Киреев почесал в ухе. Комки догорали. Пепел носился на ветру.

- Всё, что ли?

Товарищ обратил на него полный торжественности взор.

- Отныне я наделён силой карать и миловать. А ты мне в этом помог, ха-ха!

- Ну и ладушки. Пойдём жрать, что ли.

Миннахматов встретил их сообщением, что на ужин будут рыбьи головы в манной каше. Сырба почистил только что выловленных хариусов, отрезал им головы и кинул в котелок. Когда всё сварилось, Киреев взялся раскладывать по тарелкам. Но Генка, которому досталось первому, вдруг издал отчаянный вопль и вскочил, отбросив миску. Каша расплескалась по траве.

- Ты чего? - спросил Сырба.

- Там... там черви.

- Да ну?

Все заглянули в котелок. Киреев поворошил ложкой. Действительно, в каше плавали черви.

У всех сразу пропал аппетит. Генка пошёл отмывать миску. Вернувшись, хмуро заметил Кирееву:

- Правильно я мясо больше не жру. В нём скверна. Тело травит. А это, значит, намёк был. Подтверждение.

Киреев пожал плечами, не очень представляя себе, как тот протянет в походе две недели без мяса.

Поздним вечером распогодилось, хотя и похолодало. Налетели тучи гнуса. Оголодавший Генка не выдержал, налёг на хлеб с томатной пастой. Киреев, глядя на него, сказал:

- У меня мама как-то провела три дня на сгущёнке и галетах. Перевал замело, сидела в кузове. До сих пор не может видеть ни того, ни другого. А нам-то две недели плыть.

- Ничего, - сказал Генка, жуя. - Поголодаю. Это даже полезно. Я однажды хотел продержаться сорок дней. Не дали нацисты домашние. Вот теперь наверстаю.

Киреев поставил палатку и, закрывшись от кровососущих сеткой, пошёл фотографировать окрестности. Хмурый Миннахматов, расстроенный потерей каши и несбывшимся надеждам на базу, начал ворчать: чего ходишь и всё снимаешь? Лучше бы дров принёс. Киреев навёл на него объектив фотоаппарата и сделал снимок.

- Вот интересно, - сказал он, - почему комарьё вьётся только вокруг меня? Я самый вкусный, что ли?

- Самый говнистый, - заржал Сырба.

На ужин ели гречку с тушёнкой. Генка есть не стал. Он вообще решил от вегетарианства перейти к жёсткому посту.

- Дольше проживу на Мидгард-Земле.

Достали спирт, разбавили ледяной водой из Холбокана, разлили по сто грамм. Генка от спирта, естественно, отказался и цедил чаёк.

Миннахматов рассказал, как однажды он с товарищами приехал в какое-то глухое село поохотиться. Хотели идти в одно урочище, куда прежде никто не забирался. Стали искать проводников. А местные - все как один - отказывались. Согласился только какой-то подозрительный алкаш. Завёл их в очень странное место - ничего не растет, ни кустов, ни травы - а сам исчез. Тем временем стемнело. Посреди пустоши росло одинокое дерево. Под ним охотники и устроились на ночлег. Проснулись утром - а сверху, на ветвях, висят домовины, в каких обычно хоронят якутских шаманов. Группа быстро собралась и, попросив прощения у предков, дала стрекача.

- До сих пор духам благодарен, что не тронули тогда, - подытожил кандидат наук из Питера.

Сырба, не желая ударить в грязь лицом, тоже поведал историю.

Отправилась как-то в одном из центральных улусов группа детдомовцев в тайгу - то ли на сенокос, то ли еще куда, наполнять закрома родины. Путь их лежал мимо священного дерева, у которого каждый должен оставить какую-нибудь вещицу. И был там один шустрый парень, который тайком собрал у дерева оставленные там монетки. Он был глупый русский и презирал духов Саха. И вот, группа заплутала на маршруте и уже в темноте вышла к какому-то странному зданию - низкому, тесному, внутри полная разруха. А что делать! Вошли, устроились. И тут на улице началась свистопляска - духи взялись призывать того парня, чтобы вышел и искупил вину. Но на парня озарение нашло, он сказал, что знает, как добраться до ближайшего совхоза, а там мужики-трактористы с монтировками и бензопилами ему помогут. Делать нечего, отправили его. Бежал парень что есть мочи, добрался до совхоза, кликнул мужиков. Те пошли с ним обратно. Нашли то здание - а внутри все уже мертвые. А тот парень с ума сошел.

- Мораль, - подытожил Киреев. - Мужиков с монтировками и бензопилами даже духи опасаются.

Товарищи его, однако, отнеслись к рассказанному очень серьёзно. Егор и Сырба плеснули в костёр немного спирта, кинули туда по кусочку хлеба, после чего отошли к реке и повторили с ней ту же процедуру.

- Чувствуешь? - зашептал Генка, млея. - Накачка энергии. Защиту ставят.

- Теперь понятно, от чего коммунизм рухнул, - проговорил Киреев и ушел раскладывать спальник.

На подплыве к Барыласу случилась авария. Путь преградил порог. У правого берега, вдоль которого шли лодки, на пути возник обливной камень. Киреев с Генкой удачно вырулили ближе к берегу и слились в струе, после чего Киреев обернулся и замахал рукой товарищам, чтобы следовали за нами. Миннахматов усиленно закивал и начал работать веслом. Но не успел. Лодку стукнуло о камень, и оба пассажира кувырнулись в воду. Киреев, перепугавшись, заорал Генке:

- Табань! Поворачивай!

К счастью, каменистая отмель была в нескольких шагах. Сплавщики, не выпустив из рук ни весла, ни шеста, вылезли из реки и вытащили лодку. Сырба со смехом делился впечатлениями:

- Чувствую, я в воде, а мне в сапоги вода заливается, и я вниз иду, иду... а потом встал ногами на дно. И пошёл.

Кругом было мерзко и холодно. Вместо неба висела грязно-серая простыня. Дальние берега терялись в пелене мелкого дождя.

Сырба вылил воду из сапог и прошёл назад по берегу, оценивая порог. Вернувшись, с досадой сказал Кирееву:

- Чего махал-то? Мы бы без проблем его с другой стороны обошли, - он сокрушённо покачал головой.

Решили не сушиться, воздух всё равно был пропитан сыростью.

- Тут недалеко должен быть водомерный пост, - сообщил Киреев, чувствуя свою вину.

Пост оказался даже ближе, чем думали. Уже спустя час они заметили по левому берегу тропинку, а затем увидели и моторку, привязанную к дереву. Причалив, направились по скользкой тропе, которая уходила вверх и терялась за соснами. Над рекой вился туман, сзади журчал поток.

Дежурный на посту - седой лысеющий русский в штанах цвета хаки и резиновых шлёпанцах - встретил радушно. А ещё больше обрадовался, когда узнал, что нежданные гости привезли с собой спирт. Видно было, что он соскучился по людям и спешил утолить вербальный голод.

- Сюда раз в месяц танк приходит... ну, гусеничный тягач. Жратву привозит и сменщика. А ещё геологи шарятся, исследователи всякие. Сплавщики. Тюкавкин регулярно заглядывает. Слыхали о таком? Фотограф из города. Я тут видел, как он гриб снимает. Обычный такой гриб. Подосиновик. Плясал вокруг него, как вокруг девушки. Сначала весь мусор по периметру убрал. Потом на шляпку чем-то пшикнул, чтобы блестела. А сверху пинцетом положил хвоинку. И только потом с разных ракурсов стал снимать. Искусство, блин! А как он здешние пороги проходил! Песня! Приплыл сюда с одним мужиком на моторке и перевернулся. Утопил чемодан с фототехникой. Потом в этом месте багром шуровал, пока не выловил.

В предбаннике у хозяина стояли ящики с консервами. Хлеб, по всей видимости, он пек себе сам. А ещё охотился и рыбачил. В общем, не бедствовал.

В жилой части обнаружилась капитальная печь и три настоящие кровати. Гости развешали сушиться мокрые вещи, устроились за столом с кружками разведённого спирта в руках (все, кроме Генки, который продолжал пить чаёк).

А хозяин продолжал:

- Голубой ручей видели? Сюда учёные приезжали, хотели выяснить, откуда он такой вытекает. Сыпали с другой стороны сопки каким-то красителем, да так ничего и не выяснили. А ручей с вечной наледью? Эх вы! Про базу на Чульмакане забудьте. Её Цевин выкупил. Он тут катается на посудине с воздушной подушкой. Видали, небось. База теперь только для своих. Я тут вообще в курсе новостей. Каждое утро с восьми до девяти - сеанс связи со всеми постами. Если надо, можно попросить, чтобы в городе позвонили кому-нибудь. Вы как, дикарями или отметились в службе? А то тут как-то проплывала группа - пять человек. Больше их никто не видел. Да не, вы не напрягайтесь. Они небось в лес ушли. Тут дальше таких больших порогов, как на Барыласе, ещё сто километров не будет. Кстати, здесь с вершины сопки даже телефон берет! Радиотелефон. Не взяли? Зря...