— Не знаю, затмение какое-то нашло. Но с вашей подачи, Арчер, с вашей! Венчание! Странно, что я вообще не проглотил язык. Вот что, сделаю я вам тампон с виски. На яхте есть аптечка?
— Сзади вас, мистер Чимабуэ. В ней должна быть вата, вы слышали о ней, гордый вождь зулусов?
— Смейтесь, смейтесь от души, друг мой. Но учтите, что свой бред вы будете излагать психиатру, поняли? Венчание. — повторил Дэвис. — С семидесятипятилетней старухой!
— Возраст в данном конкретном случае не играет роли. Она бы вам понравилась, уверяю, — заметил Арчер, проверяя целость зубов.
— Понравилась?! Эта старая ведьма?
— Но уж вы ей определенно нравились, сэр. И это решило все, — помрачнел Арчер.
— Решило все? Боже, мой ближайший ассистент и помощник — сумасшедший. Что скажут в университете, ужас.
— Ничего. По крайней мере вы лично ничего не услышите
— Это вы про мои похороны, любезный? Э, да вы опасный субъект, я погляжу.
— Рад видеть в вашем лице агнца Божьего. — Томас осторожно потрогал щеку. — Опасный субъект самоизолируется от общества на яхте. Буду попивать пиво и с нетерпением ожидать газет с некрологом, а потом быстренько дам деру.
— С моим некрологом?
— Угадали, сеньор Чимабуэ. «Непонятные обстоятельства смерти доктора Дэвиса. Архив Холлингтона продолжает хранить свои тайны». Звучит, конечно, средне, но на массового читателя повлияет в том направлении, которое им и нужно.
— Я всегда подозревал вас в неком маниакальном садизме, Томас. Нет, вы явно не в своем уме — и место смерти определили! — заметил профессор, прикладывая смоченную виски вату к скуле Арчера.
— Эх, доктор, прополоскали бы себе своим виски то, что у других называется мозгами.
— Арчер, вы начинаете хамить.
— Знаю. Эта вами за светскую шутку «фотовспышка в темноте». Надеюсь, это все-таки была шутка, — добавил он после паузы. — Иначе…
— От чего я должен очистить свою голову? — перебил профессор.
— О! Вы что, на самом деле ничего не понимаете!
— Почему? То, что вы не в своем уме, я понял прекрасно.
— Нет, что ваше посещение хеллингтонской библиотеки запланировано! — резко возразил Томас. — Не думаю, что два предупреждения вас остановят. Скорее наоборот. Ради трех карт они пригнали ваш «шевроле» среди ночи. Это что, шалости наших студентов, черт возьми?!
Профессор, казалось, не слушал Арчера.
— Легко сказать — запланировано. А если это не-сколько противоречит моим планам?
— Нисколько, в там-то весь и фокус — вы в любом случае должны там оказаться. Абсолютно в любом, ибо этот абсолют крайне ограничен, а небезызвестный замок вас слишком манит к себе, и вы его боитесь.
— Очередной парадокс, — сказал недовольно Дэвис.
— Вся ваша психология соткана из них, так что не вам удивляться… Я еще прочитаю вам проповедь на эту тему, и вы пойдете замаливать грехи!.. Дьявол, и меня обуяла гордыня. — Арчер с нахмуренным лицом, наполовину скрытым ватой, раскурил сигарету. — Это… Это как в кошмарном сне под утро: хочешь убежать от чего-то страшного, а оно все ближе, ближе… Учтено все, и ваша психология как один из важнейших моментов. Впрочем, не так — ее направленно формировали еще с пятьдесят седьмого. Нет, я был не прав, говоря, что гений тьмы…
— Я вспомнил, Арчер, вспомнил! — возбужденно перебил Томаса профессор. — Наконец-то вспомнил. Это… дурацкое слово «чимабуэ» было в записях Эдсон, в ее предсмертных записях.
— Вы уверены? — Арчер впился взглядом в собеседника. — Именно оно?
— Да, Томас, клянусь! — воскликнул профессор.
— Прекрасно. — Арчер стал постукивать зажигалкой от столик, явно выказывая возбуждение. — Этот вопрос мы проясним уже через несколько часов, хотя я начинаю смутно припоминать, что сокрыто под этим странным именем. Это то самое неевропейское слово, о котором вы вы упоминали ранее?
Профессор кивнул.
— Прекрасно. А что мы вспомнили о Сен-Адер?
— Вспомнил? — В глазах Дэвиса застыло неподдельное — изумление.
— Ну конечно. Переходите с подсознательного уровня на обычный. — Томас указал на магнитофон. — Желательно, чтобы вы изложили ваши воспоминания на более, распространенном языке, к примеру английском.
— Хватит, Том, — поморщился профессор и вдруг улыбнулся, — А то заговорю на языке с большим словарным запасом.
— Не надо, доктор. — остановил его Арчер. — У нас, слишком мало времени для шуток.
— Согласен. Мне касается, вас очень интересует, по-чему пансион в Сен-Адере называется «Черная Эльза».
— Вы читаете мои мысли, — живо отозвался Арчер. — Особенно. что значит «черная»?
— Очень просто и никакой мистики — насколько я сейчас помню, в холле этого бельгийского отеля стаяла сосновая статуя, статуя обнаженной женщины.
— Ага! Ну наконец. — Арчер удовлетворенно затянулся. — А как она выглядела?
— Как? Легко сказать. — Профессор подумал. — Высотою, наверное, около четырех футов и семи дюймов[18], на круглом мраморном постаменте. По манере работы — раннее Возрождение. Слушайте, я опять ничего не понимаю, — закончил он растерянно. — Она же слишком большая.
— Все поймете, немного терпения, док. Меня интересует цвет — это самое важное.
— Цвет? Но я же сказал — черное дерево, — недоуменно ответил профессор.
— Да нет же. — Томас досадливо поморщился. — Постамент из мрамора, он был белый?
— Белый, да. Э, вы явно уходите в сторону — мы говорим о статуе, а не о том, на чем она стояла в пятьдесят седьмом.
— Нет, позвольте. Цвет статуи и постамента — вот наша отправная точка, которой мне так недоставало! — Томас в возбуждении сломал сигарету. — В рукописи об этом не говорилось, что меня здорово смущало. А теперь… Черное и белое, разве вам это ни о чем не напоминает?
— О многом, да — опять это навязчивое сочетание мрака и света. Но разделить вашу бурную радость я не могу — я стал суеверен, как средневековый монах. И так же глуп.
— Не скажите! Вся игра вокруг Хеллингтона — лишь последствие деяний трех бедных братьев-бенидиктинцев из Дальцигского аббатства. Но каков мотив! Ей-богу, просто в голове не укладывается! — Арчер в волнении зашагал по каюте, дымя, как паровоз, новой сигаретой.
— Не хотите поделиться своими открытиями, Том?
— Поделюсь. Что еще с вами делать? Но мы должны завершить семисотлетнее дело красиво… Вот она, загадочная фигура! Да, а что вы не можете понять?
— Не позабыли ли вы в эйфории собственных открытий про комментарии Шрайдера? — прищурился Дэвис.
— А, ящик отца Марка, епископа, так? Конечно, Шрайдер писал, что длина сторон его не могла превышать и полутора футов. Это вы имеете в виду?
— Ну да — статую в него не спрячешь. И как вы сможете объяснить это маленькое противоречие?
— Светает, док. — Арчер высунул голову в иллюминатор и закричал: — Эй, вы, лохматые гении тьмы! Я еще покараю вас, я, Томас Арчер!
— Да, Том, вы правы — в ком нет гордыни, так это в вас, — заметил профессор.
— Что делать — надо иногда выпускать пар, все мы не без греха. А теперь смотрите: Шрайдер писал про объем ящика — полтора кубических фута. Это он знал. Остальное — его домыслы. Кто ему сказал, что ящик был в форме куба? Да никто. А если нет? — Томас быстро посчитал на листке. — Вот, пожалуйста. Если принять за основание ящика квадрат со сторонами по двадцать сантиметров, то при том же объеме высота его будет 1,6 метра. Как, годится такой саркофаг для вашей черной подружки?
— Убедили, И я не спорю. Но все остальное?
Арчер, казалось, не слышал профессора:
— Объем, Шрайдер знал объем. Странно, эта мера применяется к сосудам… Жидкость в ящике? Нет, ерунда… Хм, непонятно… — Томас очнулся. — Извините. Вы спрашивали про остальное? Его не так уж и много. Вы не понимаете, почему и в Сен-Адере опять повторяется сочетание черного и белого, двух противоположных стихий, так?
Профессор кивнул.
— Дело в том, доктор, что это сочетание — наверняка чисто случайное.
