- Хм, - ответил Киреев. - Я вообще-то экономику преподаю, а не философию.
- Экономист, философ - какая разница? Не упустите свой шанс. Тем более, что и философию вы тоже когда-то преподавали.
- Хм, - почесал подбородок Киреев. - Хм.
- И последнее. Надо сверстать сборник по итогам конференции в честь годовщины победы, которую наша кафедра проводила вместе с музейщиками. Тексты уже есть, осталась чисто техническая часть. Я на вас рассчитываю.
- Ага... - протянул Киреев, вспоминая обещания Шрёдер снять с него часть нагрузки. - Ну, если только техническая часть...
- Да-да, ничего больше.
- Хорошо.
Обратно он шёл со смутным чувством, что слишком поспешно забрал своё заявление.
- Вот, - сказал он Вареникину и Джибраеву, водружая перед ними папку с образцами. - Грантов привалило. Осталось отработать.
- Опять что-то навесили? - сморщился Фрейдун Юханович.
- Да всё то же - комплексы дисциплин. Правда, если раньше мы их составляли за спасибо, то теперь получим денежку.
Вкратце он объяснил коллегам суть. Вареникин одобрительно закивал.
- Вижу, набираетесь опыта, Толя. Так держать!
Изучение содержимого папки выявило неожиданные факты. Оказывается, положение о грантах пришло ещё полгода назад, и всё это время Белая пилила выделенные средства вместе с руководством. Последним её фортелем стал прошлогодний дипломный проект одного студента по составлению электронного учебника, который завкафедрой оформила как "творческий коллектив" во главе с собой, и получила за него семьдесят тысяч. Студенту, который, собственно, и делал учебник, не перепало ничего.
- Она даже не еврейка, - ахнул Джибраев. - Она - жидовка. Так наживаться на студентах! Теперь понятно, зачем она сделала нашу кафедру выпускающей. Нашла себе кормушку.
- Да нет, всё проще, - пояснил неизменно ироничный Вареникин. - Белая хочет защищаться по экономике, для этого ей надо укрепить позиции на кафедре. Вот к нам и пристегнули экономические специальности. А махинации со студентами - побочный эффект. Халтура, так сказать.
Киреев никак не мог понять: если у Белой так замечательно получалось прикарманивать гранты, на кой ляд ей понадобился он и прочие шовинистические свиньи с мужской половины кафедры? Оставалось думать, что у хабалистой начальницы просто закончились идеи, и она милостиво позволила холопам растащить объедки с барского стола. Тридцать тысяч на троих - это даже не обглоданная кость, а её осколки. Впрочем, и на том спасибо. Тем более, что Кирееву и делать-то ничего не надо было - весь материал уже был готов.
Когда закончился рабочий день, Киреева перехватил Вареникин.
- Вот, - Александр Михайлович протянул ему засаленную методичку, в которую, судя по всему, заворачивали не только рыбу, - Родственник из Якутска просит помочь. Решите ему задачку? Для курсовой. А он отблагодарит.
Он наскоро пролистал методичку.
- Здесь же всё подробно расписано. Даже школьник решит.
- Анатолий Сергеевич, ему вообще не до этого. Ну помогите человеку.
- Ладно, - вздохнул Киреев, - Пусть позвонит мне вечером, я скажу, сколько будет стоить.
Киреев уже давно подрабатывал на стороне, стряпая дипломы и статьи на заказ. Халтура его ни для кого не была секретом. Джибраев по этому поводу шутил, что если б Толя был евреем на сто процентов, то купался бы в деньгах, шантажируя научные кадры Якутии. "С нашими научными кадрами лучше не ссориться, - отвечал Киреев. - А то всплывёшь где-нибудь в Вилюе с ножом в боку".
Дома его ждал сюрприз. Едва он перешагнул порог, как из кухни показалась встревоженная мать и протянула ему повестку в военкомат.
- Опять взялись за тебя.
В коридор вышла кошка Симка - палевая, с гладкой шерстью. Мяукнув, жалостливо уставилась на хозяина.
- Руки у них коротки, - хмуро ответил Киреев, разуваясь. - Надеюсь, они не передали повестку тебе лично?
- Нет, в ящик бросили.
- Ну и прекрасно. Насколько я помню, по закону на повестке должна стоять моя подпись. А если её нет, то с меня и взятки гладки.
- Очень они посмотрят на твой закон.
- Если начнут звонить в дверь, скажешь, что меня нет. Уехал в Туву искать второго хамбо-ламу.
Противостояние с военкоматом началось у Киреева прошлой весной, когда внезапно выяснилось, что он чудесным образом исцелился от гипертонии. Собранные за годы медицинские справки и выписки таинственным образом исчезли из его дела. Члены медкомиссии разводили руками и делали круглые глаза: "Документы мы отправляем в Якутск. Что вернули, то и есть. Езжайте и разбирайтесь сами". Терапевт из комиссии, снимая тонометр, выговаривала ему: "Вы же мужчина. Почему так боитесь армии? Специально утром дряни наглотались, вот давление и скачет. Обычная вегетососудистая дистония. Пройти службу она вам не помешает". Киреев настоял на больничном обследовании, но судьба очередного медицинского заключения, приобщенного к его истощавшему личному делу, была ясна заранее.
Поэтому, не дожидаясь осеннего призыва, Киреев выписал пункт из закона о воинской обязанности, где чёрным по белому было указано, что педагогических работников имеют право призывать лишь в период с 1 мая по 30 июня. Будучи преподавателем Политехнического института, Киреев однозначно считал себя педагогическим работником, но всё же на всякий случай решил наведаться к юристу. Выбрав по объявлению какого подешевле (вопрос казался ему очевидным и не стоящим больших денег), он обрисовал тому свою ситуацию. Юрист, ужасно похожий на гастарбайтера из южных республик (хотя и говоривший без акцента) долго рылся в своём компьютере, затем, напряжённо морщась, несколько раз перечитал статью закона, но никакая светлая мысль не посетила его голову. Тогда он не нашёл ничего лучшего, как тут же, в присутствии Киреева, позвонить коллеге из военкомата и спросить его, как там понимают данную статью закона. Получив ожидаемый ответ, что никак не понимают, а гребут всех подряд, он положил трубку, вздохнул и развёл руками. Киреев отдал причитающиеся ему пару сотен рублей и зарёкся впредь связываться с юристами. А вопрос решил просто: сначала подождал вручения повестки (минимум две-три недели из срока призыва), после чего оформил письмо с цитатой из закона и справкой о своей педагогической должности, которое и отправил в военкомат как заказное с уведомлением. Ответ военкомата, также присланный по почте, сводился к краткому "а нам плевать", но бюрократическая машина работала медленно, и к тому времени, когда Киреев получил его, срок призыва уже закончился.
Однако, теперь, весной, закон был уже на стороне министерства обороны, и Киреев напрягся. Пребывание в рядах вооружённых сил никак не входило в его планы.
Сопя, он прошёл в свою комнату и включил компьютер. Кошка проследовала за ним, буравя немым укором. Было в ней что-то от завкафедрой - такая же назойливость и досада на всё мироздание. Симкой ее окрестили в честь сиамской породы, но с распространением мобильников это имя внезапно обрело новый смысл. Острый на язык Вареникин по этому поводу говорил, будто Киреев таким образом выразил свою подсознательную мечту по сотовому телефону.
- Есть-то будешь? - спросила в спину мать.
- Не сейчас.
Чувствуя нарастающее раздражение, Киреев немного полазил по интернету, потом зашёл в свою почту и обнаружил там письмо от Джибраева. "Анотолий Сергевич вот дисертация од меня!", - написал ему беспокойный сын ассирийского народа.
С чувством обречённость Киреев погрузился в изучение джибраевского опуса. Тему историк выбрал животрепещущую: "Народно-освободительная борьба армянского народа с турецкими завоевателями". Изначально, насколько помнил Киреев, Фрейдун Юханович хотел писать про борьбу айсоров, но не нашёл материала, а потому взялся за других жертв ненавистных османов.
В диссертации было черным-черно. Историк без зазрения совести перетаскивал в свою работу куски из чужих статей и монографий, снабжая их боевыми комментариями. Киреев машинально принялся менять порядок слов в заимствованных кусках, чтобы обмануть программы проверки, а заодно начал вставлять собственные замечания, желая придать диссертации вид объективности. Занятие это понемногу увлекло его, так что он засиделся до двух часов ночи. В два, как по заказу, в "аське" нарисовался Генка.
