И тут, в самый разгар моего счастья, я загляделась на что-то, споткнулась, шарики мои выскочили и полетели. Ужас этот я помню до сих пор. Мне захотелось умереть: девчонка я была не плаксивая, а тут устроила такой рев. Но чувствую, на меня не обращают внимания и все смотрят куда-то в другую сторону.

Конечно, это был Веня… Шары зацепились за самый верх заводской трубы, и он уже карабкался на нее по скобам. Смотреть на это, должно быть, было страшно, потому что все замолчали, даже оркестр перестал играть.

Помню, что, когда Веня вернулся с моими шарами, никто его не назвал героем, а, наоборот, кто-то даже сказал, что он хулиган.

Потом, когда мы шли домой, я очень боялась, что отец будет ругать Веню, но он всю дорогу молчал. Венька не выдержал и спросил — разве он и теперь поступил неправильно? Отец подумал и сказал, что, с одной точки зрения, Веня поступил правильно, а с другой — неправильно, но он пока еще сам не знает, какая из этих точек зрения настоящая…

— Веня хорошо запомнил эти слова, — сказал Павел.

— Откуда ты знаешь?

— Когда я ему сказал, что лететь в самовольный рейс — это должностное преступление, он ответил точно так же: с одной стороны, ты прав, а с другой — не прав, и еще неизвестно, какая сторона более правая.

— Это было, когда вы искали Теплое озеро? Расскажи мне об этом.

— Я расскажу…

Пурга, как всегда, пришла неожиданно.

Первые дни они отдыхали. Потом стали тревожиться. Срывалась работа. Телеграммы синоптикам носили оскорбительный характер. Шла третья неделя, как непогода загнала их под крышу в маленьком тихом поселке у моря. Он прилепился меж сопок на берегу залива, который не замерзал даже в самые сильные морозы, и зверобои в лихих брезентовых робах вытаскивали на берег нерпичьи тушки, покрытые, словно воском, налипшей дробленой шугой.

А где-то рядом, может быть, прямо за каменистыми отрогами, до которых, казалось, подать рукой, лежало Теплое озеро. Его не было на картах. Зимой над озером клубился туман, а летом десятки и сотни верст непролазных хлябей отрезали к нему дорогу. На берегу озера лежал песок и мелкий морской голыш, а в теплой воде плескались большие темные животные с чешуйчатыми спинами. Они иногда выходили на берег, и после них на влажном песке оставались причудливые ложбины.

Это было известно доподлинно. Было известно, что у животных длинная шея, и когда они сидят в воде, высунув наружу маленькую плоскую голову, то становятся похожими на водяных змей.

Так говорили на побережье вот уже много лет.

…На исходе третьей недели они целыми днями лежали в спальных мешках и равнодушно поругивали Таля за то, что он проиграл Ботвиннику, а Ботвинника за то, что он проиграл Петросяну. Они думали, что все идет к чертовой матери, работа безнадежно горит, и никому на эту катавасию не пожалуешься.

Павел должен был выбрать место для круглогодичной поисковой партии, а Олег измерял таинственные величины земного магнетизма, и ему для этого выделили специальную машину. Они «шлепали» посадки на лед, и пока Венька соображал, как он будет взлетать между торосами, полыньей и вмерзшей в лед бочкой из-под солярки, Олег колдовал над приборами. Такой веселой жизнью они наслаждались неделю. Потом хозяин, у которого они остановились, сказал среди белого ясного дня, что хватит, отлетались, надо втащить в тамбур лед, иначе завтра они останутся без воды. Синоптики сообщили о непогоде через день после того, как Веня, Олег и Павел залезли в спальные мешки.

На двадцатые сутки Олег нарушил табу. По молчаливому согласию было решено не поминать Теплое озеро до тех пор, пока не представится возможность организовать его поиски по всем правилам. Но случай тяготел над ними. Судьба искушала. В поселке еще были живы старики, которые помнили, как их деды рассказывали о своих друзьях, купавшихся в теплой воде…

Они держались двадцать суток. Потом среди ночи Олег сказал:

— Нет, я не могу на него смотреть. Он спит, как сурок. Нужно иметь крепкие нервы, чтобы спать в ста километрах от ихтиозавра.

— Может быть, в пятидесяти, — сказал Веня.

— Тем более.

— Я не сплю, — сказал Павел. — Я думаю… Думаю о том, что нужно быть безграмотным прожектером, чтобы нести всю эту ахинею. Ихтиозавры! Да просто для того, чтобы допустить существование озер с морской фауной в глубине материка, без всяких там ихтиозавров, надо пересмотреть все существующие теории континентообразования…

Павел говорил все это не потому, что не верил в существование озер, а потому, что слишком хорошо знал своих друзей и боялся, что они наделают глупостей. Себя он считал более опытным и трезвым.

— Ты стал солидным и скучным, — задумчиво проговорил Олег. — Тебя хочется прологарифмировать.

— Тихо, мальчики. Хватит, — сказал Веня. — Будем спать. Утро вечера мудренее.

Пурга утихла ночью. А утром Павла разбудил бульдозер, расчищавший полосу. Он наскоро оделся и вышел в тамбур. Олег и Веня сидели на ящиках и о чем-то вполголоса переговаривались, стараясь не смотреть друг на друга.

— Вполне реально, — сказал Олег.

— Пожалуй, — подтвердил Веня. — По крайней мере, часов десять мы можем что-нибудь такое чинить. Ремонт нам небольшой нужен.

— Лыжу, — подсказал Олег.

— Вполне. Лыжа у нас никуда. И потом, мы слишком хорошо думаем о синоптиках. Кто сказал, что у нас уже не дует? У нас еще немного дует, правда?

Павел поморщился.

— Вы что задумали, пираты?

— Мы задумали сделать несколько галсов над побережьем, — смиренно сказал Олег. — Ты ведь не станешь чинить препятствия, поскольку это для науки.

— Для нее, родимой, — сказал Веня.

— Наука — это лучший способ удовлетворить свое любопытство за счет государства, — усмехнулся Павел. — Вы не согласны? Так считает один наш крупный ученый.

— Вот видишь! Такого случая больше не будет. — Олег смотрел на него кротко и убедительно. — Мы сядем в ста метрах от живого ихтиозавра и возьмем у него интервью. Ты хоть представляешь себе, Пашенька, какими буквами завтра во всех газетах мира будут напечатаны наши имена? И твое тоже…

— Мое не надо, я скромный. И вообще, какого лешего вы меня уговариваете? Я вам что, начальство? Летите хоть в преисподнюю. И нечего друг другу голову морочить. Лыжу они чинят. Да кто вас хватится с вашим рыдваном, сутками раньше прилетите, сутками позже… И приготовьте мне самое удобное место. Вы знаете, я не люблю сидеть в хвосте.

— Именно этого мы и боялись, — сказал Веня. — Нам не нужен твой энтузиазм. Нам нужно, чтобы ты сегодня вышел на связь с моим начальником: «Вениамин меняет тягу левого элерона. Очень занят. Завтра ждите». У тебя обаятельный голос.

— Ну уж дудки! — сказал Павел. — Ищите дураков.

Самолет у Вени был такой домашний и уютный, что его хотелось погладить рукой по симпатичной тупой морде. Он весело щурил глаза-иллюминаторы и кокетливо покачивал крыльями. В воздухе Вениамин был с ним на равной ноге, они вместе закладывали такие виражи, что у новичков захватывало дух, но на земле относился к нему снисходительно.

— Кушетка рвется в облака, — говорил он, выметая из машины окурки. — Самый раз на покой, так нет, романов начиталась. Горе ты мое горькое…

Первые полчаса все было обычно. Павел ухитрился даже немного вздремнуть и проснулся оттого, что машина легла в крутой вираж и он чуть было не свалился с сиденья.

— Циркачи! — закричал он. — Вам в небе места мало?

Венька кивнул вниз. Они шли на небольшой высоте, и Павел увидел на снегу темные пятна яранг и суетящихся вокруг них людей.

— Ничего не пойму, — сказал Олег. — Что-то больно резво бегают, руками вроде машут.

Вениамин снова развернул машину и прошел над стойбищем совсем низко. Теперь ясно была видна цепочка людей; они действительно махали руками, а несколько человек бежали в сторону замерзшей реки, словно бы собираясь встретить самолет при посадке.

— Не нравится мне это, — сказал Вениамин. — Похоже, что-то стряслось. — Он обернулся к ребятам. — Надо сесть, я думаю.