– Нет, – твердо сказал мистер Ларсон. – То, что произошло три недели назад у него дома, – это не просто попытка. И сегодня тоже.

Когда все было позади, забыто и похоронено, когда я поступила в университет, переехала в Нью-Йорк и получила все, чего, как мне казалось, я хотела, – даже тогда мистер Ларсон оставался единственным, кто прямо сказал мне, что во всем происшедшем не было моей вины. Даже в маминых глазах промелькнула искорка сомнения. Как я могу тебе поверить? Как можно упиться в хлам в мужской компании и потом удивляться тому, что случилось?

– Мои родители никогда меня не простят, – промычала я.

– Простят, – пообещал мистер Ларсон. – Вот увидишь.

Я откинулась на подушки и закрыла глаза. От блужданий по дорогам Мейн-Лайна гудели ноги. Я могла бы заснуть, не сходя с места, но мистер Ларсон уступил мне свою кровать, а сам устроился на диване.

Он вышел из спальни, стараясь не хлопнуть дверью. Я укрылась вишневым одеялом, потертым от долгого использования. От него пахло взрослым человеком, как от папиных вещей. Интересно, сколько женщин лежало здесь до меня и как мистер Ларсон целовал их в шею, томно и неторопливо двигаясь над ними, – в моем представлении секс был именно таким…

Среди ночи я проснулась с пронзительными воплями. Должно быть, я кричала на весь дом, потому что в спальню ввалился запыхавшийся мистер Ларсон, включил свет и, склонившись надо мной, громко уверял, что мне приснился кошмар.

– Все в порядке, – успокаивал меня мистер Ларсон, когда я взглянула в его лицо. – Ты в безопасности.

Я укрылась до подбородка, так что из-под одеяла виднелась только моя голова, и промямлила:

– Извините.

– Не извиняйся, – ответил мистер Ларсон. – Ты страшно кричала во сне. Я решил тебя разбудить.

– Спасибо, – кивнула я головой.

На нем была футболка, облепившая внушительные покатые плечи. Он повернулся и направился к дверям.

– Не уходите! – крикнула я, вцепившись в одеяло. Я боялась оставаться одна. Сердце неровно заколотилось в груди – первый признак надвигающейся истерики. Долго так продолжаться не могло. Если оно остановится, кого мне звать на помощь? – Я не смогу заснуть. Пожалуйста, не уходите.

Мистер Ларсон обернулся и посмотрел на меня, сжавшуюся в его кровати, с какой-то непонятной тоской во взгляде.

– Я лягу на полу, – вздохнул он.

Я просительно кивнула, и мистер Ларсон пошел в гостиную за подушкой и одеялом. Он бросил их на пол рядом с кроватью и перед тем, как выключить свет, немного повозился, устраиваясь поудобнее.

– Спи, Тифани, – сонно пробормотал он. Но я даже не пыталась уснуть. Я пролежала так всю ночь, прислушиваясь к его ровному дыханию, уверявшему, что все будет хорошо. Впереди меня ожидали долгие годы бессонных ночей.

Утром мистер Ларсон разогрел мне рогалик. Намазки у него не нашлось, только залежалый кусочек масла с прилипшими к нему хлебными крошками.

За ночь припухлость лица ушла, но на щеке по-прежнему выделялась красная царапина. Больше всего меня беспокоило запястье. Мистер Ларсон собрался в аптеку за охлаждающей повязкой и зубной щеткой, после чего он намеревался отвезти меня домой, и мы вместе расскажем моим родителям, что случилось. Я нехотя согласилась.

Как только он ушел, я позвонила домой.

– Привет, солнышко, – сняла трубку мама.

– Привет, мам, – сказала я.

– Пока не забыла, – спохватилась она. – Тебе звонил Дин Бартон. Минут пять назад.

– Да? – Я вцепилась в кухонный стол, чтобы не упасть.

– Сказал, что-то срочное. Подожди, я записала. – Мама чем-то зашуршала. Меня так и подмывало прикрикнуть на нее, чтоб не возилась так долго. – Что, зайка?

– Я ничего не сказала, – огрызнулась я, но тут же сообразила, что ее реплика предназначалась папе.

– Да, в гараже. – Пауза. – Точно, там.

– Мама! – рявкнула я.

– Тифани, расслабься, – сказала мама. – Ты же знаешь папу.

– Мама, что Дин сказал?

– Вот, я нашла записку. Срочно позвони, это насчет задания по химии. Он и номер оставил, причем очень волновался. – В трубке тихо зазвенел ее смех. – Кажется, ты ему нравишься.

– Продиктуй мне телефон. – Я нашла ручку и обрывок бумаги и записала номер. – Я сейчас тебе перезвоню.

– Минутку. Тифани, когда тебя забрать?

– Я сейчас перезвоню!

Я повесила трубку и поспешно набрала номер Дина. Надо срочно узнать, в чем дело, пока мистер Ларсон не вернулся.

После третьего гудка в трубке раздалось неприязненное «слушаю».

– Финни! – воскликнул он, и его тон мгновенно изменился. – Куда ты вчера запропастилась? Мы тебя всюду искали.

Я соврала, что переночевала у подружки, которая живет по соседству с домом Оливии.

– Ладно, – сказал Дин. – Послушай, насчет вчерашнего… Извини. – Он глуповато хехекнул. – Я нажрался как свинья.

– Ты меня ударил, – проговорила я чуть слышно, так, что даже не разобрала, сказала ли я это вслух или подумала про себя.

– Прости, Финни, – повторил Дин глухим голосом. – Меня от себя тошнит. Ты можешь простить меня? Я не знаю, как жить дальше, если ты меня не простишь.

В его словах сквозило такое отчаяние, что мне тоже подумалось – как было бы хорошо, если бы ничего этого не было. И это вполне в наших силах.

– Ладно, – выдохнула я.

Дин шумно задышал в трубку.

– Спасибо, Финни. Спасибо.

Потом я перезвонила маме и сказала, что приеду поездом.

– Мама, кстати, – добавила я, – у нас есть что-нибудь от порезов? Собака Оливии оцарапала мне щеку, пока я спала.

У Оливии нет собаки.

Когда мистер Ларсон вернулся, я уже оделась и заготовила очередную ложь. Я настояла, что вернусь поездом и все объясню родителям сама, потому что лучше знаю, как с ними разговаривать.

– Точно? – переспросил мистер Ларсон. Было очевидно, что он не верит ни единому моему слову.

Я виновато закивала головой.

– Поезд из Брин-Мор прибывает без трех минут двенадцать. Если поспешить, то мы успеем. – И я отвернулась, чтобы не видеть, как он разочарован, и не выдать собственного огорчения. Порой мне кажется, что это решение и положило начало всей цепи событий. А может, и нет. Может, как любили повторять монашки, у Бога есть план для нашей жизни, и Он все знает наперед.

Я не скрывалась от Люка и напрямик заявила, что, когда мы вернемся в Нью-Йорк, мне бы хотелось списаться с мистером Ларсоном. Мысли о нем не давали мне покоя. Я снова и снова представляла себе, как, прижавшись к нему в полутемном баре, открою очередной мрачный секрет: «Все это совершенно невыносимо», – скажу я, и в его взгляде мелькнет беспокойство, смешанное с вожделением. Он поцелует меня, сначала сдержанно и отстраненно. «Жена. Бут. Элспет», – промелькнет у него в голове. Но потом он вспомнит, что это я.

На этом занавес моей одноактной фантазии опускается. Мистер Ларсон никогда не сделает ничего подобного. Да и мне на самом деле этого не хотелось. Я готовилась выйти замуж. Просто я струсила, как все невесты. Перед свадьбой со всеми бывает, убеждала меня мама, когда я, ища поддержки, вслух засомневалась, действительно ли я готова идти под венец. «Такие мужчины, как Люк, на дороге не валяются, – предостерегла она. – Не наломай дров, Тифани. Второго такого тебе никогда не найти».

Меня тянуло к мистеру Ларсону, потому что он всегда был готов прийти на помощь. Он видел, как низко я пала, но не отступился от меня и поддерживал изо всех сил. Он разглядел будущее, которое меня ожидает, раньше меня самой, и подтолкнул меня к нему навстречу. Он верил в меня. В школе мне казалось, что вера – это распятие, покаяние и всепрощающие объятия Христа после смерти. Теперь я знаю, что вера – это другое. Тот, кто верит в тебя, видит в тебе нечто такое, о чем ты даже не подозреваешь, и не отступается, пока и ты не увидишь этого. Мне очень не хватает такой веры.

– Зачем? – уперся Люк, когда я попросила электронный адрес мистера Ларсона. Его голос прозвучал не то чтобы подозрительно, но без особого восторга.