Игорю хотелось обыграть это императорское «мы», но он привычно сдержался и получил одобрительный взгляд Елены. Около двенадцати Стасик поднялся, оглядев стол, сунул в карман только что открытую бутылку виски и молча зашагал к выходу. По этому молчанию и выверенности шага Игорь понял, что гость все-таки человек живой, на спиртное реагирует.

— До свидания. — Стасик пожал Игорю руку, поцеловал Елену в щеку. — Хорошо у тебя, Леночка, спасибо. Договорились: завтра в одиннадцать я жду.

Девочки подхватили Стасика под руки, и он, словно коренник с пристяжными, выкатился из квартиры.

— Стасик, — Елена рассмеялась, — если домой хоть что-нибудь не принесет, спать не будет. Помню, спиртное кончилось, так он банку шпрот в карман положил.

— Скупых мужчин не люблю, — сказал Игорь.

— Стасик скупой? Он в иной день тратит столько… — Елена махнула рукой. — Тысячу в ресторане оставит, грошовую солонку в карман. Принцип: мужик домой с пустыми руками возвращаться не должен. Как ты думаешь, сколько ему лет? — Она ловко начала убирать со стола.

— Полтинник с копейками. — Игорь взял полотенце, приготовился вытирать посуду.

— Шестьдесят три, ясненько? Квартира, дача, две машины, дел невпроворот, девочки. Как он пьет, ты видел?

Игорю очень хотелось узнать: кто такой? Но привычка не задавать вопросов сработала, он промолчал. Если тебе хотят сказать, скажут. Если не хотят, то своим вопросом себя же поставишь в положение идиотское.

— Ты ему понравился. — Елена назвала фамилию, имя и отчество гостя.

Игорю напрягать память не понадобилось, он только присвистнул.

— Вот именно. Ты слышал? Завтра в одиннадцать. И не вздумай толкаться около секретарши. Представься и проходи.

Ровно в одиннадцать Игорь Качалин назвал секретарше свою фамилию и вошел в огромный шкаф, который был дверьми, ведущими в кабинет Стасика.

— Здравствуй! — Хозяин вышел навстречу, усадил Игоря за стол для заседаний, устроился напротив. — Рассказывай. Меня ваша контора давно интересует, подходящего человека у вас не видел.

— Спрашивайте. — Сначала Игорь хотел поинтересоваться, о чем именно рассказывать, затем решил ограничиться одним словом.

Стасику конкретность и лаконичность Качалина явно понравились. Прищурившись, будто прицеливался, он недолго подумал, затем начал задавать очень разнообразные, но всегда точные вопросы. В основном его интересовали люди, их сильные и слабые стороны, не наличие и отсутствие диплома, а кругозор, уровень мышления. Он явно искал слабое место, причем не среди руководителей, а среди лиц, отвечающих за поставку и хранение материалов. Сделав в блокноте какие-то записи, хозяин взглянул на часы и поморщился.

— Человека я тебе дам. — Прощаясь, он пожал руку, заглянул в лицо: — На неделе загляну, обсудим.

Признаться, Игорь не очень понял намерения Стасика, лишь некоторое время спустя обозначилась сложная машина, которую он запустил для перекачивания государственных средств в личные карманы.

Елена ни о чем не спрашивала, вела себя так, будто никакого Стасика не существует, и жизнь Качалиных продолжалась. Лишь через три месяца он принес в дом деньги. Но как Елена не взглянула на восемьдесят рублей, так она не стала смотреть и на два плотных конверта.

— Брось на трюмо. — Поцеловала Качалина в щеку и продолжала нескончаемые разговоры по телефону.

Через два года они зарегистрировали брак, отметили событие в привычной компании. Обслуживали их знакомые официанты.

Первое время Игорь пытался подсчитать, сколько он «бросает на трюмо», но вскоре понял никчемность своей затеи. Машина Стасика работала, Игорь Качалин трудился в ней важным винтиком, затем шестеренкой, со временем превратился в жизненно необходимую несущую ось, которая обрастала своими шестернями и винтиками. Соответственно тяжелели конверты, цвет купюр в них менялся. Странное дело, деньги интересовали Игоря все меньше и меньше, практически они ему стали не нужны. Взял конверт, отдал — живи дальше. Дом полон. Качалин уже не знал, что в нем имеется. Одевают его элегантно, в соответствии с модой, машина всегда в порядке, еда и женщина ждут. Зачем же деньги? Если он захотел к морю или в горы, надо только сказать, билеты на самолет принесут, на аэродром доставят, там встретят.

Однажды за завтраком, дорогим, но давно безвкусным, Игорь посмотрел на красивую блондинку, которая быстро обслуживала его и говорила что-то ласковое, и спросил:

— Елена, а тебя не интересует, откуда я приношу деньги? Какую цену я за них плачу? Что со мной может случиться?

— Что с тобой может случиться? — Елена подлила в его чашку кофе, сделала еще один бутерброд. — Выгонят с работы. Есть деньги — живем, не станет — будем жить.

Игорь попытался заглянуть ей в глаза, но они блестели и отражали свет. «Совсем недавно от присутствия, тем более от прикосновения этой женщины мне становилось дурно, — подумал он, посмотрел внимательно, попытался вспомнить Елену прежней. — Где же страсть, любовь? — Качалин нахмурился. — Когда мы были последний раз близки? Вчера? Позавчера? Нет. Нет и нет! Чего я здесь сижу, зачем мне все это надо? Уволят с работы? Если я попадусь, меня уволят, выгонят из жизни. Я же такой рациональный умник, всегда твердил: выигрыш должен превышать ставку десятикратно, лучше стократно. Я ставлю жизнь, а получаю?» Он взглянул на блондинку удивленно.

— Знай я тебя хуже — решила бы, что ненавидишь меня, — Елена рассмеялась. Голос у нее был почти мужской, временами скрипел, как рассохшиеся ставни.

— Ты знаешь меня хорошо? — Игорь отложил надкушенный бутерброд.

— Я тебя знаю. — Елена удивленно подняла брови: — Что сегодня с тобой? Ты не выспался? — Она прижала его голову к щеке, проверяя, нет ли температуры, отстранившись, заботливо поправила мужу волосы.

— Ты меня береги, подходящего мужа искать — забот не оберешься.

— Может, икра несвежая? — Елена взяла бутерброд. — На работу не опаздываешь?

— Как звали твоего последнего мужа? Где он? Почему ты никогда о нем не рассказываешь?

— Я тебя о твоих девках не расспрашиваю. — Елена насмешливо улыбнулась. — Ты бы этой, как ее… Алисе сказал, что мыться следует не по субботам, а каждый день.

Качалин не ответил. Еще год назад он узнал, что первый муж Елены спился и лежит в лечебнице, а последний находится в заключении — работал до ареста в торговле, получил двенадцать лет. «И меня возьмут, а она будет жить припеваючи, ничего в этом доме не изменится, будет другой мужик завтракать, просто смена караула. Как при трехсменном карауле: один стоит, второй бодрствует, третий отдыхает».

— У тебя есть кандидатура на мое место? — спросил Качалин.

— Я тебя, хама, могу сегодня выгнать, а о замене подумать на досуге. — Казалось, Елена сейчас заплачет, но она взяла себя в руки, села напротив, помолчала немного. — Почему люди, расставаясь, не желают оставаться людьми? У тебя неприятности на работе, но ведь я тебе помочь не могу.

— Неприятность — это когда штаны новые порвал, — прервал жену Качалин. — Мне тюрьма грозит, на долгие годы.

— Скверно, очень скверно. — Елена кивнула, взяла мужа под руку: — Я виновата? Я у тебя когда-нибудь что-нибудь просила? Я тебя толкала?

— Ты, ты! — Качалин вырвал руку, широко открыл рот, слова застряли у него в горле непрожеванным куском.

— Что я? — ласково спросила Елена. — Я не оправдываюсь, хочу понять по-человечески. Ты взрослый, неглупый мужчина. Почему ты ищешь мальчика для битья? Тебе так легче? Хорошо. Я тебя, несмышленыша, заманила в темный лес и совратила. Ты искал светлый путь, рвался совершить трудовой подвиг — встретил роковую женщину и свихнулся.

— Зачем так? — Качалин смутился. — Я хочу, чтобы ты понимала…

— Я не понимаю, — перебила Елена и поднялась из-за стола. — Я только женщина и желаю тебе добра, понимать должен ты и за свои поступки отвечать должен сам. Извини, такова жизнь.

«Ревность? Или человек ошалел от эгоизма красивой женщины, тысячи раз сдерживался, один раз не выдержал…»