— Ну с твоим курортом, думаю, проблема легко решаемая. Только все будет от тебя же самого и зависеть. В принципе там дела на недельку, вопрос в основном уже ясен, но… не хочу забегать поперед батьки, да и дело спущено с самого верха, так я полагаю.

— Погоди, Костя, — насторожился Турецкий, — а это случайно не с генералом?

— С чего ты взял? — деланно удивился Меркулов.

— Да вот телевизор иногда смотрю, последние новости, которые у нас всегда, между прочим, кровавые. Не замечал?

— Ну как тебе сказать?.. — Костя явно темнил. Чего он боялся? Что Турецкий станет скалой и закатит истерику? Что супругу подключит, отказать которой Меркулов, естественно, не сможет и, значит, дело придется передавать другому «важняку»?

— Да уж ты давай выкладывай правду! Если я прав, то не понимаю, что там еще могло случиться? Вопрос даже дураку ясен!

— Насчет дураков я, пожалуй, не стал бы преувеличивать… Хотя лично я, возможно, и согласился бы с твоим мнением. А вот господин президент… Ну что сказать?.. Помнишь, когда ты расследовал дело о смерти бывшего питерского мэра, там тоже ведь все было предельно понятно, кроме того, правда, что ты потом взял да и обнаружил?[1] И вся заранее спланированная кампания развалилась словно карточный домик. И не помер он от сердечной недостаточности, а был хладнокровно и профессионально ликвидирован. Да чего я тебе напоминаю? Ты отличился, тебе тогда и лавры достались…

— Хм, лавры!.. Скажешь тоже…

Лесть, даже такая мелкая, все равно приятна. А вот что они там себе думают по поводу генерала, в смысле известного сибирского губернатора, который несколько дней назад разбился вместе со своей командой в вертолетной аварии, этого Турецкий, разумеется, не знал. Хотя опубликованные в печати и переданные в телевизионных репортажах с места гибели людей сведения о вероятных причинах трагедии, по сути, никаких сомнений не вызывали. Так, во всяком случае, публично заявляла прокуратура Сибирского федерального округа. Ну и чего тогда с ними спорить? Им же на месте видней! Или милые начальники решили, что если туда, в эти самые Саяны, отправится «важняк» из Генпрокуратуры, то сразу появятся новые соображения?

— Слушай, Костя, а нельзя это дело повесить на чью-нибудь другую шею? — осторожно этак «заныл» Александр Борисович. — Ну что, ей-богу, один я разве? Да, великий, да, ужасный! Но если взглянуть с другой стороны, уже немолодой, усталый, зануда опять же, неудобный, значит… плохо управляемый, а?..

В ответ раздались короткие гудки.

— Турецкий, в чем дело? — с откровенным вызовом спросила вышедшая из кухни Ирина. — Почему я не знаю ничего о каких-то твоих фантасмагорических планах? Почему ты так уверен, будто мы будем счастливы с Нинкой бродить вдоль моря и бояться ступить в него ногой, поскольку оно еще ледяное? Почему ты?..

— Золотце мое, — изобразил на лице горькое раскаяние глава семьи, — я пытался сделать вам сюрприз. Тем более что морская вода налита решительно во всех санаторных бассейнах славного города Сочи. Но… как видишь, благим замыслам, кажется, не суждено сбыться. Вызывают на ковер к самому. И где я теперь встречу первомайский праздник… и вообще встречу ли его, одному Богу известно. Вот так. Пойду добреюсь, печально взирая на очень теперь мне противную физиономию, выпью чашку кофе — уже на ходу, ибо генеральный терпеть не может ждать своих сотрудников, даже таких уважаемых, как твой покорный слуга, и… до лучших времен, дорогая!

И отметил для себя, но уже с легкой долей злорадства, что Иркин пыл, с которым она высказывалась относительно принятия им самостоятельных решений, как-то сразу угас. А ты не торопись в другой раз осуждать художественную самодеятельность мужа! Не успела дать полную волю собственному гонору, как приятный сюрприз тут же и обломился. Нет, оно конечно бы неплохо провести недельку под южным солнышком, однако облом есть облом.

«Но что же все-таки там, у них, еще произошло — из разряда незапланированного? — с привычным легким цинизмом подумал Турецкий. — Вроде и версия имеется бесспорная…»

Впрочем, их, кажется, было несколько, тут же вспомнил он, но все склонялось к тому, что виноват экипаж. Каким-то чудом летчики остались живы, переломало их, конечно, но хоть спаслись. Как и несколько пассажиров, выброшенных при падении из машины. Ну, покалечились, травмы разной степени тяжести, однако уцелели.

Да, к слову, ведь не то на сегодня, не то на завтра назначены официальные похороны генерала! Было даже специальное решение — привезти в Москву и проводить на Новодевичьем кладбище со всеми положенными ему воинскими и государственными почестями — и как генералу, и как губернатору, и учитывая его далеко не однозначное прошлое… Что-то и тут тоже непонятно — очень вчера невнимательно смотрел Александр Борисович телевизор, когда зашла речь в который раз уже на данную тему. А выходит, зря, надо было бы…

И Костя — тот еще хитрец! Нашел о чем напомнить! Да, то дело трехлетней давности, связанное со странной смертью бывшего питерского мэра, удалось раскрыть довольно быстро, хотя там плелись та-акие интриги! Выборы, перевыборы, пиаровские ходы, угрозы, даже «заказные» убийства! А здесь-то что? Ну упал в горах вертолет. Задел за линию высоковольтки, которая, как стало известно, почему-то не оказалась нанесенной на карту пилотов. Был уже вечер, лётное время заканчивалось. А тут еще пурга, снежные заряды. Им бы вернуться, да у губернатора (ко всему прочему, еще и генерала, или наоборот?) характер, говорили, совсем не сахарный: коли приказал лететь, кто возьмется противоречить? Вот и долетались… Допрыгались;.. Но это все — общеизвестные факты. И они, по всей видимости, кого-то сегодня совсем не устраивают. Почему? А вот из этого последнего вопроса и должна в конечном счете произрасти истина. Такова логика…

Так думал и потому старался всегда двигаться именно этим путем Александр Борисович Турецкий, государственный советник юстиции третьего класса, в переводе на армейский погон — генерал-майор. Но — юстиции! А то развелось, понимаешь, кругом всяких генералов, вот никто и не знает, что с ними делать. Войны, что ли, для них нарочно придумывать? Поскольку генерал — это ж не только звание, но в гораздо большей степени — определенный образ мыслей. Чаще всего — неудобных для остального человечества, трудно контролируемых, а еще труднее управляемых, ибо, как писал классик, «каждый мнит себя стратегом, видя бой со стороны». Но, к чести погибшего, последнее его, похоже, не касалось…

Меркулов решительным жестом остановил готовые сорваться с языка Турецкого язвительные вопросы, которые тот уже сформулировал для себя в некоторой последовательности, едучи в машине на службу.

— Все слова — в кабинете генерального. Он уже интересовался тобой. Вот его и спрашивай о чем хочешь.

Турецкий слегка обиделся. Хорош гусь! Как подставлять друга, так нате вам! А как просто разъяснить вполне элементарные вещи, извольте обращаться к руководству? Будто он и не есть это самое руководство…

Готовый ко всякого рода неожиданностям, Александр Борисович уже продумал тактику своих действий в кабинете генерального прокурора и очень даже мог, честно говоря, малость подставить в свою очередь и благодетеля Костю, который сунул его в очередную, наверняка кляузную, разборку, будто щенка носом, даже не посоветовавшись предварительно, не предупредив по-дружески. Да и вообще, близкие люди так не поступают. А теперь еще и эта непонятная демонстрация своего нейтралитета! Ах какие мы все с возрастом становимся мудрыми, обстоятельными и осторожными! Какими объективными! Просто уже никакого спасу нет!.. Но раз ты желаешь в кабинете генерального, значит, тебе придется выслушать и в свой адрес некоторые нелестные, мягко выражаясь, эпитеты. Все той же объективности ради…

— А вот и Александр Борисович, — как бы для себя лично констатировал генеральный прокурор, туго упакованный в форменный мундир, увидев входящих Меркулова с Турецким и указывая им на кресла у приставного столика: — Прошу, коллеги, время поджимает…