- Александр Михайлович, держитесь крепче! - крикнул Миннахматов.

Политолог издал неопределённый рык, долженствовавший означать, что всё в порядке.

К ним подошёл Киреев.

- Как там Фрейдун Юханович? Не пришлось бы скорую вызывать.

- Пустяки, довезём, - негромко откликнулся Миннахматов, с улыбкой обозревая окрестности.

- А Елена-то что? Не захотела поехать? - осторожно спросил Киреев про жену Егора.

- Да чёрт с ней, - махнул рукой Миннахматов со злостью в голове. И, смеясь, прокричал Вареникину: - Александр Михайлович, не увлекайтесь. Мне ещё вас домой везти!

Сказал - и как сглазил. Хохочущий политолог вывалился из нарт и покатился в сугроб. Коллеги бросились к нему.

- Вы как? Всё в порядке?

- Лучше не бывает, - ответил Вареникин, поднимаясь на ноги и надевая упавшую шапку, которую ему протянул Киреев. - Готов к труду и обороне.

Они пошли в палатку - проведать Джибраева, и заодно допить и доесть всё, что осталось. Миннахматовские родственники снова отказались от водки, русским пришлось уговаривать очередную бутылку втроём.

- Чем меньше пьют оленеводы, тем больше - русский человек, - объявил Джибраев, не поднимаясь с раскладной табуретки.

В качестве закуски были предложены тонкие ломтики замороженной сырой печени, которые надо было макать в смесь соли и перца. Эвенки уплетали это за обе щеки, славяне же давились и морщились.

Вареникин, прикончив бутылку, совсем раскис. К машине его пришлось вести под руки. Усевшись на заднем сиденье, политолог потребовал ещё огненной воды, но ему отказали.

По пути остановились возле магазина. Страдающий Джибраев, которому не сиделось на месте, сходил, купил бананов.

Обратно вернулись к восьми часам. Гостеприимный Туунугур встречал их перемигиванием иллюминации в витринах и на ветвях елей.

- Хорошо у нас всё-таки, - ностальгически проронил Джибраев, потирая плечо.

Ему не ответили. Только задремавший Вареникин неопределённо хмыкнул, пошевелив усами.

Миннахматов развёз всех по домам. Первым высадили охающего Джибраева, затем распрощались с почти протрезвевшим Вареникиным. Киреев сказал Егору:

- Высади меня у института.

- Зачем? - удивился Миннахматов. - Довезу до дома.

- Да нет... мне не туда.

- А куда? Ты скажи - подкину. У нас город-то - переплюнуть можно. Не то, что Питер.

Киреев помолчал, размышляя.

- К Вишневской. Знаешь, где живёт?

Егор изумлённо обернулся к нему.

- Ну да, вроде знаю. Ты квартиру, что ли, там снял?

- Нет. Не совсем.

- А чего тогда? - Миннахматов кинул на него взгляд в зеркало заднего вида, моргнул, и вдруг понял. - Э, да ты что - с ней, что ли? Ого, парень не промах! - Он радостно засмеялся. - Вот это да! Ну рад. Рад за тебя. Мир да любовь, как говорится. А Голубев, выходит, в отставке теперь? Он же на неё виды имел. Хотя чего я спрашиваю! Глупый вопрос. Ну ты даёшь!

Он говорил что-то, радуясь за приятеля, а Киреев улыбался и молчал. Ему вдруг ужасно захотелось спать.

Готовила Светка так себе. Кирееву при всей его криворукости доводилось в походах варить и повкуснее. Но сейчас это его не занимало. Он ел слегка пригоревшую пшённую кашу и наслаждался Светкиным присутствием.

- Сегодня забежала в музей оформить увольнение, - рассказывала она, блестя подведёнными глазами. - Голубев опять докапывался. Предлагал подумать. Мол, оформит мне бессрочный отпуск, чтоб всегда могла вернуться. Даже жалко его.

- Пусть за сверстницами ухлёстывает, - буркнул Киреев, запивая сухую кашу чаем. - Ишь ты, седина в бороду.

Из окна Светкиной квартиры открывался роскошный вид на утонувшие в сумерках сопки. Верхушки их, окрашенные закатным сиянием, дрожали словно извергающиеся вулканы. Снег на подоконнике был испещрён птичьими следами.

- Ты здесь воробьёв, что ли, кормишь? - спросил Киреев, отодвигая тарелку.

- Иногда. Они смешные. Прыгают, чирикают...

Киреев расслабился, откинувшись на спинку стула.

- Ну а в гадюшнике как? Всё тот же декаданс?

- Белая защитилась! - оживлённо сообщила Светка. - Ходит теперь и каждую фразу начинает словами: "Мы, кандидаты наук". И знаешь, кого взяла завкабинетом? Ольку Салтыкову. Все в шоке. А ваш Миннахматов получил расчет. Даже не знаю, куда он теперь. Обратно в Питер, что ли?

- В Иенгру. Оленей пасти. Больше некуда. Или на горно-обогатительный. А может, к вам в музей. - Киреев ухмыльнулся. - Они с Голубевым найдут общий язык.

- А это правда, что Миннахматов разводится с женой?

- Разводится. Супруга не оценила его порыв. Говорит, в Иенгру - ни ногой. И я её даже где-то понимаю. Осесть в Иенгре после Питера - это очень крутой дауншифтинг.

- Он умом тронулся, что ли?

- Человек опробовал социальный лифт и решил, что с него хватит. Здоровье дороже. Я ведь тоже так поступил - ушёл с работы. А он решил вообще отстраниться от городской суеты.

- А на жену ему, значит, наплевать?

Киреев взял из вазы конфету, сунул в рот, а обёртку аккуратно сложил четырёхугольником.

- Можно посмотреть на это с другой стороны - жене наплевать на него. Удобства ценнее семьи. Хорошо, что детей нет. Сошлись, разбежались. Никто ничего не потерял.

- А ты как на детей смотришь?

Киреев хотел ответить каламбуром, но передумал.

- Нормально смотрю. Особенно, если свои.

- Ты что имеешь в виду? - насторожилась Светка.

- Да ничего. Забей. Дети - это хорошо.

Светка встала, обошла его со спины, обняла, положив подбородок на киреевскую голову.

- Голубев мне про свою квартиру и дачу все ужи прожужжал. Думает, отдамся за стабильность. Ну не дурак ли? Как будто этим можно купить любовь. Он нудный. А с тобой интересно. Каждый день - как последний. - Она выпрямилась, посмотрела на его макушку. - Между прочим: у тебя ничего не было с этой Салтыковой? Она как-то странно на меня смотрит.

Киреев задрал лицо, посмотрел на Светку.

- Мамаша её хотела нас свести. Заманила к себе в квартиру, типа чтоб компьютер починил, а сама умотала, оставив вместо себя Ольку.

- И что дальше?

- А ничего. - Киреев перевёл взгляд в окно. - Скачал я им программу диагностики и смылся.

- Точно?

Киреев поднялся со стула, повернулся к Светке, обнял её.

- Точно.

- Ты смотри, Толька! Если соврёшь - не прощу. Лучше сразу скажи правду. Какая бы ни была. Я пойму.

- Клянусь тебе - ничего. Она вообще не в моём вкусе. Слишком шумная.

Она помолчали, с улыбкой глядя друг на друга. Светка сказала:

- Перебирался бы ты уже ко мне, что ли.

- Я и так у тебя всё время зависаю. Мало?

- Мало. Постоянства хочу. Определённости.

Киреев коротко подумал.

- Не понять тебя. То бежишь от голубевской стабильности, то ждёшь постоянства. Экие вы, женщины...

- Ты не виляй! Говори прямо.

- Говорю прямо: давай пока обождём. Притрёмся. Чтоб не вышло как с прошлым мужем.

Светка оттолкнула его, надула губы.

- Куда уж притираться-то? Вроде не первый год знакомы.

- Это другое. Что я тебе буду объяснять?

Она отошла к столу, налила себе чаю. Села, скрестив ноги. Принялась грызть печенье.

- И долго будем притираться?

Киреев вздохнул.

- Ну, хотя б полгодика, - сказал он, помедлив.

Светка сузила глаза.

- Выбираешь, что ли? Ты смотри, Толька, я не люблю быть запасным вариантом. Либо со мной, либо гуляй себе.

Он подошёл к ней, погладил по щекам.

- Никого у меня нет, кроме тебя. Ну, мать ещё. И Степанов.

- А при чём тут Степанов?

- Да он мне уже снится. Не успокоюсь, пока не вытрясу из козла деньги.

Светка, слегка улыбнувшись, долго смотрела на него. Потом сказала:

- Вот за это я тебя и люблю.

Всё утро Киреев возился с курсовой по анализу и диагностике финансово-хозяйственной деятельности на железнодорожном транспорте, которую ему заказали из Новосибирска. География киреевской халтуры расширялась: её щупальца протянулись уже от Урала до Тихого океана.