- Сексом. Увлекся не на шутку, – я говорю почти серьезно, но Конрад мне не верит. До чего мы докатились. – Сделаю его новым хобби. Уютным домашним времяпрепровождением. Ты приезжаешь со службы, а я трахаюсь с серафимом, и вовсе необязательно в постели, можно в погребе или на чердаке, и, пожалуй, прошу тебя к нам присоединиться, и все это под наблюдением твоего махрового красавца-майора Блэкхарта. Кривишься в отвращении? Никогда не участвовал в групповом сексе? Хочешь сказать, что сам его не организовывал? Фрэнк, не разочаровывай меня.

- В кого ты превратился, малыш?! Я хочу обратно невинного юношу, что смотрел на меня ужасным уничтожающим взглядом на краю обморока, но еще долго боролся, не терял сознание именно благодаря своей ненависти. Где он?

- Ты убил его, Фрэнсис, – спокойно изрек темптер. Он стоял далеко, и его мягкий гипнотический голос, вольно льющийся сразу отовсюду, стал для меня открытием. – Твоя похоть, слепая бесконтрольная жажда обладания любой ценой и любыми средствами погубили Кси. Мы сыграли на твоей вседозволенности, власть задушила тебя, прибрала к рукам как миленького, ты сожрал наживку, не подавившись, фельдмаршал. Был слиток золота, чистейший благородный слиток... но чужой. Все в одночасье отвернулись, а он лежал и лежал, такой беззащитный и как будто ничей. И ты протянул грязную лапу. Схватил, испачкал его. Так с какой стати ты удивляешься тому, что он тоже стал грязным?

«Я снова молчу. Мне с таким изяществом закрыли рот... Спор бесполезен и опасен, воздушные очертания этого существа подсказывают, с кем я имею дело. И я не решусь спросить о чем-то или возразить. Он пожаловал сюда не для пустой болтовни, да и не достоин я отнимать его время. Но все же – я не развращал Ксавьера! Я не понимаю, что с ним случилось. Слова, им сказанные, и КАК они были сказаны... Неохотно припоминаю Ле Локль, обратный путь в аэропорт и пьяный, безостановочный угар эротических мыслей. Я упивался несдержанными фантазиями и таким привычным чувством всевластья и полной безнаказанности... Неужели я тогда накликал на себя беду? Обратил на себя пристальный взгляд черта, приковал его внимание, поменял планы и тактику ведения войны? И чего же мне ждать теперь? Нового пришествия ночного визитера, что на этот раз не ограничится улыбкой и легкой издевкой над моей беспомощностью?.. А чего ждать от Кси?»

- Не бойся. Я снова пошутил, – я заглядываю в осунувшееся лицо генерала и мне даже не надо копаться в его мыслях, чтобы понять, что его мучает. – Я испытываю тебя. Я хочу знать точно, на 107%, что не ошибусь, доверившись кому-то во второй раз. Присутствующие здесь демоны ада знают, что ты мной избран, тебя не тронут, тебя... уже помиловали, собственно. Простили все прегрешения. Конечно, ругались отборнейшим матом, стирая черные записи о твоей душе, но повиновались. Только потому, что я всерьез воспринял твое признание. Всерьез поверил, что ты меняешься. Что ты меня любишь. Фрэнсис, я с легкостью притворюсь испорченным юнцом, но не притворюсь влюбленным. Наверное, я захочу повторить секс-забаву с Дезерэттом и, наверное, я захочу, чтоб меня опять грубо насиловал ты. Чтобы ты делал это часто. Чтобы имел меня всегда, когда пожелаешь. Я твой по первому же зову, ты... ты просто завоевал меня, я твой трофей, владей мной по праву. Я так хочу. Но все это осуществимо при одном условии... – я сделал паузу, осознавая, что произносить такое мне так же непросто, как и ему – слышать. И что раньше мне подобный фарс на голову бы не налез. – Точнее, при соблюдении двух условий. Если мой упырь... – с трудом сглотнул, горло снова протыкает клубок игл, – если Анджело... разрешит. Если он... – я не могу! Но это всего лишь слова... – заново вдохнет в меня жизнь. Если я вообще доживу до момента, когда увижу и обниму его!

Джокер! О Господи... Заслоны прорваны, их снесло и разметало, самообладание кончилось, я громко зарыдал противными, густыми и кровавыми слезами. И насрать, НАСРАТЬ, что развеял иллюзию парня с железными яйцами, живущего каждый день как в последний. Меня уже тошнит следить за собой, притворяться, ежесекундно заботиться о мимике и строить из себя заманчивую бесчувственную шлюху. Всё! Я признался до конца, я не сказал это прямо, но интонации красноречивее слов, хрипло сорвавшийся в крик голос выдал тоску, огромную как луну и такую же щербатую, теперь Фрэнсис знает. И он, какая прелесть... потрясен.

- Малыш, сладкий... маленький... – он и растерян, и унижен, и проникается жалостью ко мне. Что может быть хуже? Тьфу. – Я был идиотом, я не догадался... прости! Я слишком часто стал просить прощения, но, пожалуйста... мне тяжело говорить, губы болят как обожженные чем-то...

- И ломота во всем теле, кости, кажется, еще немного и рассыплются в пыль, – я кивнул и взял его за подбородок, заставив смотреть вверх. – Пора идти, дорогой. Я пришел тебе помочь, и я сделал, что мог. Де-факто, ты готов предстать перед повстанцами Сандре Льюны.

- Но я не чувствую...

Очень быстро и очень больно укусил его за горящие губы, с удовольствием дождался наливающихся кровью глаз, услышал рычание, рассмеялся и свесил голову, обнажая свою шею.

- Пей давай. Новорожденный вампир, военачальник смертных... Что стоишь, пробуй! Свой первый, сладкий первый раз, как школьник-девственник... Возбуждающее сравнение, не правда ли?

Он вздрагивает от моих веселых слов, робко касается затылка, неловкими пальцами убирает мешающие волосы, поглаживает шею, колеблясь и не зная, куда нужно вонзать зубы, где это волшебное место.

- Не слышишь никакого странного шума? Не чувствуешь шального манящего запаха в моих сосудах? Я дал намек. Это действо интимно чуть более чем полностью, подозрительно похоже на секс, или секс похож на него. А в сексе ты спец.

- Ты хочешь мальчика, Фрэнсис, – доверительно шепчет ему Моди, очутившись рядом, и берет меня за руку. Помощь нелишняя, но эти бесшумные телепортации порядком пугают. – В этот раз условия немного изменены, ты хочешь его не полностью, а только кровь. Ты хочешь его кровь. А он хочет тебя, чтобы ты взял ее. Он напряжен, его сердце оживает, а вены под растущим давлением туго натягиваются... вздуваются под кожей. И кровь, волнуясь, бежит по ним всё быстрее. Ксавьер стоит перед тобой своеобразным последним испытанием. Ты оправдаешь его доверие? В отличие от секса, который часто бывает фальшивым проявлением чувств, тут – полная отдача, обмануть не получится. И если ты сам не остановишься, он подарит тебе себя до последней капли и умрет. Закрой глаза. Никуда не надо присматриваться, ничего не требуется искать. Многолетний самоконтроль и выдержку отложи в сторону, освободись, забудь, кем был... Выпусти на волю Нежить.

Я горько вздыхаю, понимая, что до генерала вряд ли что-нибудь дошло, он, наверное, слишком стар, отжил свое, ему не ощутить буйство гормона кровавой страсти, его расшевелит разве что чей-то голый зад.

- А-а-ах... – стон мой, и, признаю, я ошибся. Фрэнк легонько облизал мне кожу, желая смягчить болезненные ощущения от глубокого пореза, но смягчать их не надо, сам дьявол велел нам делать это со страстной жестокостью. И одно из воплощений дьявола здесь, он сделал свое гнусное, но на редкость приятное дело и отпустил меня. И я не спросил, почему... я не пойму его мотивов. Предает ли он сына, потакая моим изменам, полному единению с Конрадом? И зачем ему это? Ангел никогда бы не одобрил его содействие! Но поздно, визит, как обычно, короток, если смогу, добьюсь ответов от Дезерэтта, потом, не сейчас... если не забуду. Если в этом еще останется необходимость, и если... мне надоело бороться с совестью! Пусть завтра не наступит вовсе.

Я повис в объятьях фельдмаршала, позволив себе расслабиться и просто... раствориться в его восторге. Концентрированном удовольствии того, как он сосет из меня кровь, став еще роднее, чем прежде.

«Малыш, ты на вкус как огонь, но огонь жидкий, беспощадный, опаляющий нёбо, и ничего от вампирской мертвечины в тебе нет: теплая кожа поддалась легко, и в первый миг порочного наслаждения от вкуса твоей крови я думал, что умру. Захлебнусь или сгорю заживо, не вытерплю... А ты застонал слаще, чем стонал во время настоящей близости. Или эта – настоящая? Она затягивает. Твоя кровь хуже Веществ, и все твое тело – поэма моего безволия, полное поражение духа перед материей. Я хочу тебя, моё проклятье... и с этим невозможно бороться».