«Прекрасное мы чувствуем…»

Прекрасное мы чувствуем

по облику времен,—

если бы Девятую симфонию

Бетховена

вычертить в чертежах,

она бы уподобилась утру

на улице Горького,

и линии углов или колонн,

протянутые ввысь,

ты ощутишь,

как струн скользящий ряд.

Чуть прикоснись рукой —

и тихий звон

раздастся над землей…

ДОМ СОЮЗА ПИСАТЕЛЕЙ

Нет к нему

ни дорог, ни шоссе,

но ты отдал себя стихам —

и иди.

Будут душу

дожди мочить,

станут душу

молнии бить,

нет в пути

ни машин, ни крыш.

Вот и дом

посреди Москвы.

Печатают валенки

следьями пол,

и овчинный на мне кожух

груб, неуклюж.

И мне стыдно следьев моих

на зеркальном полу,

и швейцаров стыдно до слез.

Но множество мною

пройдено зал —

я, и это отринув,

иду.

И опять —

преградою на пути

не рукам,

не ногам,

а мыслям моим

и понятьям моим —

над последней ступенью в зал

мрамор стоит без одежд

в откровении белых линий —

творец ее

похитил у природы

изгибы вольные стеблей

и колыхание ветвей,

непринужденные поклоны

отягощенного цветка

на хрупкость тонкого плеча.

Я не привык так явно и открыто

смотреть на очертанья человечьи.

Но где пределы

торжествующих восхищений

пред телом моим и вашим?

И зеркало отразило

молодого поэта,

впервые идущего в Дом писателя.

Это ничего,

что лицо у поэта как степь…

Веруешь, что слова твои

высушат наговоры зла

и добро принесут стихи,

что поэмы людям, как хлеб

в голодающий день, нужны,

что ты голод насытишь их.

Если веруешь — так садись,

оставайся тут и живи!

ОСЕНЬ

Между хвойных елей

и округлых кедров

солнце прошагало на закат,

и уселось на краю земли,

и, как два

пылающих крыла,

протянуло медные березы,

в небесах себя не уронив.

РАЗДУМЬЯ

Почему это так?

На башни

на кремлевские —

гляди и гляди

и не устанешь глядеть

миг за мигом —

подряд…

Вот и цветок полевой…

Но разве цветок и башню

поставишь рядом?

И отчего это так:

ты глядишь и глядишь

и не устанешь глядеть

миг за мигом подряд

на цветок,

средь нежнейших его

лепестков,

как и в линиях башен,

обретая мысли свои,

и сердце свое,

и себя самого?

«Я сижу перед белой бумагой…»

Я сижу

перед белой бумагой

и слова из нержавеющего сплава,

словно глину,

мну в черновиках.

Свечка оплыла и поседела,

над окном звезда сгорела…

Чья-то дружба с жизнью порвалась.

1956

«Холмы лежали под снегами…»

Холмы лежали под снегами,

как будто детская рука

углем по синим небесам

цепочки изб нарисовала,

и солнце опускалось за стволы,

и лес рассеивал лучи,

ручей в снегу не замерзал

и все, как голубь, ворковал.

«Люблю тебя, моя Россия…»

Люблю тебя, моя Россия,