— Им, прежде всего, нужно хорошенькое личико и стройное тело, — усмехнулась мадемуазель. — А у меня никогда не было ни того, ни другого. — В ее голосе прозвучала горечь.

— Простите меня.

— Ничего, мне не привыкать.

— Мы должны придумать что-то другое, — вздохнула Елена Петровна.

— Мы должны привлечь Анну Егоровну. Англичанка строгого воспитания, она не простит князю любовницу.

— Но он, судя по всему, разорвал эту связь. С присущей ему деликатностью и щедростью.

— Связь, которая продолжалась семь лет? Не забывайте, все это время у него не было другой женщины. Такой девице, как мисс Джонсон, трудно принять подобную преданность. Она особа высоконравственная. Это могло бы внести… разлад, — задумчиво произнесла мадемуазель Альберт.

— Мне кажется, — медленно протянула Елена Петровна, — вы правы. Нашим оружием должна стать Анна Егоровна. Но как им воспользоваться?

Заговорщицы походили на двух волчиц, грызущихся из-за добычи, но неожиданно объединившихся против третьей хищницы.

— Думаю, мне следует ее навестить, — улыбнулась Елена Петровна. — Да, нужно нанести визит Анне Егоровне.

— С какой целью?

— Возбудить ее ревность. Ревнивая женщина бывает очень опасной.

— Для кого? Для князя? Но он охвачен глубокой страстью, — возразила мадемуазель Альберт, — к тому же уже порвал с Анной. А что касается мисс Джонсон, то она в Обухове, а Анна Егоровна никогда не покидает пределы Петербурга. Не вижу, как мы можем воспользоваться, выражаясь вашими словами, этим оружием.

— С помощью письма! Которое для мисс Джонсон будет настоящим ударом.

— Вам, естественно, придется хорошо заплатить…

— Естественно.

— И вы думаете, Анна Егоровна согласится взять деньги?

— Она сделает глупость, если откажется от них, коли, остальное потеряно.

— Боюсь, ее не так просто будет убедить, как вам кажется. Как и я, эта женщина существует в тени. А такие, как она… и как я… ценят в жизни нечто гораздо более важное, чем сама жизнь. — Мадемуазель быстро взглянула на Елену Петровну. — Свою гордость, — мрачно закончила она.

Елена Петровна пожала плечами:

— Так вы со мной или против меня?

— Разумеется, с вами. В любом случае съездите к Анне Егоровне. Кто знает, как она примет вас? — с сарказмом отозвалась мадемуазель. — Нас обоих застали врасплох. Но, с вашего позволения, я вернусь в Обухово. Мне, кажется, я смогу быть более полезной там. — Мадемуазель Альберт поднялась. Никогда раньше она не выглядела такой решительной. На ее губах играла едва заметная горькая усмешка. Она повторила: — Да, думаю, что смогу быть более полезной там. Волею судьбы мне приходится наблюдать за чужой жизнью. Но и то правда, что это заставляет видеть глубже и лучше понимать происходящее. У меня под рукой есть оружие, и я им воспользуюсь.

Елена пристально всмотрелась в лицо мадемуазель. Она явно недооценила эту сдержанную даму с неприятным, словно восковым лицом. Глядя на ее губы, вытянутые в тонкую линию, в самоуничижительном выражении, которое она так долго принимала за должное, Елена вдруг поняла, что боится этой особы.

Елена решила провести пару дней в Петербурге. Ее беспокойство по поводу встречи с Анной Егоровной росло с каждой минутой. Несомненно, такая женщина не оставит камня на камне, чтобы вернуть возлюбленного, думала она. Их спокойная связь длилась много лет и, не вызывая осложнений, могла бы продолжаться бесконечно. Анна Егоровна была на положении почти жены, не слишком капризной, как и положено супруге. Эта внезапная, нелепая вспышка страсти к молоденькой гувернантке не могла длиться долго, если только у Анны хватит женской хитрости и ума повести себя должным образом.

Одеваясь к встрече с любовницей князя, Елена думала с триумфом: «Так я ей все и представлю!»

Поправив браслет на пухлой руке, она улыбнулась своему отражению в зеркале. Время от времени такое случается, думала она про себя. В гувернантках есть нечто особенно притягательное для мужчин. Возможно, недостаток женственности… Ведь мужчины такие привередливые существа! Но гувернантка — англичанка! А всем хорошо известно, что английские девушки холодны как лед.

Анна Егоровна предложила гостье чаю. Обе дамы исподтишка наблюдали друг за другом. Разумеется, Анна слышала о Елене Петровне. И теперь находила ее такой, какой и ожидала, — очаровательной, легкомысленной и не слишком умной, с безупречными манерами, однако трезвой и жесткой, когда дело касалось ее личных интересов.

— Как мило, — с наигранной искренностью начала Анна Егоровна, — что вы навестили меня.

— Должна признаться, у меня для того есть причина.

Елена быстрым взглядом окинула богато обставленную комнату. На инкрустированном столике у окна, отражая пламя камина, стояли два золотых подсвечника, украшенных гранатами и горным хрусталем. Видимо, их выбирала Анна, подумала Елена. Такая броская роскошь вряд ли понравилась бы Петру.

— Какая очаровательная комната, — похвалила она.

— Я многому научилась у князя Петра. Он руководил моим вкусом. Вы залюбовались моими подсвечниками, верно?

— О, вы правы! — Елена приторно улыбнулась.

— Я сама выбрала их себе для памятного подарка. Князь Петр считает, что это барокко. Он объяснил, что это слово португальского происхождения и означает «жемчужина с дефектом».

— Вот как, — рассеянно обронила Елена.

— Возможно, я догадываюсь, зачем вы здесь, — тихо проронила Анна. — Можно сказать, что я и есть «жемчужина с дефектом» в жизни князя. Жемчужина, которую забраковали. — Она улыбнулась. — Но почему вас это интересует, Елена Петровна?

— Как приятно встретить женщину достойного ума! Без притворства и жеманства. Ведь мы можем говорить начистоту, верно?

— Что вам нужно от меня?

Несмотря на решимость говорить без утаек, Елена невольно опешила от прямоты вопроса.

— Мне стало известно, что долгий и счастливый союз пришел к концу, — начала она.

— Возможно, вы опасаетесь, что я всеми силами постараюсь удержать князя?

— Это как раз то, на что я надеюсь. На самом деле я здесь, чтобы умолять вас об этом.

— Я вас не понимаю. Если бы вы явились ко мне с предложением немедленно и навсегда покинуть Петербург, я бы поняла. Поскольку в один прекрасный день князь мог бы сделать мне предложение. Разве вы этого хотели?

— Нет. Но обстоятельства изменились. Теперь князь желает вступить в брак. Он сам сообщил мне о своих намерениях. И я хочу, чтобы вы помогли мне.

Елена пристально посмотрела в глаза балерины. Та побледнела и пыталась сдержать дыхание. Для нее это удар, подумала Елена Петровна. Она явно ничего не знала.

— Помочь вам?

— Я думаю, вы знали, — произнесла Елена мягко, — что князь, несмотря на чувства к вам, имел все основания удерживаться от брака. Мы обе знаем свет, так что не будем больше говорить об этом. Но, несмотря ни на что, вы пользовались всеми правами супруги. Так почему бы вам не продолжать ими пользоваться и в дальнейшем? Совершенно очевидно, что вы уступили свои позиции без борьбы. — Елена вспомнила замечание мадемуазель Альберт насчет гордости. — Что заставило вас так поступить? Гордость? Уверяю вас, самые злейшие враги женщин в их взаимоотношениях с мужчинами — гордость и чувствительность.

— Не могу с вами согласиться.

— О, гордость и чувствительность сами по себе достойные качества, не спорю. Но женщины, которые взывают к ним, вскоре обнаруживают, что у них, кроме этих качеств, ничего не осталось.

Слова Елены не были лишены правды, и Анна не могла с ней не согласиться. Когда она получила письмо князя с припиской «Бирюзовые глаза поблекли», в ней взыграли именно гордость и злополучная чувствительность. Ей словно нанесли удар в спину. Два дня она не могла ни спать, ни есть, но не подавала и виду, что совершенно убита. Может, нужно было рвать на себе волосы и отчаянно рыдать? Но женитьба? И на ком? Совершенно очевидно, что Елена Петровна пыталась помешать этому браку по личным причинам.