– Да говори уже, – взмолилась я, едва не поперхнувшись мороженым.

Артур вздохнул, и его мощные плечи осунулись.

– Ты знаешь Келси Кингсли?

Я кивнула – мы с ней пересекались на уроках истории.

– В конце восьмого класса она устроила вечеринку. Земли вокруг ее дома немерено – акра три, не меньше. Бассейн, теннисные корты, все дела. Ну так вот, на вечеринку заявились Дин, Пейтон и еще парочка уродов из футбольной команды, все старше нас. Считалось, что им зазорно якшаться с малолетками, но Пейтон тогда бегал за Келси. Ему подавай тех, кто помладше. – Артур дернул подбородком в мою сторону, и я закатила глаза к потолку. – В общем, они уболтали Бена забить с ними косяк и увели его в лес. – Артур зачерпнул шарик мороженого размером с мячик для гольфа. – Ума не приложу, почему Бен повелся. Я бы ни за что не пошел. В общем, Пейтон с дружками набросились на него и сорвали одежду, а Дин… – Артур проглотил мороженое и содрогнулся.

– А Дин?

Артур сжал виски ладонями, сделал выдох и, вскинув брови, проговорил:

– Дин насрал прямо ему на грудь.

Откинувшись на спинку стула, я обеими руками закрыла рот.

– Фу! Какая гадость!

Артур щедро зачерпнул мороженое ложкой.

– Я тебя предупреждал. Короче. Когда они его отпустили, он сбежал. Шатался где-то целые сутки. Его нашли в какой-то аптеке, в туалете. Он купил лезвие, и… – Артур чиркнул левой ладонью по венам на правой руке, скрипнув зубами от воображаемой боли.

– Он выжил? – Я вдруг поняла, что схватилась за собственное запястье, зажимая воображаемый порез.

Артур покачал головой.

– Нужно очень постараться, чтобы задеть артерию.

– И где он теперь?

– В какой-то клинике, – дернул плечом Артур. – Чтоб ты знала, это случилось каких-то полгода назад.

– Ты с ним общаешься? – спросила я, следя за его реакцией.

Его лицо сморщилось, и он покачал головой.

– Он мне нравится, но у него явные проблемы с головой. – С этими словами Артур отодвинул ведерко с мороженым в сторону и шваркнул на середину стола школьный альбом. – Давай отыграемся на Дине. За Бена, – пробормотал он, найдя нашу любимую страницу. Мы пририсовали Дину обезьяньи уши, накалякав поперек его улыбающегося лица: «Смотрю в книгу – вижу фигу». «Вижу зигу», – исправил Артур.

Другие страницы мы тоже не обходили своим вниманием. Оливия частенько была в употреблении. Я испещрила ее нос точками, подписав фотографию: «У меня прыщавый нос». «И нет сисек», – дописал Артур.

Артур отдавал предпочтение Пейтону. Школьный альбом был трехлетней давности, значит, когда мы с Артуром учились в шестом классе, Пейтон ходил в восьмой. В средней школе Пейтон был еще смазливей, хотя, казалось бы, дальше некуда. Я пририсовали ему два хвостика на голове. Теперь всякий раз, глядя на эту страницу, я готова была поклясться, что это девочка. «Трахни меня в мой розовый задик», – «озаглавил» фотографию Артур. Позже он дописал: «И придуши меня». Оказывается, однажды в школьном автобусе Пейтон накинул Артуру на шею шарф и затянул его так, что на коже остался лиловый след.

– Мне месяц пришлось ходить в водолазке, – пожаловался Артур. – А ты знаешь, как быстро я перегреваюсь.

Артур пририсовал облачко рядом с губами Дина. «О чем размышляет благородный Дин Бартон?» – спросил он себя вслух, но тут дверь распахнулась и вошла миссис Финнерман.

– Кто есть дома? – крикнула она.

Артур схватил со стола курительную трубку и сунул ее в карман.

– Мы на кухне, мам! – откликнулся он. – Тифани пришла.

Я повернулась лицом к дверям. Миссис Финнерман вошла в кухню, на ходу стаскивая с себя шарфик.

– Привет, солнышко, – приветливо поздоровалась она со мной.

– Здрасте, миссис Финнерман, – улыбнулась я в надежде, что не выгляжу тупой и обкуренной.

Миссис Финнерман сняла очки, затуманившиеся в тепле после холодной улицы, и протерла их краем блузки.

– Останешься на ужин? – предложила она.

– Спасибо, не могу, – извинилась я.

– Знай, что здесь тебе всегда рады, дорогая. – Она надела очки и сверкнула глазами из-за сияющих стекол. – Всегда.

Мистер Ларсон давно предупреждал, что после разбора романа Кракауэра «Смерть на Эвересте» нас ждут две недели грамматики. Класс дружно запричитал и заохал. Мистер Ларсон посматривал на нас и лукаво улыбался той же улыбкой, какой одаривал свою подружку, прежде чем запустить пальцы в ее густые белокурые волосы и припасть к ее губам.

Помню, что новость меня опечалила: в старой школе на уроках грамматики монашки муштровали нас, как солдат. С другой стороны, во мне взыграл своего рода азарт. Испытайте меня, мысленно умоляла я в начале года. Герундий, причастие настоящего времени, артикли – спрашивайте что хотите. Я порву этих дилетантов, как тряпку. Теперь, когда мистер Ларсон ушел из школы, мой дух соперничества испарился, и я просто радовалась возможности пофилонить.

На смену мистеру Ларсону пришла миссис Хёрст. Невысокая и худощавая, как десятилетний мальчишка, она одевалась в детском отделе универсама, отдавая предпочтение пыльно-желтым штанам и рубашкам пастельных оттенков. Со спины ее запросто можно было принять за приставучего младшего братца одного из старшеклассников. Ее дочь училась в выпускном классе и уже обеспечила себе место в престижном Дартмутском колледже, и поэтому – а еще потому, что у нее был длинный нос и густые тени под глазами, – сначала показалась мне безобидной заучкой. Однако, годами страдая от презрения со стороны школьных красавиц и парней, даже не смотревших в ее сторону, она сделалась отъявленной сплетницей. Ее мать, восседавшая теперь за учительским столом вместо мистера Ларсона, невзлюбила меня с самого начала.

Миссис Хёрст впервые напустилась на меня в тот день, когда кто-то принес в класс пончики. Она разрезала их пополам, хотя изначально в коробке было одиннадцать пончиков, а нас – девять человек. Как минимум по одному целому пончику на каждого. Должно быть, миссис Хёрст хотела, чтобы каждый попробовал несколько пончиков с разной начинкой, решила я, и взяла полпончика с кремом и половинку с сахарной посыпкой.

– Тифани, – неодобрительно цокнула языком миссис Хёрст. – Не жадничай. Оставь и другим немного.

Ее слова прозвучали как мягкий укор, однако кое-кто сдержанно хихикнул. Класс, состоявший сплошь из отличников, метящих в университеты Лиги Плюща, был для миссис Хёрст не самой благодарной аудиторией, но она довольствовалась, чем могла (хотя у дегенератов, которые собирались в классе химии, она бы имела больший успех).

От нее не укрылось, что я дружу с Артуром. Надо сказать, что Артур открыто считал себя умнее всех в классе – включая преподавателя, – а потому действовал миссис Хёрст на нервы еще больше, чем я.

Однажды, после того как миссис Хёрст долго и путано объясняла классу, что такое приложение, Артур нацарапал на клочке бумаги свой собственный пример и передал записку мне. Мы постоянно обменивались записочками, не только на уроках, но и в столовой, где ничто не мешало нам просто поговорить. «Миссис Хёрст, горе-училка…» – начиналась записка. Я громко заржала и тут же зажала рот рукой. Поздно. Все вздрогнули и оцепенели, включая миссис Хёрст. Она обернулась через костлявое плечо и долго буравила меня взглядом. Вокруг маркера, кончик которого застыл на доске, расплывалось кроваво-красное пятно, как вокруг огнестрельного ранения.

– Знаешь что? – Она протянула маркер в мою сторону. – Иди-ка сюда, помоги мне.

Любой другой на моем месте, почуяв неотвратимое унижение, избалованным жестом ученика привилегированной школы скрестил бы руки на груди и отказался вставать из-за парты. Лучше принять бой в кабинете завуча, чем краснеть перед сверстниками. Но я не успела вытравить из себя пресловутое христианское смирение и беспрекословно повиновалась. Отлепившись от парты, я поплелась к доске, как осужденный на эшафот, чувствуя на себе косой взгляд Артура.

Миссис Хёрст сунула мне маркер и отодвинулась в сторону, освободив место у доски.