Думаю, твоя мама будет недовольна, если ты изберешь профессию кочегара.

Не угадали. Моя мама говорит, что все работы хороши. Но она мечтает, чтобы я стал военным офицером, как отчим.

Ну, хорошо, будешь военным, - согласилась женщина. - А теперь заправляй постель – и умываться.

Заправив постель, Альберт закинул на плечо полотенце, прошел в умывальную комнату. Под десятком кранов, из которых струилась вода, был широкий жестяной лоток. Водные струи глухо разбивались о дно лотка и скатывались вниз по отводящей трубе. Все краны были заняты, кроме среднего. Умывались старшие воспитанники, учащиеся седьмых и восьмых классов, четырнадцати-пятнадцати летние парни, многие из которых были второгодниками. В сторонке стояла кучка малолетних воспитанников, которые не решались подойти к свободному кранику, пока не помоются старшие. Подумав секунду, Альберт решительно подошел к кранику, стал умываться. Старшие со злостью посмотрели на него.

Куда лезешь! – заорал на него старшеклассник крепкого сложения, стоявший справа. – Шкет! Не видишь, мы еще умываемся?

Старший пнул Альберта ногой в зад – так крепко, что Альберт чуть не упал головой в жестяной лоток. Обиженный, он отошел в сторону.

В Устюженском приюте сложилась старая традиция: если умываются взрослые воспитанники, никто из младших не имеет права подходить к умывальнику, пока не помоется последний старший. Эти и другие, еще более жестокие правила были установлены прежними воспитанниками, которые уже давно выбыли из стен детдома. Словом, дедовщина.

Детдомовцы делились на две категории- те, кто учился с первого по пятый класс, были младшими. Взрослые их называли шкетами. А те, кто учился с шестого по восьмой класс, были старшими. Младшие почтительно называли их кочетами. Таковы были традиции Устюженского приюта, сохранившиеся еще со времен безпризорничества.

Когда все кочеты помылись, Альберт и его младшие товарищи подошли к краникам и стали умываться. Круглолицый конопатый мальчонка с рыжими волосами, вставший рядом с Альбертом, сказал:

Зачем ты полез к умывальнику? Знал же, что кочеты пинка дадут.

Краник пустовал, - Альберт густо намылил лицо.

Ну и что, что пустовал? Если они моются – не лезь!

Альберт с раздражением сполоснул лицо, обдав брызгами товарищей. Рявкнул на рыжего:

Что ты меня учишь, Карат? Сам знаю, как поступать.

Рыжеволосый паренек по прозвищу Карат замолчал, зная, что спорить с Альбертом Чайкой бесполезно. Чайка среди детдомовцев отличался спортивным характером, не любил, когда ему возражали или поучали. Однако взрослых воспитанников он побаивался, как все его сверстники. Кочеты обычно избивали шкетов, если те осмеливались ослушаться и не выполнить заданную работу или поручение. Кочеты заставляли шкетов работать вместо себя – мыть полы, пилить, колоть дрова, воровать, если потребуется…

Войдя в столовую на завтрак, Альберт сел за свой стол, за который садился всегда. Все столы в столовой были распределены, взрослые воспитанники садились за свои столы, а младшие – за свои. Шкет не имел права сесть за стол кочета, ибо нарушение детдомовских традиций, установленных давно выбывшими из стен детдома беспризорниками, влечет за собой весьма неприятное наказание. В столовой были и девочки. Но они сидели за столами, установленными вдоль глухой стены. Напротив – за шестью столами, тянущимися вдоль окон, сидели взрослые воспитанники. А посередине, тоже за шестью столами, тянущимися от входной двери до кухни, рассаживались шкеты. Все детдомовцы не могли разместиться в столовой, поэтому обедать им приходилось в две смены. Когда уходила отобедавшая первая смена, девочки, обычно дежурившие на кухне, накрывали столы для второй смены.

Сегодня на завтрак были поданы манная каша и чай с хлебом и маслом. Альберт сидел за столом вместе с тремя своими товарищами. На их столе были четыре тарелки каши, блюдо с белым хлебом, четыре стакана с чаем и четыре кусочка масла граммов по пятнадцать. Когда они принялись есть, к ним подошли два взрослых воспитанника, взяли с их стола два куска масла и отошли к своим столам. Воспитательница, находившаяся у двери и наблюдавшая за воспитанниками, в эту минуту прошла на кухню и ничего не заметила. Даже если воспитательница заметила бы, что кочеты взяли со стола шкетов масло, она восприняла бы это как должное. Все воспитатели знали, что взрослые воспитанники отбирают масло, котлеты, яйца, сахар у младших, но, зная об этом, редко заступались за обиженных и обделенных. Они не в силах были изменить укоренившиеся приютские традиции.

Карат и Галич, сидевшие за столом вместе с Альбертом, обиженно надули губы – опять именно у них отобрали масло. Было заметно, что у Галича повлажнели глаза от обиды. С ним за столом сидел третий, маленький толстячок по прозвищу Кузнец. Он негромко сказал:

Не хнычь, Галич. Не ты один сотрудником служишь.

Сотрудниками называли в детдоме тех шкетов, которые обязаны были отдавать с завтрака свое масло взрослым воспитанникам, а с обеда – котлету, с ужина обычно отдавались вареные яйца и сахар. Таков был закон этого приюта, и все шкеты беспрекословно исполняли его во избежание наказания от кочетов. А кочеты умели расправляться с непослушными.

Карат взглянул на своего друга, маленького толстяка Мишку Кузнецова, и спросил:

А у тебя, почему масло не взяли?

Утром Купец сказал мне, чтобы я сам съел свое масло, - ответил Кузнец. – Он сегодня отказался от моего масла.

Купец – Купцов Владимир, которого за доброту называли Купа, был из старших, а Мишка Кузнецов был его сотрудником и масло свое должен был отдавать только Купцу, поскольку был закреплен за ним, за Купцом, как сотрудник, то бишь, верный слуга и плательщик пищевого оброка. Если Купец отказывался от масла, как было сегодня утром, никто из кочетов не имел права отобрать масло у Мишки Кузнецова, так как это масло считалось собственностью Купца, как и сам Мишка. В случае, если кто-то из кочетов посмеет отобрать Мишкино масло, этот кочет будет иметь дело с самим Купцом, поскольку, посягая на Мишку и его масло, он посягает на честь самого Купца. А Купец, крепкий, спортивного сложения парень, жестоко расправлялся со своими противниками.

А мне отдать масло некому, - сказал Альберт. – Боцман вчера залетел за решетку. Менты его повязали вечером на каком-то складе. Не удалось ему грабануть этот склад. Сегодня утром я слышал, что о нем говорили в спальне у кочетов.

Альберт был сотрудником Боцмана, такого же крепкого и ловкого парня, как Купец. Сегодня масло досталось самому Альберту, и никто не имел права отобрать у него масло. Все в детдоме знали Боцмана как профессионального вора, совершившего десятки краж за время пребывания в детдоме. Боцман имел комплекцию вышибалы, поэтому никто из кочетов не посмел отобрать масло у Альберта.

Не расстраивайся, Галич, - сказал Мишка.

Я дам тебе половину своего масла.

И я поделюсь.

Альберт отделил половину масла от своего куска, и намазал на кусок хлеба Карату.

Тебе хорошо, Кузнец, - Галич досадно вздохнул. - У тебя Купец не всегда забирает масло и котлеты. Жалеет он тебя, видимо. А нам с Каратом не везет. Мы котлеты уже полгода не ели, все время отбирают эти прожорливые кочеты.

Когда-нибудь придет и наше время, - улыбнулся Карат, представив себя взрослым. – Когда я буду кочетом, у меня тоже будет сотрудник. И я каждый день буду давать ему крепких пинков.

Кузнец согласился со своим другом и тоже высказался:

А я у своего шкета стану отбирать всю вкусную жратву. Буду есть по две пайки.

Альберт откусил кусок хлеба, масло на котором было почти незаметно, отпил глоток чаю.

А у меня сотрудника не будет, - сказал он. - Наверное, я буду жалеть шкетов. Они же ни в чем не виноваты.

Чего их жалеть? – возразил Галич, склонив свою маленькую русую голову. – Нас кочеты не жалеют, и мы не будем жалеть.

Мишка Кузнецов доел кашу, отпил чаю, слушая их.

Кочеты нас не жалеют потому, - сказал он, - что они сами, когда-то были шкетами, отдавали жратву тем кочетам, которые давно уже ушли из детдома.