— А сколько ж вам лет, Кузьма Семенович?
— Скоро полтинник разменяю… А как выкинули меня, сразу полностью не у дел оказался. Ладно — сам, а семью куда девать? Армия — это понять надо!.. Но ничего, понемногу устроился. На новых помещиков пашу, и свое есть. Иногда думаю: а может, и хорошо, что выгнали? Зато себе хозяин. Но обидно бывает, не объяснить…
— А Реймана вы давно знаете?
— Да знал, — неохотно как-то ответил Курашов. — Он — башка, все при штабе старался. Нация у них такая… — Кузьма Семенович с многозначительной усмешкой посмотрел в глаза Турецкому и подмигнул ему: мол, мы-то с вами хорошо понимаем, что к чему.
Оно-то, быть может, и неплохо было бы все понять, да только в данный момент Александр Борисович никак не мог объяснить себе, с какой целью, по сути, привез его сюда Игорь Иосифович. А что определенная цель была — это ясно. Привез, чтобы получить этакую оплеуху? Вряд ли. Демарш был неожиданным и для него, это Турецкий заметил. Но разговор тем не менее можно было заканчивать. Ничего нового, никакого откровения здесь не случилось.
А странно все-таки получается. Вот здоровый мужик. Почти ровесник ему, Турецкому. Ну сломалась у него судьба в какой-то момент. Но ведь не смертельно же! Дом вполне приличный. С видимым достатком живет. Дело свое есть. Обут-одет, поди, и семья не нищенствует. А все прошлая обида гложет… Ну кем бы он был сегодня, продолжая свою службу? За двенадцать лет мог бы до генерала дослужиться? Такой — вряд ли. Значит, так бы и жил в каком-нибудь гарнизоне, мечтая о собственной квартире да о сносной зарплате. Ему бы судьбу благодарить, а он недоволен. Он продолжает ненавидеть тех, кто ему — он в этом твердо уверен! — жизнь навсегда поломал…
Простились. Турецкий забрал диктофон и вышел. Хозяин махнул рукой от порога, а на улицу не пошел, не хотел, значит, с Рейманом прощаться. Его дело.
Игорь Иосифович сидел в машине и слушал музыку. Посмотрел с улыбкой на Турецкого, спросил:
— Ну как он?
— Слушайте, я ничего не понимаю. Вам-то, извините, на хрена все это было? Какая польза делу?
— А вам бы все только о пользе? — хмыкнул Рейман. — Погодите, вот в. Сибири окажетесь — и не такое услышите.
— Вероятно, так, даже и не пытаюсь спорить, но вернемся к делу: Ему-то весь этот, извините, базар был зачем?
— Мне показалось, что это нужнее именно вам… — Рейман пожал плечами и полез за новой сигаретой. — Генерал поступал так, как считал нужным для себя. Вероятно, имея в виду, а точнее, опираясь также и на совесть, о которой обмолвилась Анечка. Но далеко не все живут подобным образом. А здесь? Я не знаю, о чем у вас шла речь, но догадываюсь — что-нибудь из области философии «кулубники». Помните такого отставного персонажа в фильме «Берегись автомобиля»? В носовом платочке с узелками на голове. И галифе с тапочками на босу ногу. Ну что-то в этом смысле. Короче говоря, если ты генерал, вот тогда у тебя жизнь, а у майора только служба… Между прочим, сколько помню, Алексей Александрович вообще как-то старался не употреблять этого слова — жизнь. Она для него всю жизнь, извините за тавтологию, была исключительно службой. В том-то и разница. В понимании сути, я имею в виду…
А потом Рейман всю дорогу до Москвы молчал. Может, посчитал, что вопрос исчерпан?
— Так я тоже не совсем понял, вы полагаете, что зря потеряли время? — спросил он вдруг, когда машина нырнула под эстакаду МКАД.
— Ну почему же? Неплохо знать мнение обеих сторон… А вообще говоря, я себя вижу пока в роли некоего странного исповедника. С единственным «но». Тому все-таки говорят, или пытаются сказать, правду. О себе, разумеется. Мне же все без исключения торопятся пока внушить свою точку зрения. Но ни в коем случае не о себе. Чуете противоречие?
— То ли еще будет! — хмыкнул Рейман. — Ну так что? Предложение свое не отменяете? Может, мне все-таки не стоит лететь с вами? Тут ведь какая возможна история?.. Я покинул, если уместно так выразиться, нашего генерала где-то с год назад. Причем не порывая с ним добрых и вполне дружеских, как мне представлялось, отношений. Но и у нас с ним было немало разногласий. По разным вопросам. Доходило иной раз… да, и кричали друг на друга. Без рукоприкладства, разумеется. Хотя в добрые старые времена у него нередко и такое случалось. Помню… давно уже было. Сильно проштрафился один деятель, впору под суд его. Алексей вызвал к себе и говорит: «Выбирай — уголовное дело либо по морде?» Тот, естественно, выбрал «по морде». Потом месяц в госпитале лежал. И поди, до конца жизни будет благодарен. Если рассуждать по большому счету… А мы кричали. Только я тонко и пронзительно, вероятно до звона в ушах, он же ревел своим знаменитым басом. Всяко бывало… Но у меня имелись веские причины, о которых, возможно, я вам когда-нибудь и расскажу. Однако сейчас имею основания сомневаться в целесообразности моего пребывания там. В связи с вашим в первую очередь присутствием. У вас поручение господина президента, а я тут, спросят, при чем? И начнут темнить, как у вас выражаются. Вам это надо?
— Вы думаете, что можете мне помешать в расследовании? Но чем конкретно?
— А для того чтобы обсудить данную проблему, кажется, у нас сегодня еще есть немного времени? На который час завтра наметил свой вылет Нефедов?
— Я обещал ему позвонить и уточнить.
— Вот и уточняйте… Думаю, нам не стоит лететь вместе. Да и вообще афишировать свое знакомство.
— У вас сложные отношения с местной публикой? — догадался наконец Турецкий.
— Вы очень тонко заметили, — улыбнулся Рейман — Ваше желание отыскать истину, подкрепленное прямым указанием Кремля, — это, как говорится, одно. Конечно, станут врать, отстаивать собственные версии, полагая, что вытащить всю подноготную вам все-таки не удастся. Найдут способы смикшировать любые ситуации, охмурят, знаете ли, приголубят — как в лучших домах, — и добавил с усмешкой: — У нас, в Сибири, вещи подобного рода умеют делать с поразительным тактом и настойчивостью. Что наверняка и будет вам продемонстрировано.
— Вы сказали — у нас?
— Считайте, по старой памяти. Теперь уже редко когда срывается…
— А если у них — я еще, правда, не догадываюсь, о ком речь, — ничего не получится, что тогда?
— Все будет зависеть от того, что конкретно вы откопаете. Как говорится, по Сеньке и шапка. Сибирь — страна крутая. А в наши дни — еще и плохо предсказуемая. Слишком много там имеется всякого такого, что от желающих урвать свою долю просто нет отбоя. А вы им можете невольно, даже сами того не желая, перекрыть шланг. Вот они и решат тогда, что вы — человек недальновидный или — хуже — упертый, как тот бывший генерал, а значит, никаких дел с вами иметь нельзя. Отсюда выводы.
— Господи, бедный Орлов! Уж он ли не был дальновидным?..
— Он был по-своему уникален. Но при этом, как и всякий обычный человек на его месте, обладал и достаточной силой, и определенными слабостями. Вот почему мне иногда казалось, что самые крупные сложности он создавал себе сам. По службе, как мы уже с вами договорились.
— Разве? — Турецкий улыбнулся. — Ах ну да… Наверное, так оно и есть: у одних жизнь, а другим — вечная служба… Что совсем не одно и то же. Но мой сегодняшний собеседник, которого вы мне подсунули, этого не понимает… Зато и вас тоже терпеть не может! — Турецкий засмеялся с некоторым даже вызовом. — Считайте это обстоятельство оправданием для себя. Рейман скептически хмыкнул и развел руками.
4
Мобильник «проснулся», когда в нем никакой нужды не было. То есть все необходимые телефонные переговоры Турецкий провел, со всеми и обо всем договорился.
Решили, что будет, вероятно, действительно лучше, если Рейман прилетит вместе с вдовой, как бы сопровождая ее, чтобы помочь собрать вещи, а также решить остальные проблемы переезда в Москву. Говорить о губернаторском доме не приходилось вообще: служебная, по сути, площадь, а свято место пусто не бывает, значит, в крае надо будет проводить выборы нового губернатора. И на этот стул претендентов найдется немало — слишком уж шикарный и жирный кусок вдруг отломился. Вот и въедет вскорости в ставшее привычным жилье новый человек и переделает все тут по-своему, в соответствии с собственным вкусом. Но это дело будущего, хоть и недалекого, а жить-то надо дальше. И думать об этой жизни всерьез. Так что проблем осиротевшей семье хватит выше крыши…