-таки вынуждают к неприличным действиям.
- Скажи, что сдаешься мне. Громко.
- Лучше сдохнуть, чем быть педерастом, – ровным голосом ответил Блэкхарт и пристально взглянул на него в упор. – Это ведь хуже упыриной заразы! Ты меня разок поцеловал, а я уже инфицирован. И зачем? Чтобы издеваться надо мной? Тебе мало было до этого всей полноты власти? – он вздохнул. – Да, ты издеваешься. Я давно у тебя в плену. Если бы ты хотел, получил бы что угодно и раньше, независимо от того, как я к этому отношусь... и что я сам к тебе чувствую.
- Ты любишь меня?
- Всегда любил, Фрэнк. Иначе терпеть твою диктатуру было бы невозможно. Но ты ничего не получишь... теперь, когда какая-то досадная мелочь свела меня с ума, показав твое тело под новым углом зрения, у меня достаточно выдержки, чтобы подумать и выбрать из двух зол меньшее. Слишком поздно ты спохватился. Желать тебя нельзя, я отрекся от военной службы и нашей старинной дружбы, я прошу по-хорошему, пристрели. Это лучшее, что ты можешь сделать для меня.
- Ты идешь мне наперекор?!
- Для тебя это непривычно, понимаю, – Блак тихо рассмеялся. – Простите, генерал, но... да. Я дезертировал. Хочешь – отдай меня под военный трибунал, а не хочешь – имеешь право самостоятельно распорядиться моей жизнью. Но не моей душой. Фрэнк, – он поймал яростный взгляд Конрада и повторил тише, – не душой. Тут ты бессилен.
- Но ты же хочешь меня.
- А ты хочешь поразвлечься в точности так, как делаешь это со всеми. Наша проблема в том, что я слишком хорошо тебя знаю. А вот не следовало бы. Фрэнк, я побаивался тебя всегда, но время страха кончилось. Я ухожу прочь – домой или на кладбище, зависит уже не от меня. И мне жаль, что я не такой как... ты. Пусть тобой владеет Ксавьер, раз у него хватило ума и изворотливости отыскать и включить твое сердце.
Конрад зло сплюнул и поднял пистолет. Отряхнул от песка и древесной стружки. Прицелился. Его разрывало от взаимоисключающих желаний, а гневных слов накопилось так много, что они застряли, теснясь, мешая друг другу и не давая произнести ничего вообще. Наказать Блака за дерзость, за то, что он во всем прав, за то, что он по-настоящему хороший человек и единственный не предавший его солдат? Застрелить, чтобы больше не слышать из его уст правды, убить, потому что долг для него важнее любви, прикончить от досады, что он отказался... заниматься сексом с другим мужчиной? Или заставить как-то подчиниться... но как? Все зависит от того, хочет ли Блэкхарт умереть на самом деле. Или просто хочет спрятаться от своих чувств, не дать себе воли, потому что гомосексуализм... это плохо? Грязно? Противно? Неестественно?
- А что тогда естественно?! – обронил Фрэнсис, не заметив, что размышляет дальше вслух. – Жить одиноким зверем в берлоге, для которого нет пары? Минотавром в лабиринте, в ожидании, когда придет Тезей и заколет тебя? За что, кстати? За то, что ты внешне безобразный и питаешься человечиной? Тем мясом, которое тебе подбрасывают напуганные жители острова, и которым не приходило в голову покормить тебя чем-нибудь еще?
- Но я тебе не пара! – возразил майор, сообразив, к чему клонит Конрад. – У таких чудовищ, как я, пары быть не может, поэтому появление героя, убивающего мерзкое создание и спасающего целый остров, закономерно и воспринимается на «ура». Сделай милость, не тяни и избавь себя от моего присутствия.
- Ты не Минотавр! – заорал Фрэнсис, взрываясь. – Ты гражданин Америки, великой, славной и демократичной Америки, где негры больше не гнут спину на плантациях, а читают свой гнусный рэп с гнуснейшим акцентом, трахают белых баб и нюхают кокаин, который ты, мой покорный слуга, завозишь сюда от наших колумбийских друзей. Ты житель самой прекрасной страны, где твое право на смерть будут отстаивать в суде двенадцать адвокатов, и дело они проиграют, если я шепну прокурору всего одно свое веское слово. Но ты можешь выйти на площадь перед зданием суда и публично сжечь себя, используя дыру в законодательстве, и никто тебе не помешает. Ты мой адъютант, боевая единица армии, защищающей наш идиотский образ жизни, наш звездно-полосатый флаг и наших толстых самодовольных граждан. Они считают себя лучшими, потому что охраняем их мы – лучшие. Наконец, ты взрослый мужик, совсем неглупый, голыми руками поднимешь легковушку средних размеров, медицинскую карту твою я смотрел буквально на днях, здоровьем тебя не обидели, да и не помню я, чтоб ты хоть раз на работу не явился, под предлогом простуды или бабушкиных похорон. Поэтому возникает логичный вопрос – а не охренел ли ты, товарищ? Поворачиваться задом к жизни и скулить, что тебя никто замуж не взял?! Засиделся в девках, соскучился? Может, мозоли натер на правой пятерне!? Блэкхарт, я хочу тебя! Ты первый из мужчин, кого я захотел в своей жизни, и не прикидывайся, что не помнишь, как это было! – генерал перевел дух и заметил, что Блак кивает. – Помнишь?..
