— Как же допустили Шефкет-пашу в Плевну? Ведь он привел в помощь Осман-паше пятнадцать таборов! Он не только прорвался, но еще и потрепал полки, пытавшиеся не пропустить его в город! — Царь посмотрел на Зотова: — Небось Осман-паша встретил Шефкета как героя. Не так ли, генерал?
— Естественно, ваше величество.
— Это нам урок, ваше величество, — перебил Зотова великий князь Николай Николаевич.
— Смотрите, как бы Сулейман-паша не прорвался к Шипке, Осман-паша этого и ждет.
Натянув повод, император остановил коня и, подняв к глазам подзорную трубу, зорко вглядывался в позиции неприятеля. Милютин понимал: царь, имевший неплохую военную подготовку, ставший еще в молодые годы генералом, уже разобрался в сложности ситуации, в каковой оказалась российская армия под Плевной.
Не отрываясь от подзорной трубы, царь обронил:
— А Осман-паша время попусту не теряет. Разрушенные укрепления восстановил и новые строит.
Цейсовские стекла приближали грозно ощетинившуюся Плевну. Беспрерывно палили пушки. От взаимной перепалки дым клубился тучами. На поле перемещались полки, дивизии. Местами они приходили в соприкосновение с неприятелем.
Взгляд императора задержался на Буковинском укрепленном лагере турок, на деревне Гривице и Ловчанском шоссе.
— Зеленые горы, которыми овладел генерал Скобелев? — указал Александр.
— Да, ваше величество, — подтвердил великий князь. — В этом деле отличились Владимирский и Суздальский полки.
— Я это видел, полки действовали, как и подобает российской армии. Они шли в сражение под музыку и дробь барабанов, с развернутыми знаменами.
— А османов вели их паши и муллы с Кораном. Они контратаковали под зеленым знаменем Пророка, — сказал главнокомандующий. — Скобелев еще раз доказал свою храбрость и верность престолу. Располагай мы в том бою достаточным резервом, способные поддержать Скобелева, исход мог быть иным.
— Весьма возможно. Но Скобелев обращался к вам, генерал. — Царь повернулся к Зотову. — Это вы ему отказали в поддержке.
— Но, ваше величество…
Однако Александр не стал слушать Зотова, обратился к румынскому князю Карлу:
— Я вижу, ваши дивизии составили правый фланг плевненской группировки. Не так ли, князь Карл? Николай Николаевич, может быть, под Плевной сосредоточено недостаточно сил армии?
— Опыт прежних наступлений обязывает нас относиться к Плевне со всей серьезностью.
— Горький опыт, горький, — снова сказал царь. — Не взяв Плевну, мы не можем переходить Балканы.
— Вы правы, ваше величество, — подал голос Милютин, прибывший на Гривицкие высоты чуть позже.
Император повернулся к стоявшему за его спиной военному министру:
— В этом сражении мне трудно разобраться. В одном не ошибусь, Дмитрий Алексеевич, с этой Голгофы мы зрим нашу военную неудачу.
— Ваше величество, вот что для нас сегодня означает вчерашняя нерасторопность Криденера.
— Нам необходимо, ваше величество, сконцентрировать значительный перевес сил, с тем, чтобы в прорыв вводить резервы, способные расширить плацдармы. Надо дождаться прибытия гвардии.
— Согласен, господа. А что генерал Гурко?
— Передовой отряд мы расформировали, его основной костяк сейчас на отдыхе. Уходя из Забалканья, они отбивались от явно превосходящего противника, — пояснил великий князь.
— Но, как я знаю из вашего сообщения, генерал Гурко на Шипке?
— Да, ваше величество, генерал Гурко со своей дивизией и ополчение генерала Столетова сдерживают натиск таборов Сулейман-паши, намерившегося на спинах Передового отряда прорваться через Шипку.
— Шипку надо укрепить, ваше высочество, — вставил Милютин.
Главнокомандующий покосился, но император поддержал его.
— На перевал послан уже Брянский полк, — сказал Николай Николаевич, — подготовим еще.
— Хорошо, — Александр кивнул. — Не будем, господа, сковывать инициативу главнокомандующего и штаба. Все убеждены в одном: нам необходимо стянуть к Плевне войска. Дмитрий Алексеевич верно отметил, гвардию, гренадер, затянуть Осман-пашу железной петлей, лишив его связи с Софией и Видином, принудить к капитуляции. Это честь российской армии, честь Российского государства… — Император поднялся: — И еще, господа, — он просмотрел на великого князя и военного министра; — я предлагаю руководство гвардией поручить самому опытному и достойному генералу Иосифу Владимировичу Гурко. Убежден, под его руководством гвардия займет достойное место в Балканской войне.
С утра, едва начал уплывать туман в расщелину гор, генерал Гурко с начальником штаба Нагловским и другими офицерами штаба понимались на возвышенность и всматривались в неприятельские позиции. Каждый раз они отмечали новые, за ночь отрытые турками, ложементы. Они все ближе и ближе подступали к позициям защитников Шипки. Особенно опасными, по мнению и Гурко, и Нагловского, были турецкие батареи, установленные на горных вершинах. Они практически были недосягаемы для русских батарей, но могли вести обстрел шипкинских укреплений.
— Надо разведать тропы к этим батареям, хорошо изучить и кликнуть охотников, — Гурко повернулся к начальнику штаба. — Думаю, ваше превосходительство, разведать тропы поручим казакам-пластунам. А охотников кликнем. — Чуть погодя Гурко заметил: — Когда мы с вами, Дмитрий Степанович, вышибли с Шипки Халюсси-пашу, я был убежден, что открыли дорогу Дунайской армии, а ныне, как видите, обороняем этот путь.
— Не наша вина, ваше превосходительство. А Сулейман настырен, вон какой силой прет. И у нас потери немалые, да и османы потеряли, если не вдвое больше.
— Прет-то прет, Дмитрий Степанович, но пыл, кажется, уменьшил. Видимо, урок, какой мы ему преподали, впрок. Ему надо таборы не потрепанные через перевал провести. Доведите, Дмитрий Степанович, мой приказ по всем войсковым соединениям, работу по строительству укреплений продолжать. С приказом ознакомьте и командиров дружин… — Подозвал адъютанта:
— О возвращении генерала Столетова доложите мне.
И в мыслях не держал генерал Столетов, что пройдет время, и имя его будет носить одна из вершин Шипкинского перевала.
Столетов возвращался из Тырново, где разместился штаб Балканского отряда, выделенного командованием Дунайской армии для защиты горных перевалов. Тревожно на душе у генерала. Было отчего. Вынужденная стоверстная растянутость Балканского отряда, сосредоточенность резервов на значительном расстоянии от возможных мест главного удара турецкой армии вызывали нервозность командира Балканского отряда генерала Радецкого. Федор Федорович никак не мог собрать данные, уточняющие район возможного наступления Сулейман-паши.
По собственному рассуждению, Радецкий был убежден, что Шипка — это маневр отвлекающий, а на самом деле Сулейман бросит таборы на левый фланг, южный.
Но Столетов и Гурко были уверены: Сулейман-паша местом главного направления избрал Шипкинский перевал. О том подтверждают и бежавшие из Казанлыка болгары.
Конь шел резво, постукивая копытами по каменистой дороге. Шоссе расчищали от камней, засыпали выбоины саперы генерала Кренке. В генерале Гурко Столетов видел опытнейшего военачальника, но, когда старый и мудрый генерал Кренке находился на Шипке, Столетов прислушивался и к его советам. Под руководством генерала Кренке на шоссе, которое ведет от деревни Шипки к вершине, зарыли фугасы на случай штурма перевала.
С ремонтом шоссе торопились, надеялись провести по нему главные силы Дунайской армии в Забалканье, а эвон как обернулось.
Пустив повод, Столетов предался размышлениям. Голову не покидал состоявшийся разговор с Радецким.
— Николай Григорьевич, — спросил Радецкий, — вы предполагаете, Сулейман-паша попытается перейти Балканы у вас, на Шипке?
— Я говорил вам, Федор Федорович, что это мнение и генерала Гурко. Мы судим об этом по оживлению в таборах Сулеймана. Особенно оно замечается у Казанлыка. По слухам, туда направляются таборы от Старой Загоры. Для проверки данных мы с Гурко поручили полковнику Рынкевичу выслать разведку. Она подтверждает наши предположения.
