Сквозь сонное марево до Сита донеслись голоса. Открыв глаза, он заставил себя сесть. Вернулось несколько жильцов, которые о чем-то громко переговаривались друг с другом. Еще не до конца проснувшись, он поднялся и подошел к умывальнику. Вода была на учете, и Сит старался не расходовать больше, чем нужно. Здесь вообще все было на учете, впрочем, как и на Галилее, где это меньше бросалось в глаза, покуда была работа и неплохой доход. С комнатой тоже все складывалось скверно. Через неделю нужно было ее освобождать, так как денег на продление аренды не было.
Смочив веки, Сит застыл с закрытыми глазами посреди помещения, пытаясь настроиться на предстоящий день. Хотя какой там день? Скоро вечер уже. Время суток для него, в общем-то, не имело сейчас решающего значения. Следить за часами приходилось лишь перед очередной встречей с потенциальным работодателем, коих оказалось меньше, чем пальцев на руке, так что Сит нередко находился вне времени, позволяя себе бесцельное и бессмысленное существование, отчаянно понимая, что скоро все закончится.
Поначалу он с энтузиазмом воспринял бодрые уверения соседа Штефана, что проблему с работой можно решить за несколько дней, которые пролетали, унося последнюю надежду, а потом Штефан сделал сконфуженный вид и развел руками. Гудвер замечал, что у того у самого в мастерской какие-то неприятности, и однажды услышал историю о том, как Штефану удается удерживаться на работе лишь благодаря взяткам мастеру, аппетиты которого в последнее время росли в геометрической прогрессии.
— Поищи другую работу, — посочувствовал Сит.
— Думаешь, это просто?
Сит был готов испепелить приятеля взглядом. Его бездумная непосредственность порой выводила Гудвера из себя. Он справился с эмоциями и отвернулся.
— Спасибо, что напомнил, — пробормотал он, — я это знаю не хуже тебя.
Штефан, казалось, смутился, но ненадолго. Вскоре он с сосредоточенным выражением лица убрался в свою комнату и не показывался пару дней.
Сит не был уверен в том, что там, на Галилее он стал бы общаться с таким как Штефан. Как ни старался, не смог он до конца принять эту навязчивую веселость на фоне серых, монотонных дней, превратившихся в непрерывный поиск средств к существованию. Но здесь, где Гудвер воспринимался не более чем назойливым насекомым, пытающимся выжить, дружба со Штефаном выглядела иначе. Их общение в основном представляло театральную постановку со Штефаном в главной и единственной роли. Парень к месту и не к месту выдавал истории из своей или чьей-то еще жизни, мастерски изображая персонажей и описывая события. Это отвлекало Сита, скрашивало вечера, он даже подыгрывал Штефану, стараясь вжиться в роль того или иного героя.
Иногда тот пропадал на день или два, возвращаясь каким-то изможденным, но на вопросы предпочитал отвечать уклончиво. В последнее время во взгляде Штефана проскальзывало что-то обреченное, и это настораживало Гудвера, но тот по-прежнему молчал, позволяя себе лишь редкие односложные ответы. В конце концов, Сит отстал от товарища с расспросами, демонстрируя полное безразличие. Гудвер был терпелив. Ничего! Придет время! Сам расскажет!
— Мне нужно тебе кое-что рассказать, — заявился однажды Штефан раньше обычного.
Лежа на кровати, Сит выглядел спящим, но с открытыми остекленевшими глазами. Взгляд его слегка оттаял, и он повернул голову. Штефан навис над ним, не мигая, уставившись на его лоб. Опять этот взгляд! По телу пробежала неприятная волна, и Сит сжался.
— Перестань на меня так смотреть.
— Мне нужно с тобой поговорить, — повторил тот.
Сит спустил ноги на пол и указал глазами на стул.
— Если со мной что-нибудь произойдет… — Штефан запнулся и вскинул подбородок, — короче, ты должен кое-что знать.
Сит нахмурился, пытаясь сообразить, что происходит, а его приятель, вытерев рукавом пот с лица, наклонился и, понизив голос, продолжил.
— Я еще и сам толком не разобрался, но что-то здесь не то.
— Ты о чем?
Было видно, что Штефан с трудом подбирает слова.
— Точно не знаю. Несколько дней назад я встретил старого знакомого, который прилетел, как и я, с Авагалы. Он меня не узнал.
— Вот новость! — усмехнулся Гудвер, проклиная себя за то, что так легко попался на таинственный тон приятеля, уверенный, что это его очередная шутка, и только одно обстоятельство не вписывалось в общую картину глупого розыгрыша — никогда Штефан не обливался потом так, как сейчас, даже когда было жарко. Сегодня же теплый обдув комнат не функционировал, и термометр показывал семнадцать градусов по Цельсию.
— Ты послушай сначала, а потом огрызайся! — зарычал тот, и Сит понял, что все серьезно.
Налет бесшабашности испарился. По телу Сита пробежал легкий разряд неприятной дрожи. Штефан мутными глазами обвел комнату и уперся взглядом в его переносицу, словно хотел проникнуть внутрь и покопаться в мозгах. Жутковатое ощущение. Таким он его еще не видел.
— С Дмитрием мы выросли вместе. Когда нам было по пятнадцать, он и его родители переселились на спутник Авагалы — Гаю. Мы переписывались, несколько раз встречались. На Тибероне оказались почти одновременно, встретились, вспомнили прошлое. Он собирался устроиться на добывающую компанию проходчиком. Потом Дмитрий исчез. Я столкнулся с ним позавчера нос к носу. — Штефан перешел на шепот, — Теперь ты понимаешь, что он не мог меня не узнать!
— Постой, может, твой друг просто не хотел с тобой разговаривать, — предположил Сит, заметив, как приятель тут же замотал головой.
— Если не понимаешь, лучше молчи!
Штефан изменился до неузнаваемости. Как же он мог так в нем ошибиться? Теперь его знакомый был похож на пойманного тигра, мечущегося по клетке в поисках выхода и готового разорвать любого, кто к нему приблизится. Вспухшие на шее вены выдавали дикое напряжение Штефана, глядя на которого, Гудвер и сам почувствовал, как похолодели пальцы ног.
Не решаясь вымолвить хоть слово, Сит внезапно вспомнил встречу с одним из рабочих со стеклянными неживыми глазами там, в поселке, странное обреченное шествие и погрузку людей в вездеходы, что придало словам Штефана новый зловещий смысл.
— Я думаю, что-то сделали с его мозгами.
Сит непонимающе уставился на соседа, который, словно, собравшись с силами, заговорил взахлеб, как будто давно ждал этой минуты, позволившей, наконец, не молчать, не удерживать в себе сомнения, предположения и страхи.
— На прошлой неделе к нам в мастерскую пригнали вездеход на ремонт. Те парни… Ну, которые управляли машиной…в общем, они почти не разговаривали. Мне удалось вытянуть из них только, как их зовут и в какой они бригаде. Все вопросы, касающиеся их прошлого, их семей… Они попросту не понимали о чем речь. И мне показалось странным, что между собой они вообще не общались, хотя понимали друг друга без слов.
Штефан снова вытер потное лицо и, подойдя к застывшему как монумент Гудверу вплотную так, что тот почувствовал жар его тела, зашептал.
— Есть люди, которым небезразлично, что происходит с нами. Я познакомился с одним из них. Его зовут Отец Герман. Он говорит, что бероний здесь добывают старым способом.
Сит знал только два способа добычи современного топлива, и оба они были вполне безопасны, поскольку все делали запрограммированные механизмы, а люди, только обслуживали их.
— Что ты имеешь ввиду? — спросил он.
— Я смотрю, ты совсем отстал от жизни. В ручную добывают, понимаешь?
Штефан медленно отодвинулся от выпучившего глаза Сита.
Когда бероний был открыт, его стали добывать ручным способом и поплатились сотнями жизней, унесенных неизвестным еще тогда излучением. Добывать топливо таким образом — значит подписать приговор всем, кто находился в зоне облучения. Люди буквально сгорали изнутри за считанные месяцы.
— По-моему, это — чушь! — нахмурился Сит, — все знают, что это опасно, никто не захочет…
— Правильно. Никто не захочет, если у него есть возможность решать самому. Здесь иное. Решения принимает кто-то другой.