Теплом асфальт отягощенный

подошвы ног подогревал,

а по бокам

дома стояли —

сплошным хребтом

без окон и дверей, —

еще огней не зажигали.

И в получас

сближения теней

вершины улицы моей

откинули на землю

полутени,

освобождая очертанья

гигантских крыш

и труб

и купола церквей.

И проникало небо

в бойницы и бреши,

и обводило синью

башни и шпили,

вычерчивая дерзость человечью,

возвышенную в зданиях

до неба.

И каждого надежда осеняла.

1947

МОЯ КОМНАТА

Куда-то все плывут, плывут

продольные дожди

перед окном моим.

А на столе — цветы,

как млечные созвездья,

да стул один,

да рукопись в углу —

мои стихи

иль я сама —

одно и то же,

только форма разная.

И все,

и больше ничего,

да сор еще

цветочный на полу.

ПЛАТЬЕ

Мне подарили

бархатное платье,

А раньше

два только платья

было у меня:

льняного полотна

и шерстяное.

Мне подарили бархатное платье.

Я тут же

и примерила его,

и в зеркало увидела себя.

Средь отраженного окна

гранитный высился дворец,

пушистый звук

серебряных снегов,

в замерзших окнах

люстры тлели,

росли березы у стены.

И чудно было сочетанье:

я в платье бархатном,

дворец

и белый снег

в ветвях и на земле.

Такой казалась я себе

нарядной!

И с этим чувством

шла я

по Москве.

И все идущие

навстречу мне

несли на обновленных лицах

светинку радости моей.

И что-то мне

хотелось людям дать —

добро ли совершить

иль написать стихи.

О ХУДОЖНИКЕ

Р.Ф.

Сколько рождений

дано человеку,

а сколько прожито лет!

Каждый год

рождается вновь —

из весны,

из травы,

из небес — человек.

И нет насыщения жизнью,

и, хоть сто раз

на земле живи,

утоления нет рукам,

наглядения нет глазам.

В Замоскворечье живет

живописец.

Роскошнейшие убранства

от купола

до половиц

неостывающими светилами

мерцают из тихих рам.

А в комнате нет ковра,

сосновый в комнате пол,

и стул один,

и кресло одно,

и железная печка

в своем уголке

как вздохнет,

и падает оранжевый цветок

из золотистой гортани

на пол,

на вещи темные,

роняя лепестки

и отгадки бытия,

стоят, прислонясь к стене, —

рисунком внутрь

и холстом на свет.

Люблю в пристанище я это

заходить,

под крышей этой

забываю я

и горести, и странности мои.

Сходились юноши сюда

с неуспокоенной душою,

седые женщины

с девичьими глазами

и убеленные снегами,

художники,

постигшие и страны и моря.

Но жизнь, как в молодости

тайной,