- Уже неплохо, - одобрительно промолвил Киреев.

В понедельник Киреев, как и грозился, положил на стол заявление об уходе.

- Это что такое? - строго спросила Шрёдер.

- Я увольняюсь.

- Я и сама вижу. У нас экзамены на носу. Кто будет их принимать? Вы подумали об этом?

Киреев пожал плечами. Ему это было безразлично.

- Не очень порядочно с вашей стороны, - упрекнула его Ольга Валентиновна.

Киреев молчал, не желая вдаваться в дискуссию о порядочности.

- Давайте не гнать коней, - миролюбиво продолжила Шрёдер. - Мы снимем с вас обязанности секретаря экзаменационной комиссии, уберём работу по расчёту часов... тем более, что этим вообще-то должен заниматься учебно-вспомогательный персонал... уменьшим нагрузку на следующий год и продлим вам отпуск до ноября. Сколько у вас накоплено дней?

- Восемьдесят, - мрачно отозвался Киреев.

- Вот за счёт этого и продлим. Согласны?

Киреев с некоторым удивлением посмотрел на неё. Гляди ты! Мороженая рыба - а понимает.

- Согласен, - помедлив, ответил он.

- Так и договоримся.

На кафедру Киреев вернулся триумфатором.

- Вот так! - объявил он Вареникину и Джибраеву. - Надо почаще бить кулаком по столу.

- За такое дело не грех и выпить, - сказал Вареникин, доставая коньяк.

Киреев не стал отказываться, даром, что впереди было ещё четыре лекции. Накатили по маленькой.

Больше всех нежданной победе коллеги обрадовался почему-то Джибраев.

- Вот видите, Александр Михайлович! - наскакивал он на Вареникина. - Они боятся! Они нас боятся! Надо требовать. Обязательно надо требовать!

- Макаревичи вы недобитые, - посмеивался Вареникин, крутя усы. - Между прочим, Толя, вас завкафедрой просила зайти. Она к вам определённо неравнодушна. - Он хитро подмигнул.

- После лекции зайду, - сказал Киреев, ставя пустой стакан на стол.

Елена Викторовна Белая, заведующая кафедрой экономики и социально-гуманитарных дисциплин, и впрямь была к Кирееву неравнодушна. Правда, её подчинённого это совсем не радовало. Костлявая, рыжая, она местами имела неплохую фигуру, но была на двенадцать лет старше Киреева и обладала неприятным лисьим взглядом. Кирееву она строила глазки ещё с тех пор, когда начала встречаться с его однокурсником, за которого вскоре вышла замуж и быстро загнала его в гроб.

На кафедре Белая олицетворяла коррупцию и стабильность. При ней всё текло к северу, переходило к югу и возвращалось на круги своя. Должность завкафедрой стала для неё почётной ссылкой после золотых времён, когда она занимала кресло главного экономиста института. Шмон, стоивший места прежнему директору, заставил её сменить должность, но не отучил от старых привычек. Каждый раз, когда подходило время сессии, у Белой оказывалось несметное количество родственников и знакомых, которым крайне необходимо было нарисовать оценочку. Её совершенно не смущало, что эти родственники и знакомые ни разу не показывались на лекциях. Да и почему это должно было её смущать, если сама Шрёдер, случалось, таскалась по кафедрам с зачётками и объяснениями, мол, это - очень нужный вузу человек и ему нельзя не поставить. Так что нормальной коррупции, когда преподаватели трясут со студентов взятки, в Политехническом институте не было - все вопросы решались наверху, а преподаватели гнули покорные шеи и ставили бесплатно и добровольно. Впрочем, даже проявление принципиальности ничего не меняло - на правах заведующей Белая просто расписывалась в ведомости за строптивца, а её подчинённые периодически удивлялись, глядя, как заваленные ими двоечники воскресали из небытия. Хватка у неё была железная. Однажды она атаковала самого директора, прося, чтобы он не переводил на заочное мужа её подруги Пышаевой с кафедры педагогики. При разговоре присутствовал Джибраев, который удивился, почему у обсуждаемого субъекта другая фамилия - муж у Пышаевой вообще-то Пышаев. Но Белая так рьяно бросалась на амбразуру, что директор сдался.

В наследство от прежней заведующей - неоднократно разведённой мужененавистницы - Белой досталось чёткое разделение кафедры по гендерному признаку. Киреев, Вареникин, Джибраев и прочие сотрудники мужского пола сидели в одном кабинете, а заведующая и её амазонки - в другом. Между кабинетами наличествовала широкая полоса нейтральной территории, которую обе стороны пересекали весьма редко и по очень большой надобности. Неудивительно, что Киреев шёл к начальнице как во вражеский лагерь - заранее готовясь к колючим взглядам и шёпоту за спиной.

Белая, впрочем, встретила его приветливо.

- Анатолий Сергеевич, у меня к вам деловое предложение, - сказала она, глядя на него поверх монитора. За её спиной в стекле шкафа отражался экран с пасьянсом. - Чтобы поощрить нашу деятельность, руководство решило выделить нам гранты, но не каждому в отдельности, а творческим коллективам - под конкретную программу. У вас есть какие-нибудь идеи на этот счёт?

Идеи у Киреева были, но все они сводились к организации показушного мероприятия и распределению имеющихся фондов между сотрудниками. Заведующая ждала ответа, придав лицу самое дружелюбное выражение, на которое была способна. Киреева передёрнуло. "Опять хочет втянуть меня в аферу, дура рыжая", - подумал он.

Подозрения рождались из печального опыта: однажды, ещё в бытность замужем, Белая оформила на себя и на Киреева командировку в Питер на курсы повышения квалификации в преподавании бухучёта. Киреев, никогда бухучёт не преподававший, удивился было такому выбору, но скоро всё объяснилось. На следующий день после прилёта в Питер начальница попросила его зайти к себе в гостиничный номер, где встретила подчинённого в легкомысленном халатике. Киреев, к счастью, вовремя вспомнил, что её муж, Георгий Белый, отслужил в погранцах и занимался борьбой. А потому сделал вид, что намеков не понимает. Назавтра, когда он водил Белую по Невскому, та рассказала ему анекдот про сибирского кота:

Наступил март. Две кошки полезли на крышу снимать котов. Видят - возле трубы два кота: один сибирский, а другой простой, помойный. Та, что пошустрее, говорит своей подруге:

- Чур мой сибирский.

Второй ничего не оставалось, как идти с помойным. Договорились утром встретиться.

Встречаются. Та, что пошустрее, спрашивает подругу:

- Ну как?

- Супер! Даром что помойный, драл меня всю ночь без остановки! А ты как?

- А мне не повезло. Мой всю ночь таскал меня по крышам и рассказывал, как в Сибири яйца отморозил.

В общем, не повезло.

По возвращении Киреев узнал, что вся кафедра считает их любовниками. Слух этот не сильно его взволновал, потому что исходил от известной кляузницы Салтыковой, которая сама метила в заведующие. Белая, однако, отнеслась к нему куда серьёзнее и устроила Салтыковой показательную выволочку, сопровождавшуюся всеми прелестями женских скандалов - криком, придирками по пустякам и обвинениями в нелояльности. Свидетелем ссоры стал Вареникин, который с тех пор утвердился во мнении, что начальница и впрямь неровно дышит на Киреева.

И вот, созерцая сейчас Белую, Киреев лихорадочно соображал: отмазаться от гранта или взяться за этот гуж? Деньги на дороге не валяются.

- Ну, - протянул он неопределённо, - у нас с Александром Михайловичем есть пара учебно-методических комплексов дисциплин...

- Отлично! - воодушевилась Белая. - Вам и карты в руки. - Она подняла со стола объёмистую папку. - Надо распределить тридцать тысяч. Вот здесь - образцы. Оформитесь по ним как творческий коллектив, и поделите сумму на всех участвующих. Справитесь? - она вновь раздвинула губы в подобии улыбки.

- Справимся, - ответил Киреев, поспешно отводя взгляд от хищного оскала начальницы.

- И вот ещё что, Анатолий Сергеевич. Через три дня к нам приезжает Слепцов, завкафедрой философии из Якутска. Принимать кандидатский минимум. Надо его встретить, свозить к горячим источникам... Ну, вы знаете. У вас же тоже в планах диссертация, да? Вот и познакомитесь.