- Какой трагизм. Чем тебе помог бы горизонт?

- Кто здесь? – я не говорю. Я только вяло подумал, что никого не жду и на что не надеюсь.

- Как же ты мог... довести себя до такого, – Демон с укоризной смотрит мне в глаза и поглаживает мой лоб, испачканный в сухой земле. Он сидит на одном из бесчисленных валунов, а меня уже поднял и посадил на колени, и до его лица хочется дотронуться, чтобы убедиться... – Я настоящий. Ты забыл уже, зачем искал меня в начале этого пути по аду во имя искупления своего греха, но я... Я тебя нашел. Ангел... за свою ужасную любовь к тебе я проклят Богом, и в Его небесном граде мое имя предано забвению. Но был один прекрасный юноша, который сжалился надо мной и приютил потерянную душу. Я не нашел покоя, но я вошел обратно во Тьму, свою мать, и мог бы слиться с ней, родившись заново... но однажды я уже сделал так, и вот плачевный результат моего безрассудства, – кончиками пальцев он раздвинул мои губы, и я... почувствовал. Почувствовал его нежное прикосновение. – Ты узнал, что мы не братья, ты узнал, зачем я имплантировался в плод, чтобы суррогатная мать родила принцу даэдра близнецов, но ты так и не услышал от меня ни слова о том, зачем сам появился на свет. Я исправлю это досадное упущение.

>> Юлиус отогнул рубашку, обнажая живот. Гладкую кожу так же, как и семь лет назад, украшали неровно вырезанные буквы, складывавшиеся в “Radical”. Но они были странно нанесены... в своем зеркальном отражении. В догадках я терялся недолго – он усадил меня прямо, заставив оседлать его бедра, и прижал к себе. Обвивая его шею, я с запозданием понял, что наши надписи слились по контурам надрезов, четко, один в один. >>

- Я люблю тебя, – грустно промолвил он, скользя ладонями по моей талии вниз.

>> В меня врывалась боль, тонкими чернильными иголочками, за ней тянулись огненные хвосты, они летели из тела Демона, они пронзали меня, меня... страшной силой, страшным знанием, концентратом его адской энергии, его чудовищной сущности, а боль была всего лишь оболочкой, что треснула и разошлась. И меня снесло. Взрыв образов, предметных и абстрактных, лиц, событий, голосов, текстов... они менялись со скоростью света, то собираясь в одну живую массу, то разлетаясь миллиардом осколков во все стороны, я не успевал, ничего не успевал ухватить, даже мимолетно разглядеть или понять. Это была перегрузка, умственная, эмоциональная, да всякая... как будто вселенная обрушилась на меня, вся целиком... желая погрузиться в мой мозг, спрессовавшись в сверхплотный объем, бывший в начале времен. Что я мог сделать, как помочь себе? Если эта боль не простая, не привычная, не земная и не плотская... и от нее не отделаться, просто прикусив язык, и никакой вкус крови во рту не облегчит страдания. А мысль, что Демон жил со всем этим так долго, окончательно сводит с ума. Как же он спокоен... отрешен от собственного зла и мрака, снова близкий, снова самый родной. Любящий... до сих пор любящий. Я схватился за его последние слова как утопающий за соломинку, впитал холодный свет его глаз, молниеносно, чтобы меня не растоптало, не размазало, в отчаянии, и не было времени молить кого-либо о пощаде, я просто оторвал кусок от его огромной воли и... да, таки нашел способ совладать со своей непосильной ношей. Юлиус... radical не было бы, если б не было тебя. Но если б не было тебя, не было б и меня... >>

- Ангел, я познал твое тело, когда ты был совсем еще малышом, я не уверен, что тебе нужны извинения и оправдания за мои извращенные поступки, но я скажу. Я не мог иначе, я знал, что времени мало, что Кассандра меня убьет... и что ты все равно исполнишь свой долг, все, что взвалила на тебя мачеха Судьба. Я по-прежнему одержим тобой и не скрою, это вряд ли кончится. Прости... надеюсь, наслаждения ты получил от меня больше, чем боли. Руководство по основам Апокалипсиса ты забрал сейчас непосредственно из первоисточника, не моя вина, что это было довольно неприятно. Но ты знаешь теперь, что к чему, и мне осталось поведать тебе мелочи.

- Не уходи! – выпалил я вдруг. Одеревеневшее и почти погибшее в судорогах боли тело ожило, язык развязался, и я опять прильнул к нему и к надписи. – Не покидай меня больше, я не хочу на Землю, не хочу воскресать и устраивать конец света, я хочу быть с тобой...

- Я тоже так думал, в детстве, маниакально рассматривая тебя, спавшего рядом, пожирая глазами твое совершенное личико, целуя его, плача и грозясь отлупить всех, кто попробует тебя отнять. Но я... я ведь уже был тобой, жил до тебя... и не имел права восставать против Создателя, сопротивляться смерти, убегать и, в конечном счете, ломать всю стройную схему воспроизведения Зверя. Тебе положено жить, а мне – умереть. Я сын второго тысячелетия, ты же принадлежишь третьему, я не позволю тебе застрять во времени. Между нами остается тончайшая грань разных эпох, я буду любоваться тобой сквозь нее, украдкой, а ты... ты просто пойдешь дальше, не оглядываясь. Я не прошу хоронить меня в воспоминаниях. И я не хочу, чтоб ты завершал дело мщения, хоть оно и принесло бы мне покой. Я даже не прошу... короче, я ничего не попрошу. Я только хочу, чтоб Ксавьер не причинял тебе боль, я из-за этого словно умираю во второй, третий, сотый раз... каждый раз, когда он отталкивает тебя.

- Юлиус, ну что за... черт, – кристаллы льда растворились, кровь, льющаяся из глаз, снова алая, соленая и ароматная. Содрогаюсь от плача и всхлипываю, намертво вцепившись в тело возлюбленного, а тоска иссушает, высасывая из меня жизненные токи, и настолько несчастным я был только в день его смерти. – Знай, что не дарил мне ничего кроме наслаждения. С самого первого раза. И я мечтал пережить все по новой. Все, чем мы занимались. И остальное, чем не успели заняться...

- Я знаю, – он осторожно слизывает мои слезы, как делал это всю жизнь, и улыбается. – Но это неправильно. Ты не должен любить... себя. И не будешь.

- Ты не я!

- Ох, не спорь, – Демон подсунул под мои бедра руки, поднялся, придержав меня на себе, и пошел куда-то. – Энджи, папа говорил, что ты похож на сказку?

- Да... – потерянный, я не очень понял, о чем он.

- Страшная часть этой сказки кончается. Мы покидаем седьмой круг ада, твоя прелестная голова сейчас окажется на подушке, а попа – на кровати, ты уснешь... и во сне восстановишься, твои израненные ноги заживут, а когда ты проснешься...

- Не надо, не продолжай, – я скривил губы, и он поцеловал их, сверкнув темно-сиреневыми глазами. Я задохнулся, вспомнив, как опасно он сверкал ими, всякий раз, когда приближался ко мне, заводил руки за спину и раздевал... всегда сам, всегда властно и неторопливо. >> В каком измерении происходило это волшебство? И сколько веков назад? А запах твоей чистой белой кожи упорно преследовал по ночам, был самым страшным наваждением до тех пор, пока я насильно не расстался со снами. И ощущения... наших порочных ласк... твоих рук на мне, они всегда были на мне, не отрывались... и горьковатый вкус твоей возбужденной плоти... шелест твоих вздохов... ярче, чем что-либо происходившее со мной наяву... во имя дьявола, ЗАЧЕМ я об этом вспоминаю?! >> – Ответишь на один вопрос?

- Только на один? Перед расставанием, чуть не забыл, скажу еще вот что: если тебя кто-то спросит, неважно кто... как избавить Кси от участия в проекте «Radical: убийство вселенной», то способ очень простой. Мальчик должен отказаться от тебя в пользу компьютера, водки и баб.

- То есть? Он же и так прогнал меня к чертовой матери, я не понимаю...

- А, не обращай внимания. Вернешься домой, сам всё увидишь. Много всякого произошло.

- А долго меня нет? – >> я вдруг разволновался, сообразив, что щедротами справедливого судьи мог пропустить в аду лет десять-двадцать земной жизни. Если не все двести. >>

- Пару дней. Хватиться не успели, – он смеется, сволочь, и это невыносимо... знакомо, любимо и желанно, до новых и новых слез, они неиссякаемы. – Сладкий... глупый мой. Знаешь ли ты о себе хоть что-нибудь? Хрупкая душа, упавшая на самое дно страдания по ошибке... по роковой случайности, и не разбившаяся только благодаря скорби и молитвам одного хворающего сердца. Да, я о нём говорю. Ксавьер без тебя жить не может. Без тебя никому не под силу жить, даже мне. Поэтому я здесь, в стране мертвых. Спрашивай.