названье: корабли,

так велики обширные носки,

и задники прочны,

и расстоянье меж бортами

просторно и удобно для ноги,

и шерсть козлиная легла на стельки.

И я сама в нехоженых краях

шла, не боясь,

за кожаными башмаками:

великолепно в них шагал тогда

мой милый друг,

О, мои возлюбленный

из молодости нашей!

И множество земель

мы вместе исходили,

и разные мы слышали языки,

и горе видели,

и победили горе,

и утренние радостные страны

ложились в красках на мои листы.

ПИСЬМО НЕОТПРАВЛЕННОЕ

Где же ты?

Сколько писем

писать еще?

И ответа, как благовести,

ждать.

Ждать от тебя ответа?

Если бы сто рук

имела я,

все бы травы

я перебрала,

сосчитала бы пыль земли,

увидела бы очи твои.

Но, может, ты

не в траве лежишь?

Иль беркут склевал

глаза твои

и синицы кудри

с твоей головы

на гнезда птенцам

унесли?

Нет!

Это думы мои

черные по ночам.

Не коснется секира тебя,

не испепелит чужой огонь,

чернорукий фашист

не подымет ладонь

в золотое лицо твое!

Да охранит тебя от врага

большая любовь моя!

Дождь барабанит по крыше,

темная ночь за окном,

и опять пауками мысли

выползают из темных углов.

Господи,

был бы хоть ты!

Думы свои

я сожму в кулаки,

вырасту до небес.

И в величии слез пред людьми

свитки горя расстелю:

читайте, люди,

сердце мое —

зеркало ваших бед!

За окном редеет рассвет,

на гудок шахтеры идут.

Надо мне на смену идти.

Встаю.

«…и тише, генералы и адмиралы…»

…и тише, генералы и адмиралы,

пробуйте ваши бомбы,

ваши запаянные в сталь Везувии!

Вы мешаете думать,

как вырастить лучше

высокие кроны,

и прочные корни,

и нежные чаши

на тонких стеблях.

«Не пропускай, читатель…»

Не пропускай, читатель,

мимо глаз

людей, чей рысий взгляд

меж лиц, покоем осененных,

вдруг промелькнет, —

как острие клыка.

В МЕТРО

Есть станции метро —

из мрамора и стали,

заполненная воздухом

цветным.

В ней русские мечты

исполнены на сводах —

в изображенье яблок золотых.

И полевой цветок резьбой

на мраморе сквозит.

И лист дубовый в бронзовых

венках

мозаику венчает на стенах.

И сами люди,

что в метро вошли,

преображаются в движенье,

сияя круглыми зрачками,

добреют лицами они.

И вот от входа на лестницу белую

медленно сходят двое;

он шел, как будто раздвигая

потоки воздуха плечом,

одежды синей прочной

ткани

его сурово одевали,

и только льдистого свеченья

откинут белый воротник,

как примечательность здоровья

и свежести душевных сил.

И чуб, как кисть овса,

лежит.

И маргаритка из кармана,

как орден юности, блестит.

На камни юноша глядит:

он видит силищу колонн,

рабочих рук большие волшебства,

что превратили камни в зеркала,

где глина тяжелая была