Сердце у князя Разимова сжало, словно железной рукой. Он почувствовал такую сильную боль, такую муку, какой прежде не испытывал. Это была боль ревности, будто разрывающей его на части, почище объятий свирепого медведя.

Резко встав со скамьи, он отошел от кузины и до боли в руке сжал ветку вишни. Никакая физическая боль не могла сравниться с болью душевной.

— Антип считает, что эту вишню пора срубить. А как вы думаете, Петр?

— Скажите ему, чтобы не трогал дерево. Оно здоровое и сильное. — Князь потряс ветку. — Оно еще принесет много плодов. Не смейте трогать его! Я приказываю.

Он быстро пошел к дому. Привыкшая к внезапным переменам в его настроении, Елена Петровна последовала за Петром Разимовым не сразу. Она еще немного посидела в саду. Непонятно почему, ее охватило тревожное предчувствие. Что случилось? Кажется, ее беззаботная болтовня неожиданно вызвала перемену в настроении князя. Но что такого она сказала?

Князь вдруг понял, что видел Софи Джонсон лишь рядом с собой. Заставив себя взглянуть в лицо действительности и признаться себе в истинных чувствах к юной девушке, он бежал от них и, если бы не визит к Елене Петровне, не изменил бы своего решения. Князь мог проявить железную волю, когда хотел. Покинув Анну Егоровну, он принял решение при первой же возможности уехать за границу. Но не в Лондон, где двери многих знатных домов гостеприимно распахнутся перед ним, а во Францию, возможно в Ниццу. Петр Разимов не слишком любил путешествовать и всем заморским красотам предпочитал, тихое уединение в русской глуши. Все, чего могло желать его сердце, было здесь, в его России. Однако путешествие помогло бы избавиться от той всепоглощающей любви, которую он испытывал к мисс Джонсон. Какие невидимые барьеры стоят между ними? Не боялся ли он, что свяжет себя, если произнесет те слова, после которых не будет дороги назад?

«Я не могу жениться на Анне Егоровне, — думал князь, — но я мог бы взять в жены Софи». Разумеется, на пути к этому браку много препятствий. Различия в традициях и культуре… Да, русского дворянина и гувернантку из Англии разделяет пропасть. Рожденный в стране резких контрастов, загадочной и мятежной, князь Разимов хорошо знал противоречивость своей натуры. Что хорошего можно ждать от союза между Востоком и Западом, от брака страстного непредсказуемого русского с холодной, уравновешенной англичанкой? Но в маленькой Софи таилась бездонная глубина чувств, и ему страшно хотелось измерить эту глубину.

В ту ночь, когда он покинул Анну Егоровну, князь почти не спал, но остался тверд, в своем решении. Затем, повинуясь внезапному порыву, поехал в Петергоф.

Слова Елены разбередили ему душу. Огонь вспыхнувшей ревности высветил все как на ладони. Впервые, представив Софи Джонсон с другим мужчиной, он понял, что испытывает к ней более глубокие чувства, чем просто физическая страсть. Он любил ее, желал ее, хотел жениться на ней.

Сквозь сумятицу чувств он слышал свой сдержанный голос: «Дайте мне вашу руку, мисс Джонсон».

В тот же день он вернулся в Обухово. Да, подумал князь, это дерево принесет еще много плодов. Оно здоровое и сильное. И его мысли, оказались более пророческими, чем он ожидал.

Софи ощущала странное беспокойство. Как если бы биение ее сердца стало неровным. Князь отсутствовал, однако все шло своим чередом. Запах клевера наполнял воздух, из открытого окна радовали глаз колышущиеся поля пшеницы, а слух услаждал звон бубенцов на конской сбруе, жужжание затачиваемой косы, детский смех.

Причиной первой тревоги стал Алексис. Всю неделю, со дня отъезда князя, Софи каждое утро ездила верхом.

Мадемуазель Альберт выразила желание обучать княжну Татьяну верховой езде на Акулине, и ее расположение лишь возросло после того, как мистер Хенвелл дважды сопровождал Софи Джонсон во время этих прогулок. Мадемуазель, в отличие от Елены Петровны, не оставила намерения устроить так, чтобы в конце лета мистер Хенвелл увез ненавистную ей англичанку. Дело шло к тому, и мадемуазель чувствовала себя почти счастливой. Все уладится, и ничто больше не будет угрожать любви и привязанности к ней маленьких девочек.

Затем внезапно, словно нежданное облако на ясном летнем небе, Софи ощутила тревогу. Она решила, что причина в ней самой, в ее неумении отрешиться от пустых волнений, в ее сомнениях… Князь далеко, но мысли о нем не отступали.

«Я люблю его, — с отчаянием думала Софи. Как я смогу вернуться в Петербург, когда закончится лето?» Но ты это сделаешь, холодно убеждала она себя. Останешься до конца положенного срока и не позволишь себе забыть, что твои чувства, такие важные для тебя, не более чем легкое увлечение для него.

Девушка нашла в Эдварде приятного спутника для конных прогулок. Он тоже тонко чувствовал очарование окружающей их природы, понимал язык дятла и кукушки. И, несмотря на смятение чувств, скрытых под ее всегдашней сдержанностью, Софи знала, что еще долго будет с удовольствием вспоминать эти утренние прогулки.

Перевесившись через дверцу стойла, Алексис наблюдал, как Павел чистит Земфиру.

— Доброе утро, Алексис, — тихо поздоровалась с ним Софи.

Мальчик обернулся:

— О, мисс Джонсон, вы сегодня тоже катаетесь? Как жаль, что мне нельзя прогуляться с вами.

— Но вы же знаете, это невозможно. Алексис, пнул ногой дверцу стойла.

— Нет, возможно! Дядя Петр просто позабыл, что пора отменить свой запрет.

— Князь никогда не забывает важных вещей, Алексис. Но если вам так трудно снести наказание, то, что будет с вами в армии? В один прекрасный день вы станете офицером, дисциплинированным и выдержанным человеком. Первым делом вам следует научиться управлять вашими чувствами.

— Не читайте мне нотаций, мисс Джонсон. Приберегите их для девочек, которые вас обожают. Вы мне не указ.

— Вы совершенно правы. Но давайте прекратим этот разговор о прогулках. Князь скоро даст вам знать.

Павел собрался вывести Земфиру. Шерсть лошади блестела на солнце, словно шелковая. Алексис обхватил шею лошади руками.

— Вы слышали новость, мисс Джонсон, — с заговорщицким видом произнес он. — В Кравском начались беспорядки.

— Беспорядки? — Софи, собравшаяся было, вскочить в седло, осторожно отстранила Павла. — Что вы имеете в виду?

— Крепостных, мисс Джонсон. Ходят тревожные слухи. И хотя наши крестьяне нас пальцем не тронут, я не слишком уверен насчет Кравского. Поэтому, если местные крестьяне и правда задумали бунтовать, я должен быть там. В отсутствие дяди Петра хозяин здесь я.

— Хозяин, который не может справиться с собственным недовольством, и пинает дверцу, будто он дворовый мальчишка, — заметила Софи. — На вашем месте я не стала бы слушать сплетен.

Но она не была уверена в своих словах. Она похолодела от страха.

— Вы не понимаете здешней жизни, мисс Джонсон, — холодно возразил Алексис. — Если крепостные учинят бунт, нам несдобровать. Я слышал много об их бесчинствах.

— Откуда такие слухи?

— О, они витают в воздухе…

— Но это лишь слухи… Послушайте, Алексис, вам запрещено ездить верхом, поэтому не может быть и речи о поездке в Кравское. Обещайте мне не совершать столь опрометчивый поступок.

Алексис немного помолчал.

— Хорошо, — наконец отозвался он. — Я обещаю. Не совсем удовлетворенная его ответом, Софии взобралась на лошадь и, миновав двор, поскакала к лесу.

До самого вечера у нее не нашлось времени хорошенько поразмыслить об этом.

Во время обеда прибыл Митя, лакей князя, с багажом хозяина.

— Папа` приезжает! — обрадовано воскликнула Татьяна.

Софи вздохнула с облегчением. Она пыталась найти подходящий случай, чтобы передать Эдварду разговор с Алексисом, но весть о возвращении князя вернула ее прежние страхи. Его присутствие в доме восстановит мир и порядок. Что до нее, то она уже взяла себя в руки и намерена дальше сохранять хладнокровие. Эдвард прав, подумала она, эта страна будоражит душу.