— Бред про Адама с его дамой — мутит детям головы. На вашем фоне хроникой покажутся Флинстоуны.
Я понимаю, что ваш мозг уместится на блюдце, но как можно считать инцест — основой эволюции? — Все, после этой строчки наша биологичка выставит Паше «пять» в аттестате внеурочно! — Хоть не от яблок и змеи Адама — Евы стоны. Так вот где телки взяли моду давать за айфоны! Парень познал одиночество и познал френдзону. Сам себя не потешишь — батя выгонит к черту из дома!
— Все это время ты, пытаясь копаться в науке, не нарыл ничего, никого, лишь про Адама с Евой сплетни слухи.
Известно ведь нам, как ты любишь обезьян! Роман с ними доказал, что вы одна семья, оу! — Я просто убью их, как только они зайдут за кулисы! — Но ты не Энн Дерроу и Кинг Конгу ты бы не понравился
— Бят, быстро говори, что надо? — Алеся падает передо мной на колени с кистями в волосах и палитрой в руках.
— Египетские стрелки и бледность лица.
— Понял, — ответила она, безошибочно выдергивая из пучка волос нужную кисть и начиная подбирая нужный цвет.
— Бят, у нас проблемы! — Антон Кириллов, нахлобучивая мне на голову непонятную шикарно расшитую хрень, виновато протянул легенькую накидку, которая еле-еле прикрывает грудь. — Больше ничего найти не смогли. Мила там сейчас в гримерке гобелен сдирает.
— В школах детей достали пичкать сумасшедшим бредом! Легче поверить в человека-муравья, чем в это!
Почему сейчас обезьяны не становятся людьми, а массово едут в Россию беспределить и хамить? — И все медленно посмотрели на человека из РАНО, который сидел по правую руку от директрисы и имел в родственниках жителей дальнего Востока. Все, нам всем точно пиздец.
— Это было слишком жестоко, Ева! — Кричит Анна Андреевна, отмирая и поднимаясь с места, но нас всех останавливает смех мужчины из РАНО:
— Но это было забавно!
— Все, сорвала! — подбежала к нам Милена, довольно протягивая золотое полотно, которое подарили нашей учительнице музыки на пятьдесят лет работы в школе. — Вставай, сейчас будем делать тебе шикосное регги-мини.
— Не дергайся, — шипит Алеся, Антон натягивает мне на грудь накидку, поправляя ее максимально скромно, а Ростова заматывала ноги.
— Что перестало быть теорией, а? Дарвинизм! Одного дня мало для создания хомо сапиенс!
Осведомленней вас ваши попы, мудилы, ведь они познали сейчас теорию большого взрыва! — Секундная заминка, в ходе которой липовые Адам и Ева недоуменно переглядываются, и я чувствую, что сейчас само время моего выхода.
— Бят, нацепи вот это! — Протягивает мне толстую связку браслетов Листов, и, когда я поправила все это богатство на себе, вытолкал меня на сцену. И вот тогда появился из гримерки Александр Андреевич. И вот взгляд, которым он окинул меня, не сулил мне абсолютно ничего хорошего.
— Из обезьяны в человека? — Мой хриплый голос оглушает всех, и они подпрыгивают на месте, увидев меня на сцене. — Да, неплохо. Но видели ли вы когда-нибудь трудолюбивых обезьян? А вы, подобные рабам, — подхожу к краю сцены и, положив ладони на их лица, отталкиваю от сцены, презрительно морщась, — пока в бальзаме я свежею, чресла лижите попам, вместо того, чтоб гнать их в шею! — И возвращаюсь на свое место, продолжая нравоучения: - Ты веришь в то, что ты- кучка земли, а ты — ребра обломок? Да упаси ваш Бог меня, если я — ваш потомок.
Голубки, ваша проблема в том, что истину вы не искали! К создателям гораздо ближе Малдер и Скалли! Ты все ставишь на приматов, а вы бьетесь лбами оземь. Опровергнут эволюцию ваши мозги в анабиозе!
Люди — дети космоса, забывшие о внеземном отце, ведь пирамиды строили не боги и не шимпанзе!
Кстати, Ева, до тебя Адам ходил уж на узи! Не первая ты шкура у него. Ты за Лилит его спроси!
На нас сыпятся аплодисменты со всех сторон. Некоторые даже свистят стоя. Конечно, такое шоу устроили!
— Я урою вас троих! — Беззвучно прошептала я одними губами, что вздрогнул даже Паша.
— Дегенераты! — Удар папкой по одной голове. — Ублюдки! — Удар папкой по другой голове. — Жертвы порванного презерватива! — Удар папкой по третьей голове. — Уроды! — И снова все по кругу. — Да чтоб у вас не встало никогда!
— Я девушка, вообще-то! — Возмущается Женя, пытаясь встать с колен, но удар папкой со сценарием прямо по темечку возвращает ее в исходное положение.
— Да чтоб на тебя не встало больше никогда! Яйцеголовые! — Я вышагивала от одного к другому, заложив руки за спину, и орала уже минут двадцать. — Значит так, будущие номенанты премии Дарвина, если, не дай вам Бог, в мою сторону последуют какие-то предъявы от директрисы — я ваши жизни в ад превращу! На тебя, — удар папкой по крашенной голове Жени, — едет докладная той же директрисе о всех твоих похождениях в стенах школы с фото, аудио и видео подтверждениями. А ты, — удар по темной голове Олега, — вылетаешь из команды!
— Да что ты можешь сделать? — усмехается парень, вставая с колен, и гордо задирая подбородок. Но Кириллов, под мой крик, чтобы быстро принесли мне мой телефон, резво, одной рукой, возвращает его обратно.
— Алло, Грибов, приветик, — улыбаюсь я в трубку, поглядывая на побледневшего Новикова. — Мне тут нужно исключение из команды одного радужного, оформишь?
— Кого, лапушка, и что мне за это будет?
— Моя огромная признательность и три любых контрольных. Новиков.
— Врубай громкую связь, лапуля. — Клик по экрану, и я укладываю телефон на ладонь, удовлетворенно улыбаясь и подмигивая Антону. Наверное, человек, который орет матом на всех в розовых трусах в барашков, выглядит очень комично. Но парни стойко держались, стараясь не ржать надо мной. Ну что поделаешь, если я только шторку с ног стянуть и успела? — Уж не знаю, чем ты насолил нашему карманному Фюреру, но, если она попросила, я не могу отказать. Тем более игрок ты так себе, так что прости, кролик, но сегодня не твой день.
— Спасибо, дорогой.
— Обращайся, лапушка.
— Теперь ты понял, что мне, в принципе, вредно переходить дорогу? Я рада.
— Обожаю, когда он называет тебя карманным Фюрером, — хохочет Мила, протягивая мне влажные салфетки. — И это было шикарно, когда ты вышла такая и прямо за морды растолкала их по углам. Ты просто шикарна в своем гневе.
— Ой, уйди уже, скоро твой выход. — И Ростова, напоследок еще раз показав, как я их растолкала, скрылась за дверью гримерки, а я устало откинулась на парту, закидывая ноги на соседнюю. День сегодня не удался, мягко говоря. Теперь самое главное, чтобы директорша реально не додумалась что-нибудь сказать о испорченном концерте мне, потому что тогда будет плохо всем.
— Знаешь, я всегда считал тебя нелюдимой и замкнутой, а тут «лапушка», «Карманный фюрер». Это бесит, знаешь ли.
— Про твои пошлые подкаты ко всему, что дышит, мне стоит промолчать? — меланхолично ответила я, не открывая глаз. Лишь когда он сел за парту, на которой я лежала, и положил голову на мой голый живот, который я инстинктивно втянула, запустила руки в его зачесанную шевелюру.
— Ну, я мужик. Мне можно. — Просто ответил он, даже, кажется, пожал плечами.
— Вот и я дама свободная. Мне тоже можно. — Так же просто ответила я, с улыбкой замечая, как он резко поднялся.
— Нарываешься? — чуть угрожающе сказал он, нависая надо мной.
— Возможно, — пожала плечами я, наблюдая за отсветами его глаз в темноте комнаты. Красивый. Боже, какой же он красивый! — Я люблю тебя.
…
Секундная пауза, в ходе которой происходила моя загрузка и перезагрузка учителя, и я, сообразив, что ляпнула, поднырнула под его рукой, срываясь с места. Ебтвоюмать! Я, что, реально это сказала? Это, блядь, реально произнесли мои губы? Я идиотка! Еле успев натянуть первую попавшуюся юбку, я вылетела в зал в той же желтой накидке и, пролетев сквозь зал, унеслась в сторону спортзала.
Что вообще сподвигло меня на это? Нет, я понимаю, у меня «эти дни», в которые я чрезмерно эмоциональна, но не на столько! Как такая дикость вообще получилась? Что, блин, со мной не так?