Теперь, восемь лет спустя, Светлана Андреевна уже не думала об усыновлении Альберта – он для нее стал давно родным сыном, и относилась она к нему как к своему сыну. Директор детдома, пожилая, добрая женщина, разрешала Альберту Чайке отлучаться из расположения детдома в субботние и воскресные дни. Она знала, что Альберт уходит всегда к Светлане Андреевне, считая ее приемной матерью. Наступал понедельник, и Альберт вновь возвращался в детдом, с утра шел в школу, а по вечерам просиживал в классной комнате детдома вместе со своими сверстниками, выполняя домашние уроки, заданные в школе.

Территория детдома вокруг была огорожена высоким дощатым забором. На огромной территории стояли два двухэтажных деревянных корпуса. В одном корпусе на нижнем этаже располагались спальни для мальчиков, на втором этаже была медицинская часть, кладовые и изолятор с решеткой на окне, в который обычно сажали провинившихся мальчишек. В другом корпусе на нижнем этаже жили девочки, а на верхнем - были классные комнаты, в которых ребятишки делали домашние задания. Здесь же был кабинет директора. Длинный деревянный барак, находившийся между жилыми корпусами детдома, служил столовой. Внутри он был чист и хорошо выбелен. В зале столовой стояли два десятка обеденных столов, за залом располагалась кухня с котлами для приготовления пищи. Напротив столовой, возле забора, огораживающего территорию детдома от внешней улицы, было небольшое футбольное поле, засыпанное слежавшимся речным песком. По вечерам на этом поле стоял ребячий гул – детдомовцы с азартом гоняли футбольный мяч.

В Устюженском приюте воспитывались сорок пять мальчиков и двадцать четыре девочки – почти все не имевшие ни отцов, ни матерей. Их вскармливало Советское государство.

Перед отбоем ко сну в мужском корпусе шла обычная вечерняя проверка. Воспитательница, молодая длинноногая женщина лет двадцати пяти, с красивым веснушчатым лицом и рыжими волнистыми волосами, достигавшими плеч, проверяла наличие мальчиков. Детдомовцы стояли в длинном коридоре перед спальнями и выкрикивали «я», «здесь», когда воспитательница называла их фамилии.

- Альберт Чайка!

Женщина провела глазами по рядам, высматривая Альберта.

Тут я! – крикнул Альберт.

Что значит «тут»? – возмутилась воспитательница. – Забыл, как надо отвечать? Я тебе быстро напомню!

Чайка виновато опустил взгляд и выкрикнул:

Я!

Проверив наличие ребят, воспитательница объявила отбой. Все стали расходиться по разным спальням. Ребята постарше прошли в свои спальни в конце коридора. Ребята младшие – в спальни напротив. Альберт уже заходил в дверь спальни для младшей группы, но услышал оклик, обернулся.

Чайка, подойди ко мне, - сказала воспитательница.

Альберт подошел, заметил ее сверлящие глаза.

Ты совсем распустился! Как ты отвечаешь старшим?

Я исправлюсь, Тамара Николаевна, - пробормотал Альберт, понимая, что воспитательница непременно накажет его, если он не раскается.

Ты всегда говоришь, не буду, не буду, а все продолжается! Это прямо издевательство какое-то! Я тебе больше не верю. Ты совсем не чувствуешь вины за собой. Наверно, думаешь, что у тебя есть Светлана Андреевна и поэтому тебе можно вести себя безнаказанно?

Альберт опустил голову. Ему не нравилось, когда упоминали о Светлане Андреевне в таком тоне, как о его защитнице. Иногда даже раздражали эти напоминания о женщине, которую он считал своей матерью.

Моя мама здесь ни при чем, - сказал он.

Мама? – воспитательница усмехнулась. – Завтра после уроков будешь разгружать с машины уголь для кочегарки. Это тебе в наказание. А теперь – быстро спать!

Альберт прошел в спальню, разобрал постель, лег.

В спальне было восемь коек; на всех лежали сверстники Чайки, негромко перешептывались, чтобы не услышала Тамара Николаевна. За тремя большими окнами спальни было темно; едва заметно мерцали звезды на небе.

Почему она все время придирается к тебе?

Спросив это, русоголовый паренек худощавого сложения приподнялся в постели, разглядывая Альберта. У паренька было прозвище – Галич. Альберт считал Галича своим другом.

Сам знаешь, - резко ответил Альберт. – Всегда вспоминает мою маму, как будто мама всегда защищает меня от наказаний. А я никогда не ябедничал!

Нет, Алька, она просто считает тебя особенным. У тебя есть мать, конфеты тебе всегда приносит, а у нас никого нет. Нам никто ничего не приносит, не балуют. Вот Кобра и думает, что ты избалованный, раз у тебя есть мать.

За строгий нрав, порой жестокость, которые Тамара Николаевна проявляла к воспитанникам, ее в детдоме прозвали Коброй. Это прозвище произносилось осторожно, в отсутствии Тамары Николаевны. Если Тамара Николаевна услышит это гадкое прозвище, наказание неминуемо. Однажды за это она посадила в изолятор малолетнего воспитанника, и тот без воды и пищи просидел в изоляторе субботу и воскресенье.

А тебя, Галич, разве не угощала моя мать конфетами?

Галич печально вздохнул, улегся поудобнее.

Угощала, - сказал он. - Но я тебе объясняю, что дело все в том, что у тебя есть мать. А Кобра, зная об этом, придирается к тебе всегда, думая, что тебе в приюте живется легче всех. Ведь тебя по субботам и воскресеньям отпускают домой.

Что мне теперь делать, не ходить домой? – возмутился Альберт. – Может, тогда Кобра отстанет от меня, и не будет наказывать.

Как хочешь.

Галич зевнул и натянул на голову одеяло. Альберт помолчал, раздумывая.

Галич, ты еще не спишь?

Засыпаю.

Знаешь, мне иногда самому стыдно, что у меня есть мать. Среди вас я чувствую себя белой вороной.

Ладно тебе, - промямлил Галич, засыпая. - По правде говоря, Кобра наказывает тебя больше за непослушание. Ты же борзый, Алька, в натуре.

Никакой я не борзый! Просто не люблю, когда ко мне относятся с презрением. Потому и сам презираю подобных Кобре.

С угловой койки чей-то сонный голос пробормотал:

Харе базарить! Завтра вставать рано, в школу идти. А вы своей болтовней спать мешаете.

Не возникай, - отрезал Альберт.

Спустя несколько минут глаза его слиплись, и он заснул

ГЛАВА 21

Утром ребят поднимала другая воспитательница, Маргарита Ивановна – полная пожилая женщина маленького роста с бледно-голубыми глазами. Она была добра к своим воспитанникам и ласкова. Ребята любили ее.

Подъем! Быстренько поднимайтесь, – говорила она, войдя в спальню и расталкивая в постелях ребятишек, любивших понежиться.

Поднимайтесь – и быстренько умываться!

Маргарита Ивановна легко тронула за плечо Альберта, который оказался ленивей всех и продолжал нежиться в постели. Почувствовав руку на своем плече, Альберт вскочил, огляделся сонными глазами. Все ребята уже встали, с усердием заправляли кровати. Окна были раскрыты, спальня проветривалась. Слышен был шелест листвы молодых берез. Солнце блестело в верхушках. Первые, еще нежные весенние листочки слезились росой. Птицы встречали утро пением. Земля как будто парила под окнами.

Маргарита Ивановна ласково погладила Альберта по голове, пригладила взъерошенные волосы.

Что там высматриваешь?

Весна пришла, - сказал Альберт. - Во дворе трава уже зеленая.

Воспитательница подала ему брюки, чтобы одевался.

Весна идет, весне дорогу! – сказала она. – Поздняя в этом году весна. Через месяц уже лето. А летом, Альберт, у тебя будут каникулы. Любишь каникулы?

Люблю! И лето люблю. Купаться можно в речке.

Будешь хорошо учиться, будем часто ходить с тобой на речку.

Учиться надоело, - Альберт с тоской вздохнул.

Воспитательница вновь погладила его голову, усмехнулась- и множество мелких морщинок усеяли ее пухлое лицо и одрябшую кожу век.

Учиться нужно, Альбертик. Будешь плохо учиться – придется работать кочегаром или грузчиком. Будешь хорошо учиться – станешь инженером, когда вырастешь.

Кочегаром тоже неплохо.

Маргарита Ивановна подняла упавшее с кровати полотенце, повесила на дужку. И сказала: