В конце восьмидесятых годов прошлого столетия извечная «золушка» советской литературы — научная фантастика — стала примерять более праздничные платья. В середине апреля 1988 года в Николаеве (тогда Украинской ССР) состоялись Первые Всесоюзные Ефремовские чтения — конференция, посвящённая проблемам фантастики. Организация конференции по тем временам была поразительной со всех точек зрения, не зря же Леонид Куриц (один из основных организаторов) через пару лет стал функционером европейского масштаба — генеральным секретарём Еврокона.

При всём множестве впечатлений от этих Чтений, одним из самых ярких до сих пор остаётся почти часовая беседа с Анатолием Фёдоровичем Бритиковым и Сергеем Александровичем Снеговым в одном из николаевских кафе после пленарных заседаний. Говорили не только о фантастике, но более всего — как раз об использовании имени классика Ефремова совсем для разнонаправленных деяний… Событием-катарсисом для меня придётся признать то, что заплатил за несколько двойных кофе, несмотря на мои протесты/возмущения, не кто иной, как 77-летний патриарх советской НФ, родоначальник отечественной космической оперы С. А. Снегов.

Невысокий, плотный, наголо обритый, с крупными чертами лица — сурового, можно и так сказать, если бы не улыбка, часто освещающая его. Речь мягкая, интеллигентная, чувствуется образованность (не образованщина) — поразительная, во многих областях знаний. Негромкий глуховатый голос, слегка картавящий. В немодном костюме, воротник рубашки поверх лацканов, очень сдержан в жестах. Внимательно слушающий, негромко говорящий писатель обладал несомненным даром общения; тем, что называют сейчас уже расхожим словом «харизма». Да, были люди в наше время!..

На чём основывалось многолетнее почтительное отношение к Снегову со стороны читателей? В равной степени на уважении к мужеству, проявленному писателем во время своей нелёгкой жизни, и восхищении смелостью и фантазией его знаменитой трилогии. Почти 45 лет назад в популярнейшей тогда серии Лениздата «В мире фантастики и приключений» вышел сборник «Эллинский секрет». Среди авторов — Ефремов, Гор, Стругацкие, Брэдбери, Хайнлайн. И мало кому из любителей фантастики знакомый Сергей Снегов с романом «Люди как боги» — название-то каково! «Я сознательно взял название уэллсовского романа. Приём полемический… Спор шёл не художественный, а философский. Я уверен, что в человеке заложено нечто высшее…» — писал гораздо позднее автор.

«Я не люблю летать на драконах… А неповоротливых пегасов попросту не терплю…» — вот такое можно прочесть уже в первых строках романа. Как писали в предисловии составители сборника Е. Брандис и В. Дмитревский: «Роман буквально ошеломляет масштабностью замысла и грандиозностью изображённых в нём событий… Вселенную бороздят Звёздные Плуги — гигантские космические корабли, превращающие Пространство в вещество и достигающие огромных скоростей. Обнаружены многочисленные цивилизации с неповторимыми своеобразными формами разумной жизни…» Почему «космическая опера» Снегова, несмотря на всевозможные придирки, всё же увидела свет в Советском Союзе? Да потому, что не только недоумки тогда «правили бал», ведь роман этот (с «философско-мировозренческим ключом») изображает столкновение двух вполне аргументированных точек зрения: никакого благородства за счёт интересов человека versus человек всему разумному и доброму во Вселенной друг и помощник (прогрессор).

Летит Время, юбилей за юбилеем… Этот — всё же особенный, вековой. Будущий «харизматический» писатель родился 23 июля 1910 года (по старому стилю) в Одессе как Сергей Александрович Козерюк, советский паспорт получил как Сергей Иосифович Штейн, а европейскую известность получил как Сергей Снегов. Всё дело в том, что мать Сергея — крестьянка, ставшая продавщицей газет, сначала была замужем за слесарем Козерюком (полугреком-полунемцем, большевиком, ставшим в двадцатые годы чекистом), а затем за журналистом-евреем Штейном, немало сделавшим для воспитания пасынка. Это он заставил пацана, исключенного из второго класса гимназии, учиться дальше, с его подачи Сергей ещё в юности решил добиваться успехов сразу в философии, физике, беллетристике.

Учась на физфаке института, он самостоятельно стал изучать философию, писал стихи. В двадцать лет написал трактат «Проблемы диалектики», после изучения которого специалистами-философами последовал даже для тех лет необычный приказ наркомпроса Украины: назначить студента-физика преподавателем диамата в должности доцента кафедры философии! Два года Штейн «доцентировал» в различных вузах, одновременно заканчивая физфак. Но времена наступали другие, вот и в его лекциях обнаружены были уклоны от «истинного марксизма», оргвыводы последовали — запретить преподавать марксизм-ленинизм, исключить из комсомола.

Образование закончить всё же удалось, специальность инженера-физика Штейн получил в 1932 году в Одесском химико-физико-математическом институте (ОХФМИ). В следующем году он переезжает в Ленинград, работает на заводе «Пирометр» инженером-исследователем, не оставляя творческих устремлений. В Ленинграде после убийства Кирова становится неспокойно… В июне 1936-го приходит черёд Сергея Штейна, он арестован вместе с двумя подельниками (детьми видных родителей) по «типовым» обвинениям в антисоветской пропаганде и подготовке терактов… Почти год в «знаменитых» Лубянке, Бутырке, Лефортове; выбить признаний в главном так и не удаётся. Всё равно — 10 лет… Год в Вологде, полтора — в Соловках, с 1939 года — в Норильском ИТЛ. Как писали в «застойные» времена: «принимал участие в строительстве прославленного Норильского металлургического комбината». Через полвека писатель Снегов всё же опубликует свои «Норильские рассказы», теперь можно узнать — как оно там было на самом деле, какова «фантастика реальной жизни»…

Даже там Штейн старался изучать (по возможности) достижения науки! Заинтересовался физикой дейтерия (тяжёлой воды), занимался расчётами (в уме)! Когда начали строить дейтериевый завод, его назначили начлабом. Штейн всерьёз занимается ядерной физикой, можно сказать — «принимает участие в создании советской атомной бомбы».

В качестве поощрения Штейна досрочно освобождают из лагеря, с июля 1945 года он работает (уже как ссыльный) в создающейся «атомке», но вмешательство «бдительных чекистов» и на этот раз разрушает планы, заставляя резко порвать с наукой — чтоб не получить новый срок как «американскому шпиону»… Просто инженером горно-металлургического комбината Штейн работатает до 1957 года. После смерти Сталина с него сняли ссылку, летом 1955 года реабилитировали, но в науку он всё равно не вернулся. С начала пятидесятых сосредоточил все творческие усилия на литературе, одной из снежных зим родился и псевдоним.

Первый рассказ Снегова увидел свет, когда автору было 45 лет — поздновато для дебюта. Но если автору есть что сказать! В 1956-м вышла первая книга «24 часа», в 1957-м «Новый мир» опубликовал роман «В полярной ночи» — после этого Снегов занимается только литературным трудом. В 1959 году его принимают в СП СССР, одна за другой выходят книги, изображающие хорошо знакомые писателю картины: жизнь и труд в условиях Крайнего Севера, в экстремальных условиях ГУЛАГа. Правду писатель говорить не мог, но он и не врал, молчал в критических случаях…

В 1958 году Штейн/Снегов со второй женой (младше его на 17 лет) и двумя маленькими детьми переезжает в Калининград, где проживёт до самой смерти. В одном из калининградских сборников в 1964 году увидела свет его первая НФ-публикация — памфлет «Тридцать два обличья профессора Крена».

Принято было считать, что в фантастику писатель ушёл не от хорошей жизни. После пары разгромных статей в «Литературной газете» Снегов попал в «чёрные списки», его перестали печатать… Не желая лгать, он и обратился к более нейтральному «жанру». Подчёркивалось, что достаточно случайный приход в НФ принёс замечательные результаты — переводы на десяток языков. Почти как в «казусе Хайнлайна»! Сам писатель отмечал, что питая любовь к фантастике с детства, обратился он к НФ как виду творчества, менее всего подвластного цензурным запретам. Но оказалось, всё не совсем так. «Мысль написать фантастику томила меня ещё до начала литературной работы. Она превратилась в потребность, когда я начал знакомиться с зарубежной послевоенной НФ… Мне захотелось испытать себя в НФ. Я решил написать такое будущее, в котором мне самому хотелось бы жить.» Так писал Снегов в письме Г. М. Прашкевичу в 1988 году, строки эти Геннадий Мартович приводит в своей книге «Красный сфинкс» (2007).