На следующий день Локтев проснулся со смутным ощущением, что ничего еще не кончилось. Нет, он, конечно, знал, что Коваленко вызовет и его, и Анастасию на допрос, что будет докапываться, что, возможно, придется отбиваться серьезно. Но предчувствия Локтева лежали совсем в другой области.

Он вышел на пустой двор; лес встретил его не гомоном журналистов, а пением птиц, стояли у кормушек пятнистые олени. Все было, как прежде, но все уже было иначе.

А Анастасия побежала в душевую. Она мылась в ней раз пять на дню. Так ей понравилось это приспособление, что Локтев едва успевал накачивать воду в бак.

За эти дни они почти не разговаривали. Вокруг все время вертелись какие-то посторонние люди, но дело было даже не в этом. Локтев понимал, что в глубине души и он, и дочь даже рады немного, что не могут остаться наедине, что нет нужды разговаривать по душам. Ничем пока что, кроме ссор, эти разговоры не кончаются.

— Папка, а эта дамочка на тебя запала, — сказала Анастасия, выходя из душа и вытирая волосы полотенцем.

— Не болтай, — усмехнулся Локтев.

— Правда-правда. Она так на тебя смотрела…

Когда завтракали, Анастасия стала рассказывать о книге, которую якобы «читают-перечитывают все интеллектуалы». Название ее было — «Парфюмер». Что-то там о человеке с феноменальным нюхом.

Локтев слушал невнимательно, хотя кивал и поддакивал, поэтому пропустил, как Анастасия ухитрилась перейти к другой теме.

— А что, папка, в самом деле, ты еще совсем не старый. Сорок лет, разве это возраст? Давай-ка мы тебя побреем, пострижем, я же знаю, ты — красавец.

— Чего? — встрепенулся Локтев.

— Съездим в город, пригласишь эту даму в ресторан…

— Прекрати, — мрачно сказал Локтев. — И больше никогда не смей.

Анастасия посмотрела на отца почти с сожалением.

— Пап, — сказала она тихо, — маму не вернешь. Надо жить…

Локтев встал, поблагодарил за завтрак и, взяв ружье с укороченным ложем, отправился в лес.

Нет, лучше бы они не разговаривали вообще…

Неделя прошла спокойно. Анастасия больше не заводила таких бесед, если и говорила с отцом, то на темы посторонние, например о кино или о погоде, хотя, с другой стороны, в Белоярске прогноз погоды никогда нейтральной темой не был.

Коваленко тоже не тревожил, корреспонденты не появлялись, и Локтев решил, что предчувствие его обманывало.

В один из дней он отправился на дальнюю делянку, надо было пометить деревья под вырубку. Да заодно посмотреть, что там с семейством кабарог, которое начало захаживать в его лесничество.

Дорога была дальняя, но Локтев собирался до вечера вернуться. Анастасия пообещала, что от избы далеко уходить не будет. На всякий случай Локтев оставил ей винтовку. Уже когда отошел от избы далеко, подумал, что раньше не стал бы так опасаться за жизнь дочери, раньше тут было спокойно. Да и сейчас, может быть, ничего не изменилось… Или все-таки изменилось?

Глупости это, сам себя успокоил Локтев. Просто он привык жить отшельником, а стоило только оказаться в центре людской суеты, и вот он уже запаниковал.

Дорогу Локтев решил спрямить, хотя пробираться теперь придется через глубокие овраги, скорее напоминающие ущелья, но зато он пройдет мимо водопада Добрыня Никитич. Один из самых больших в России-матушке, почти 140 метров.

Когда здесь не было туристов, Локтев любил посидеть в оглушающем грохоте и водяной пыли, которая радугой закруглялась вокруг водопада. Впрочем, сегодня он вряд ли станет останавливаться у Добрыни. Сегодня надо быстрее возвращаться домой…

Ух!

Он едва успел схватиться за сук в последнюю секунду, иначе полетел бы в яму, убиться — не убился бы, но шлепнулся бы серьезно.

Опять браконьеры.

Теперь, значит, тащи сюда лопаты, закапывай медвежью ловушку. Вот же звери! Скольких животных с переломанными ногами, побитых и обезумевших вытаскивал Локтев из таких ям! Браконьеры то ли забывали проверять свои ловушки, то ли боялись, а звери гибли и гибли.

Локтев отступил от края ямы и оглянулся, примечая место, куда завтра вернется с лопатой, как услышал из ямы тихий стон.

Ага, и сюда кто-то влетел. Он наклонился над ямой, заглядывая в темноту, и увидел… человека. Мужчину, парня в измазанной рубашке, облепленных репейником брюках. Кажется, правая нога у него была неестественно завернута.

— Эй, — позвал Локтев. — Ты как там?

— Иди отсюда, дед, — вдруг вполне ясно сказал парень, — иди, если жить хочешь.

Локтев решил, что парень все-таки не в себе — кто ж хочет остаться на дне ямы! Но в этот момент совсем рядом зарычал мотор, и из-за деревьев вылетел черный джип, который, сминая кусты и подпрыгивая на ухабах, мчался прямо на нею.

Локтев отскочил в сторону, джип проехал мимо и скрылся в чаще.

— Беги, дед, беги! — крикнул парень из ямы. — Мне все равно крышка! А тебя они кончат как свидетеля!

Ишь ты, дедом обозвали. Но действительно, джип возвращался, это было слышно по приближающемуся реву мотора.

Бежать? Еще чего!

Локтев кубарем откатился в ложбинку и залег. Джип снова вылетел из-за кустов. Теперь Локтев увидел, что из бокового окна торчит ствол автомата. Вот оно что. Это уже не браконьеры, это — убийцы. А он ружье оставил дома, дочке. Нехорошо, так нехорошо, что просто паршиво, вот до чего нехорошо. Если найдут парня… Впрочем, о плохом Локтев старался не думать. Он вообще сейчас не думал. Действовал почти механически. Это ведь была когда-то его профессия — воевать. Точнее — отвоевывать. И делать это он умел мастерски.

Глаза сами нашли подходящую корягу, достаточно извилистую, мощную и не сухую. Локтев с силой подтянул ее к себе, выдрав остатки корней из земли, а когда джип в очередной раз вылетел к яме, просто швырнул корягу под колеса.

Оказывается, джипы тоже умеют летать. Правда, невысоко и недолго, а вот приземляться — не умеют. Этот, налетев всей тушей на корягу, взлетел над землей — раздалась безадресная автоматная очередь, — а потом грохнулся капотом о дерево.

Пока подушки безопасности спасали его пассажиров, Локтев успел долететь до машины и тремя четкими ударами надолго обездвижить вооруженных здоровяков. Те и рыпнуться не успели. Впрочем, все равно надо было торопиться. А вдруг этот джип не один?

Локтев быстро обрубил длинную ветку тесаком, спустил ее в яму и вытащил парня. Идти тот не мог. Как только попытался встать, взвыл от боли и упал.

Локтеву пришлось взвалить его на плечи.

— Ты что наделал, дед? Ты их убил? — ошарашенно вертел головой парень. — Как ты ухитрился?

— Ты помолчи, ладно? Живы они. В больнице поваляются с недельку и как новые будут.

— Ну… не знаю, что и сказать. Спасибо тебе. — Парня явно лихорадило, от странного чувства едва минувшей опасности он поневоле разболтался. — А ты кто вообще такой? Меня Борисом зовут.

— Я — лесничий. Ты помолчи все-таки, потом познакомимся.

— Да отпусти ты меня, я сам смогу, наверное… Ох!

— Сможешь, — не послушал парня Локтев. — Но сейчас экспериментировать некогда. — И он прибавил ходу.

Парень на его плече затих. А потом сказал:

— А я уж было решил — все, хана мне.

— Ничего, еще поживешь.

— Если дадут, — загадочно произнес Борис.

Небо было ясное, на него и смотреть теперь не интересно. Хватит уже, пора обратить взор на грешную землю.

Гордеев с портфельчиком в руке спустился с трапа и сел в автобус, подкативший к самолету и отвозивший пассажиров непосредственно в здание Белоярского аэропорта.

Он позвонил Карандышевой в офис, телефон там был занят. Позвонил домой — не отвечал. Снова позвонил в офис — теперь и там не отвечал. Ну что ж, у деловых людей подобное случается, а Валя была, конечно, деловым человеком. Номера ее мобильного телефона у Гордеева не было. Точнее, был номер телефона, которым она полтора года назад пользовалась в Москве, но Юрий Петрович отлично помнил, что сам же Валентине его и подключал…