— Что? Случилось чего нибудь? Алло?!!

— Я сейчас к тебе еду! У тебя там, часом, сегодня нет гостей?

— Гостей? Каких «гостей»? А а… да нет, все свои. Мы уже того… спим!

— Вот что! Я где то через… через час примерно — буду у тебя! Подъеду со стороны огородов, к баньке! Ты тоже туда выходи, встреть меня там, ладно?

— Да что случилось то?!

— Потом расскажу! Ну ты все понял, Николаич? И вот еще что: я буду не один! Я тебя специально заранее предупреждаю, чтоб ты особо ничему не удивлялся!.. Все, до встречи!

«Имение» дяди Федора находится в стороне от крупных магистралей, в медвежьем углу, километрах в семидесяти от Воронежа и примерно в полусотне километров от того места, где проходила нынешняя «феерическая акция». Мамин брат лет пять назад продал свою воронежскую квартиру (с женой он развелся еще в восьмидесятых), купил землю с недостроенным домом, нашел себе молодуху, и теперь живет, как он сам о себе говорит, «как у Бога за пазухой».

Вот к нему то, к старшему брату матери и надумал податься Дмитрий. Хотя это решение, принятое им в последнюю минуту, основательно отдавало авантюрой.

Ну не домой же, — на Вагонную — ему ехать с этой «обузой»?

Да и опасно: можно не сомневаться, что объездная дорога и трасса «Дон» в данное время, после всей этой «замятни», которую они устроили в Выселках, находятся под особым контролем со стороны органов.

Наверное, у него, у Краснова — или же у его спутницы — есть ангел хранитель. В одном месте пришлось таки пересечь саратовскую трассу; Дмитрий видел ментовские машины с включенными мигалками, а также карету «скорой» — они проследовали по шоссе на восток. Он догадывался, куда именно поспешали эти транспорты, но сейчас ему об этом не хотелось думать. Попросту было не до того.

Попалил уйму нервных клеток, но проскочили: никто их не останавливал, никто не пытался за ними гнаться… повезло.

Когда оставалось всего с полкилометра до нужного ему поворота, Краснов притормозил у обочины.

Еще раньше, когда он рылся в багажнике «пассата», он обнаружил там на дне одной из двух пустых сумок шлем маску. И сунул ее в боковой карман куртки — с дальним умыслом.

— Значит так, девушка Дарья! — сказал он веско. — Как я тебе уже сказал, мы едем к одному моему знакомому!

— А он… Слушай, я боюсь!

— Не перебивай! Никто тебя не обидит! Ты можешь думать обо мне что угодно…

— Я знаю, что ты хороший! — торопливо произнесла она. — Ты ведь не обидишь Дарию, да? Ты… вы не сделаете мне ничего плохого, верно? Пообещайте мне!

— Не дергайся. Все будет нормально! Значит так! Чем меньше ты будешь знать и видеть, тем лучше, тем спокойней для всех! И для тебя — тоже! Поэтому надевай «маску»… и прикуси язык! Ни слова! Понятно?!

— Сначала поклянись, что…

— Иди ты на фиг! — перебил ее Краснов. — Я тебя сюда не звал! Сама ко мне прицепилась! И вообще. Если бы я хотел тебя п р и б и т ь, то уже дано бы так и поступил! А будешь трындеть, как вот сейчас… Короче, смотри у меня! Замри! И не болтай!

Он расправил края «маски», перевернул ее, так, чтобы эта особа не могла ничего видеть. И нахлобучил ее на голову своей новой знакомой.

Спустя несколько минут «пассат», покачиваясь на неровностях свежескошенного луга, подкатил к тыльной, глядящей на лесок стороне сельского хутора.

Сначала послышался собачий лай. Затем из за деревянного сруба, — он был хорошо виден в свете фар — показался рослый, костистый, не старый еще мужчина, на котором были надеты брезентовая куртка и резиновые сапоги. На правом плече висит карабин «сайга», в левой руке — «бошевский» фонарь.

Краснов заглушил движок. Только сейчас он ощутил, насколько измотан всей этой кутерьмой; у него даже руки ходили ходуном, никак не мог он справиться с этой нервной дрожью…

Девушку тоже трясло: было отчетливо слышно, как у нее от страха клацают зубы.

Дядя Федор прикрикнул на собаку — это была немецкая овчарка.

— Машка, фу! Свои!! К ноге, кому сказано!!

Хозяин хутора подошел к «пассату», включил фонарь и направил его на лобовое стекло.

Обошел машину вкруговую, потом открыл правую переднюю дверцу…

Луч фонаря осветил полуобнаженную девушку, на голове у которой, надетая задом наперед, красовалась спецназовская шлем маска. Та затряслась еще пуще и теперь лязг ее зубов был слышен, кажется, за километр от хутора.

— Интересно, интересно… — сказал своим хрипловатым голосом дядя Федор. — Это что за маневр такой? Смахивает на «плоский штопор»! Ну что? Сами выберетесь, или подсобить?

Дмитрий вяло поприветствовал его взмахом правой руки. Ну и заодно продемонстрировал наручник, который — посредством прочной цепочки — соединял его с девушкой.

— А впрочем, — сказал хозяин хутора, — видывал я и не такое! Не бойся меня, красавица, — он осторожно коснулся гладкого женского плеча. — Все будет хорошо… здесь ты в полной безопасности! Ну а с тобой, мил человек, — дядя посмотрел на племяша, — мы отдельно побеседуем.

Тахир Сайтиев был вне себя от ярости: только что он получил серьезный нагоняй от родного дяди Руслана, человека уважаемого и авторитетного, который все последние годы был ему как отец родной…

Разговор состоялся около десяти утра, в городском офисе дяди, расположенном в центре Воронежа, рядом с гостиницей «Брно». Тахир и его верный товарищ Ильяс, которого он знает и помнит ровно столько времени, сколько знает и помнит самого себя, стояли перед Русланом Сайтиевым, как два провинившихся, нашкодивших юнца.

— Тахир! И ты, Ильяс! Я зачем перевел вас сюда, в Воронеж, из Москвы?! Чтобы вы были мне здесь п о м о щ н и к а м и! Я сказал вам: хватит лоботрясничать!

Хватит волочиться за юбками и «зажигать» в ночных клубах! Вам уже исполнилось по двадцать пять лет! А вы все еще ведете себя как годовалые жеребцы, отбившиеся от табуна! Ну? Что молчите?! Почему не была выставлена надлежащая охрана?! Как такое могло случиться, что фактически в твоем, Тахир, присутствии, при наличии двух наших транспортов сопровождения каким то шайтанам удалась эта их… акция устрашения?

Пятидесятилетний мужчина, на котором одета белоснежная рубашка (пиджак и галстук он снял в самом начале их разговора), и у которого виски уже основательно посеребрены сединой, поднялся из за стола. Чуть прихрамывая на правую ногу, опираясь на палку с резным набалдашником, подошел к двум «джигитам», которых он сам выделил, которых, как он считал, отличает преданность тейпу, сообразительность, живость ума. Да и храбрости им не занимать… Он заглянул в глаза сначала одному, а затем и другому. От них, от их волос, кожи, одежды — хотя они успели переодеться и наспех приняли душ — явственно тянуло паленым. Этот «аромат» не способен перебить никакой парфюм. Неужели он ошибся, когда поручил важный участок работы Тахиру? Которого он, кстати говоря, после смерти старшего брата — тот погиб при странных обстоятельствах, в девяносто четвертом, во время поездки в Турцию — взял к себе в семью на воспитание, как и другого племянника, совсем еще маленького в ту пору Шамиля…

— Два трака с важным грузом сгорели! Дотла! Остались лишь остовы, жалкие останки! Говори ты, Тахир.

— Дядя… — Тахир откашлялся в кулак. — Я так думаю, что Мансур и его люди сами виноваты!

— А в чем именно состоит их вина?

— Этот их поселок… Выселки… плохо оборудован — с точки зрения безопасности! Я Мансуру на это указывал! Советовал огородить с тыльной части центральную часть поселка! Он сказал, что у него сейчас туго с финансами… И что сделает эту работу не ранее следующей весны! И еще он сказал, что им нечего особо опасаться, потому что в Выселках не осталось ч у ж и х. Что из этого села убрались все русские…

— Продолжай.

— Заявка от Мансура на сопровождение колонны поступила за сутки… То есть, в понедельник, во второй половине дня. График был четко рассчитан по времени. Единственное, что от нас не зависело, это именно выбор места ночевки автоколонны — тут решали «грузоотправитель» и…