История красавицы Амальберж, посмевшей отказать императору, стала достоянием двора, что заставляло меня стыдиться. Я ведь был её единственным свидетелем, и мне в голову бы не пришло болтать. Видно, слухи распространили служители храма. Так или иначе при дворе началось повальное увлечение белокурым ангелом, чудесно исцелённым Пресвятой Девой. Кто-то нарисовал миниатюры с её портретом, не особенно похожим, но красивым. Эти картинки теперь таскали с собой знатные дамы, их камеристки и даже служанки.

Между тем император, никогда в жизни ничем не болевший, захворал. Его мучили внезапные сильные боли в ногах, из-за которых он порой не мог шагу ступить. Однажды от очередного, особенно сильного приступа боли, он упал с коня. Сбежавшиеся придворные никак не могли поднять его. Он ведь был очень высок, да ещё изрядно располнел в последнее время. Наконец общими усилиями принесли Его Величество в покои и позвали лекаря.

Осмотрев императора, тот нашёл застарелую лихорадку и общее утомление. Прописал: не есть жареного мяса и строго беречься от сырости.

   — Афонсо, — сказал Карл, едва дверь за врачевателем закрылась, — сходи-ка к повару, пусть приготовит утку на вертеле. А я полежу часок. Потом пойдём купаться в источники.

   — Но... Ваше Величество...

Его глаза озорно блеснули:

   — А мы не скажем лекаришке! Разве можно лечить человека, отнимая у него радость? Лучше я выпью льняной отвар — раньше всегда пил его и оставался здоровым. Надо издать капитулярий о пользе льна — пусть народ в обязательном порядке пьёт. А то умирают все рано. Ну, иди к повару...

Когда я вернулся — император, полулёжа на кровати, пытался упражняться в письме. Умение это он до сих пор не смог приобрести.

   — Повар жарит утку, — доложил я, — но всё же вам бы поберечь себя, Ваше Величество...

Отложив доску и кусочек угля, он посмотрел на свою большую опухшую руку и сказал:

   — Когда мне было семь лет, в одном монастыре под Парижем хоронили святого Ирминона. Я стоял на краю могилы. Вдруг мне захотелось спрыгнуть вниз из соображений шалости, как ты понимаешь. Я долго ждал, пока отец отвернётся, но он всё смотрел на меня. И тогда я спрыгнул, не таясь, очень гордо. Поскользнулся и напоролся на лопату. Это стоило мне зуба, но потерянный зуб спас меня от наказания. — Он тихо рассмеялся и закончил: — Не будем жалеть и грустить, Афонсо, будем есть утку, раз Господь сотворил её вкусной. Это правильно, а значит, не повредит мне.

И действительно, вскоре Его Величество поправился. Правда, больше не охотился за юными красавицами на городских улицах. Но от наложниц всё же не отказался. Зато щедрее прежнего одаривал церкви и монастыри.

В 804 году отошёл в лучший мир тот, кого император долгое время называл «нашим лучшим другом». Алкуин — великий мастер загадок, философ и музыкальный теоретик. Карл привык письменно советоваться с ним обо всех своих планах. Главный «академист» в последние годы не появлялся при дворе, живя в Турском аббатстве. Руководство придворной школой взял на себя Эйнхард.

Алкуин никогда не льстил Его Величеству. Напротив, частенько порицал, причём весьма резко. Какие гневные послания приходили от него во времена саксонских войн! «Где христианское милосердие твоей проповеди, король? Насаждать веру языком железа — то же, что сажать на камнях». Не щадил «наш лучший друг» и других дел Карла — от брачных планов с «византийской узурпаторшей» до непоследовательности в защите бедных. Действительно, Карл, помогая обездоленным, постоянно требовал от богатых поддержки своим масштабным затеям — от военных кампаний до строительства школ и рытья каналов. Его вассалы обеспечивали ему эту поддержку за счёт тех же обездоленных. Многие богачи специально разоряли своих крестьян, вынуждая заниматься бродяжничеством и разбоем. Потом спасали их, нанимая на работу, но платили уже гораздо меньше. А разбойники работали, как правило, старательно. Ведь те, кто попадались в первый раз, по закону лишались глаза, во второй раз — носа, а в третий — жизни.

Несмотря на неласковость Алкуина, император очень любил и ценил учёного. Когда пришло известие о кончине последнего, даже плакал и выказывал растерянность.

Пережив горе, Карл с новым рвением взялся за «очищение веры». Под «очищением» он понимал следование всех церквей империи римскому канону. «Чтобы лангобард и сакс, и житель Аквитании в любой из церквей чувствовал себя, как дома». Позже ему показалось, что никейский символ веры слишком краток для простого народа. Тщательная «расшифровка» императором этой молитвы привела к выявлению нового свойства Святого Духа, исходящего не только от Отца, но и от Сына. Карл немедленно поделился своим открытием с папой Львом, поставив понтифика в сложное положение. Папа, своим понтификатом обязанный Карлу, в то же время боялся Византии, которая уж точно не стала бы поддерживать новый догмат франкского императора.

Находясь в Ахене, мне было трудно понять, какие у нас на самом деле отношения с Византией. Я не знал: воюем ли мы открыто и достаточно ли велик франкский флот. Одно не подлежало сомнению: франко-багдадский союз укреплялся. Приезжающие с Востока паломники говорили о больнице, построенной в Иерусалиме великим Карлом, и о постоянной помощи тамошним христианам.

На Рождество 806 года с далёкого Востока вновь прибыли послы с подарками. На этот раз привезли шелка, благовония и удивительный шатёр, сплетённый из тончайших разноцветных шнурков. Главным подарком были часы, описанные одним из наших хронистов:

«Движение стрелки по кругу, размеченному на двенадцать частей, напоминало водяные часы с таким же числом бронзовых шариков, которые с наступлением каждого часа падали вниз и при падении извлекали звуки из подложенной снизу чаши; последняя была собрана с таким же числом всадников, которые с наступлением каждого часа выскакивали из двенадцати окошек, и остававшиеся до того открытыми оконца захлопывались; в этот часовой механизм были вмонтированы и многие другие хитрости, перечислить которые нет никакой возможности».

Поблагодарив гостей за подарки, Карл показал им роскошный слоновник, где топтался изрядно растолстевший Абу-аль-Аббас, предыдущий подарок халифа.

Чудесные часы подогрели давний интерес нашего правителя к механике и математике. Это вылилось в увлечение астрономией. Теперь он боролся с бессонницей, наблюдая звёзды вместе с арабским звездочётом. И словно специально для императорского созерцания небесные светила совершили много необычного в 807 году. 31 января Юпитер заслонил Луну, а 17 марта Меркурий — Солнце. Было ещё полное солнечное затмение и три лунных. Эти события вызвали панику в народе. Все ждали беды после столь дурных знамений.

Император запретил «предаваться суевериям, ибо недостойно это верующего христианина». Но вскоре беда постигла его самого. В расцвете лет умерла младшая из дочерей Хильдегарды — Гизела. Карл призвал к себе её лекаря:

— Чем болела наша дочь?

Тот посмотрел на меня, смутился и не хотел отвечать.

   — Говори! — приказал император.

   — У неё не было болезни, Ваше Величество, — пролепетал врачеватель, насмерть перепуганный, — она... погибла путём, естественным для женщины...

   — Какой ещё естественный путь? Ей было всего двадцать семь лет!

   — Она... не смогла разродиться...

Карл гневно отшвырнул кусок пергамента, который теребил до этого, и проговорил раздельно и веско:

   — Моя дочь не замужем, следовательно, не могла быть беременна. Ты понял?

   — Понял, Ваше Величество! — обрадовался лекарь. Румянец начал возвращаться на его бледное лицо.

...Карл продолжал сохранять невозмутимость и уповать на Творца. Когда в том же 808-м датский король Готфрид разбил его союзников — полабских славян и подступил к франкским границам — император не стал готовить войска, а увеличил пожертвования монастырям. Его вера возымела действие. Враги отступили, а Карл приказал заложить на севере две линии пограничных укреплений.