Однако торнадо продолжал переть на остров.

Когда воронка коснулась длиннозубой расчески Акульей Челюсти, раздался такой грохот, что мне пришлось зажать уши ладонями — это обломки, вращающиеся внутри смерча, стали врезаться в скалы, разбиваться вдребезги, рассыпаться в пыль. «Нога» торнадо подкосилась, споткнувшись о самые крепкие клыки… А следующие несколько мгновений я пропустил, потому что меня схватила за руку до смерти перепуганная матушка, невесть как оказавшаяся на пляже, и потащила прочь от берега. Я отчаянно сопротивлялся, извивался, и в какой-то момент мне удалось вывернуть шею таким образом, чтобы застать невероятное.

Торнадо приблизился к пляжу шагов на пятьдесят, его подавляющая воображение громада внезапно выплюнула из себя нечто громоздкое, вертящееся, окутанное тучей пыли и обломков. Аарон Пристли сделал еще одно движение — теперь уже резкое, четкое, властное. Черная воронка застыла на месте, будто сфотографированная. Я поджал под себя ноги и упал коленями на песок — теперь матери пришлось бы тащить меня волоком, но она и так слишком вымоталась, пока тянула меня за руку. Она выпустила мое предплечье и разрыдалась, крестясь и причитая. Но прощение я у нее вымолю потом, позднее, а сейчас…

Сперва раздался лязг — это приземлилось на песок то самое, громоздкое, оказавшееся большим грузовиком. Упал он с приличной высоты, на все четыре колеса сразу. Скрежетнули рессоры, кабину мотнуло вперед с такой силой, что не оставалось сомнений — оторвет. Однако она словно была прикреплена к каркасу на пружинах — качнулась раз-другой и замерла. В этот момент я заметил внутри человека — живого человека, сидящего на месте водителя, взъерошенного, вытаращившего от ужаса глаза, напряженно вцепившегося в руль. Едва автомобиль утвердился на берегу, мужчина повернул ключ зажигания, дернул рычаг, крутанул руль и сдал задом, да так лихо, что я аж присвистнул: у нас некоторые на своих драндулетах на третьей передаче ездят медленнее, чем он на задней скорости!

Надо признать, реакция мужчины оказала ему добрую услугу — стоило ему сдвинуться с места на пару десятков шагов, как тут же туда, где только что стоял грузовик, просыпалось все, что сумел скопить в себе смерч. Целая гора булыжников, стволов, веток, дохлых птиц и прочего мусора рухнула с небес! А от воронки не осталось и следа.

Чудом спасшийся водитель открыл дверцу (для этого ему пришлось несколько раз толкнуть ее плечом) и буквально вывалился наружу. Лицо и рубашка его были в крови.

— Боже всемилостивый! — ахнула матушка.

— Срань господня! — в унисон ей воскликнул я, за что немедленно получил подзатыльник.

— Какого дьявола ты тут делаешь?! Что ты здесь забыл?! Убирайся! — одновременно с нами в ярости вскричал Пристли, двинувшись на незнакомца, и мне почудилось, что в ладони его засиял огненный шар.

— Не дури! — откликнулся водитель. — Ты же видишь — я тут не по своей воле. Убрался бы с радостью, да только… — Он, похоже, тоже заметил огненный шар и поднял руки ладонями вперед. — Погоди, не сходи с ума! У меня и сил-то нет тебе сопротивляться…

Мистер Аарон постоял секунду в таком напряжении, словно собирался броситься на мужчину с кулаками. Потом опустил руки и чертыхнулся. Мы с мамой переглянулись: редко когда услышишь ругательства из уст Пристли, да еще в таком количестве. Но еще более странным было то, что он сказал водителю — какого черта тот здесь делает. Как будто не на его глазах машину принес торнадо.

Потом мы повели мужчину в город. Вернее, шел он сам, пусть и шатало его из стороны в сторону. Пропустив незнакомца на пять шагов вперед, за ним следовал Пристли, смотря ему в затылок таким взглядом, будто собирался прожечь там новые глазницы. За мистером Аароном шли мы с мамой.

— Диего, ты не мог бы сбегать к Карлсдейлу и Хоуку-младшему, чтобы они… разобрались?

Артур Хоук, сын рыбака Хоука по прозвищу Рыба-пила, был прекрасным механиком. Только благодаря его золотым рукам (так говорили взрослые) драндулеты все еще бегали по нашим улочкам. Понятное дело, уж если кому и поручать «разобраться» с грузовиком, так только ему. Но мне не хотелось никуда бежать, мне хотелось идти через весь город и наблюдать за незнакомцем, и чтобы все жители видели, что я иду рядом с мистером Аароном. Дело даже не в том, что мне нравилось конвоировать чужака, — дело в тех обстоятельствах, в которых мы оказались вместе с Пристли. Ведь только мы вдвоем с ним выбежали навстречу торнадо! Только мы не побоялись! Правда, картину портила мама, которая невесть зачем примчалась на пляж, а теперь еще и шла в ногу со мной. Будто у нее других забот мало!

А незнакомец… ну да, мне было интересно на него пялиться, и я совершенно этого не стеснялся. Разумеется, я знал, что где-то за океаном есть и другие острова. А старик Карлсдейл утверждал, что помимо островов существует Большая земля, настолько огромная, что даже если подняться на самую высокую гору — океана не будет ни слышно, ни видно. Последний факт казался мне сомнительным, однако я вынужден был принять его на веру.

А раз есть другие острова — должны быть и другие люди. Мистер Пристли приносил мне учебники и книги. Ведь кто-то их сочинял? Кто-то придумывал разные интересные истории и скучные задачки по арифметике? Когда я был совсем маленьким, я время от времени спрашивал про героев какого-нибудь из понравившихся рассказов: «А они тоже жили на Лос-Сапатос? А они сюда еще вернутся?» Ну, тогда у меня в голове не укладывалось, что на свете может существовать кто-то, кто никак не связан с Городком-на-Башмаках. Потом уложилось. Я свыкся с тем, что никого из этих героев мне никогда в жизни не повстречать. Ни тех, кто написал книжки, ни тех, про кого там написано. А тут вдруг — чужак! С другого острова! А возможно, и с самой Большой земли! Ну и как же мне было не пялиться? И вдруг такое несвоевременное поручение.

— Сэр, — ответил я рассудительно, — я думаю, мистер Карлсдейл со вчерашнего вечера не ослеп, а значит, прекрасно видел, что произошло. Поэтому он и сам мог бы догадаться поднять свою худую задницу… Ай!

Матушка вновь отвесила мне подзатыльник, а мистер Аарон рассеянно заметил:

— Мария, твой сын начал сквернословить. Похоже, общение с Хоуком-старшим не идет ему на пользу. Диего, я потом придумаю, как тебя наказать.

Ничего себе! Что-то я ни разу не видывал, чтобы он кого-нибудь наказал за слово «задница»! Хоук-Рыба-пила и похлеще выражался — и ничего! А совсем недавно и сам мистер Пристли поминал дьявола. Обиженный, я решил, что теперь и вовсе не пойду никого звать.

— Врача бы… — робко начала матушка.

— Не нужен ему врач! — грубо оборвал ее Пристли, но тут же покаялся: — Извини меня, Мария. Просто ты не знаешь этого человека, не представляешь, на что он способен…

— А вы, мистер Аарон? Вы его знаете? — не утерпел я. — А как его зовут? А он с другого острова, да, сэр?

Пристли недовольно буркнул что-то в бороду, затем, все так же не сводя недобрых глаз с чужака, повысил голос:

— Эй! Как тебя звать?

Незнакомец мельком обернулся. Кровь на его лице уже подсохла. Он криво усмехнулся и бросил через плечо:

— Можете называть меня Гюнтером Штайгером. Или Каем Хансеном. Или…

— Достаточно! Видишь, Диего? Наш незваный гость даже знакомиться с нами не желает, скрывает свое имя, потешается. Так что не вздумай начать жалеть его, как твоя мать. Понял?

Я энергично закивал.

Возможно, мне показалось, но всегда уверенный в себе и своих словах мистер Пристли сию минуту выглядел растерянным. Появление Гюнтера-Кая явно выбило его из колеи, да и не его одного: я видел, как таращатся на нашу процессию жители городка. Кто-то пугливо выглядывал из окна, кто-то, презрев осторожность, подходил ближе. Но все они — все! — были не в своей тарелке. На мистера Аарона посматривали вопросительно — дескать, что происходит и как ты намерен поступить?

Заплакал ребенок. Для него незнакомец — все равно что жуткий злодей из сказки. Чужой в привычном мире — даже мне не по себе, а уж малькам и вовсе должно быть страшно до кишечных колик.