«Отравлюсь! Не хочу жить! Не могу! Все равно отравлюсь!».

В комнату вошла хозяйка квартиры, маленькая пожилая женщина с крупной бородавкой на щеке. Под плоским носом ее чернели чуть заметные усики.

- Месяц кончается, — сказала она значительно. — Пора денежки за комнату платить.

Хозяйка сдавала Катерине комнату. Пытаясь скрыть свое переживание, Катерина сказала:

- Я заплачу. Сейчас у меня нет рублей.

- Ладно, подожду до вечера.

Женщина хотела было выйти из комнаты, но вдруг остановилась, заметила, что Катерина не в себе.

- Ты что, нездорова? — спросила она.

Катерину всегда раздражали отталкивающий вид хозяйки, ее скупость, сварливость, и сейчас невыносимо было говорить с ней, даже о своем здоровье.

- Здорова я, здорова! — вскричала Катерина.

- Что ты на меня смотришь, как зверь? И не смей так грубо разговаривать со мной!

Катерина еще больше разозлилась. Ее нервы за последние годы распутной жизни заметно сдали.

- Уйдите! Прошу вас! Я не могу вас видеть!

Хозяйка ужаснулась. Взглянув на молчащих подруг Катерины, она резко произнесла:

- Сегодня же выселю тебя! Убирайся на вокзалы, — и вышла.

«Отравлюсь, — вновь подумала Катерина. — Нет, сначала надо съездить в тот город, где остался мой ребенок. Поклонюсь ему, где он умер, несчастный... Поплачу и покончу с собой».

ГЛАВА 26

В столовой было шумно, детдомовцы болтали за обедом, деля между собой скудные порции хлеба и каши. На кухне из котлов валил пар. Старая повариха переливала суп из котлов в небольшие столовые бачки, которые подавались на столы.

Поварихе помогали две девочки, дежурившие сегодня по кухне. Одетые в белые халаты, они разносили по столам бачки с супом.

Из-за соседнего стола встал старший воспитанник, подошел к столу, где сидели Кузнец, Галич и Карат, взял из тарелки Галича котлету и вернулся к своему столу. Альберт хотел вскочить и врезать старшему воспитаннику, но Боцман остановил его.

Не суйся, — сказал он. — Не твое дело.

Альберт отчаянно возразил:

- Галич — мой друг!

- Я сказал; не суйся! Галич — сотрудник того кочета.

- Тогда я отнесу ему свою котлету.

- Это уж твое дело.

Альберт подошел к Галичу, положил котлету в тарелку. Галич сначала отказывался, но потом молча принял. В его глазах заблестели слезы. Альберт вернулся за свой стол, стал жевать хлеб. В Боцмане возникло какое-то несвойственное чувство к Альберту. Разломив котлету пополам, он положил одну половину в тарелку Альберта. Альберт поднял глаза. Боцман смутился…

- Ты ешь, — тихо сказал Боцман.

После обеда Боцман, повел Альберта обучать воровскому мастерству. Они прошли к забору, где перед поединком распивали вино; укрылись между забором и поленницами дров. В этом укромном месте их не могли заметить ни с улицы, где их укрывал забор, ни с территории детдома. Боцман поставил Альберта к забору, а сам встал спиной к нему.

- Пробуй, — сказал он.

Это был не первый урок воровского мастерства. Альберт знал, что от него требует Боцман. Он сунул два пальца правой руки в карман пиджака Боцмана. Боцман почувствовал руку Альберта и сумел ухватить ее в ту же секунду, когда Альберт уже вытаскивал из кармана Боцмана кошелек.

- Грубо работаешь, — сказал он. — Я чувствую твою руку. Смотри, как надо.

Он сунул кошелек в карман Альберта, установил его спиной к себе, пальцами залез в его карман и вытащил кошелек.

- Почувствовал мою руку?

- Нет, — Альберт с удивлением посмотрел на него. — Наверно, у меня не получится. Слишком мало ловкости в руках.

- Здесь не столько нужна ловкость рук, сколько положение, стойка человека, у которого крадешь. Ты заметил, что я слегка наклонялся из стороны в сторону, когда ты засовывал руку в мой карман?

- Заметил.

- Вот и человек так же. Когда он стоит в автобусной толпе или у прилавка магазина, он имеет привычку слегка наклоняться. Как тебе уже известно, люди обычно носят кошельки в правом кармане. Значит, вытаскивать кошелек нужно в тот момент, когда человек слегка наклоняется вправо. В этот момент он менее всего ощущает в своем кармане чужую руку. И вытаскивать кошелек нужно не резко, как делаешь ты, а плавно, но быстро.

Боцман снова вложил кошелек Альберту, но уже в потайной карман пиджака и стал показывать ему свою профессиональную выучку. Отойдя на несколько шагов, он велел Альберту двигаться навстречу ему. Шел Боцман, как будто задумавшись и опустив голову, словно не замечал идущего навстречу Альберта. Наткнулся на него. Быстрое, незаметное движение рук — и кошелек оказался в руках Боцмана. Он показал его Альберту.

- Здорово! — удивился Альберт.

- Чувствовал мою руку у своей груди?

- Нет.

- Знаешь, почему? Потому что я задел твое левое плечо своим левым плечом, легко и как будто случайно. Расстегнутый пиджачок твой при столкновении подался вперед, левая пола его отошла от твоей груди. И в этот момент я без особых усилий извлек кошелек.

Боцман довольно улыбнулся. Сказал:

- Попробуй теперь ты.

Альберт попробовал, но у него опять ничего не получилось.

- Мне придется тренироваться долго, — вздохнул он.

- Да, — согласился Боцман. — Меня Волк обучал целый год, и за год я усвоил только азы воровской профессии.

- Это не профессия.

Боцман недовольно покачал головой.

- Только человек несведущий в воровском деле сможет сказать, что это не профессия. Это профессия и, наверно, самая трудная и опасная. Я бы назвал работу карманника ювелирной и тонкой. Хочешь убедиться?

- Хочу.

- Пошли со мной.

Прошли в детдомовский двор. Боцман стал высматривать кого-то. Кругом резвились воспитанники. Шкеты гоняли мяч на футбольном поле. Кочеты играли в карты, укрывшись за смородинными кустами. Вдруг из женского корпуса вышла молодая воспитательница, Тамара Николаевна. Длинными стройными ногами она вышагивала прямо к столовой; рыжие волосы ее развевались под легким ветерком. Боцман оценивающе окинул ее глазами и сказал:

- Наблюдай, Альберт.

Он пошел навстречу Тамаре Николаевне с глубоко задумчивым видом и опущенной головой. Поравнявшись с ней, он задел ее плечом, будто случайно. Тамара Николаевна уставила на него возмущенные глаза.

- Ты что, спишь на ходу? Боцман недовольно пробормотал:

- Задумался. Извините.

Альберт со стороны наблюдал за Боцманом. Он не заметил, что Боцман сумел украсть у воспитательницы, хотя следил за его руками очень пристально. Боцман вернулся к нему и показал брошь с изумрудным камнем.

- Видишь? Это брошь Кобры.

Альберт был изумлен.

- Она, должно быть, дорогая.

- Не дешевая, — сказал Боцман. — Брошку нужно вернуть. В кругу знакомых красть нельзя. Волк учил меня, что это подло.

- Но как вернуть?

- Я вижу, Кобра невзлюбила тебя. Вот ты и вернешь. Подойдешь и отдашь ей. Скажешь, что нашел на земле у женского корпуса. Глядишь, она станет относиться к тебе дружелюбнее.

- Неудобно как-то...

- Брось ты! Слушай меня. Я не научу тебя плохому.

Боцман сунул в зубы сигарету, чиркнул спичкой.

- Брошку я снял с ее груди, — сказал он довольно. — А груди у нее, оказывается, мягкие. Видимо, потрепанные.

- Разве у других не мягкие груди?

- Слабак ты еще в этом деле! - усмехнулся Боцман. - У наших девчонок у всех груди упругие. Потом как-нибудь я тебя возьму с собой, и ты пощупаешь...

Альберт стыдливо отвел глаза, пожал плечами. Он знал, что кочеты подлавливают приютских девчонок, когда те выбегают вечером из своего корпуса на ужин в столовую. Подлавливают их в темном коридорчике женского корпуса и щупают их. До насилия, конечно, дело не доходило, просто баловство.

Заметив его смущение, Боцман рассмеялся.

- Пойдем за поленницу, — сказал он. — Продолжим подготовку. Я сделаю из тебя отличного карманника!

ГЛАВА 27